Я должен любой ценой удержать царство от разрушения – что мне Йэудея или Амалэйк?! Пусть столкнутся, ударятся и разобьются – лишь бы Эраншахр был велик и славен!
Улыбнулся царь Асвир, выпил вина из золотой чаши и снял со своей руки перстень, который сорвал с пальца Амана, и отдал его Мордехаю.
Велик и могуч мелех Ирана; вон он дает мне перстень власти – что, на самом деле, хочет мелех?.. Мелех Эраншахр…
Сказала царица шаху, что приняла решение поставить Мордехая во главе дома Амана.
Не хочет ли женщина моей смерти?.. Дом Амана – это сегодня весь Иран. И я между Амалэйк и Йэудея…
И снова Эстер молила царя отменить злой указ Амана Агагида и страшный замысел его – убить всех Йэудеев…
вот его повесили, жена его в прахе, но пока в силе указ о смерти Йэудеи…
Протянул царь Асвир золотой скипетр, и поднялась с колен Эстер и стала перед царем. Сказал шах Ирана:
– Пусть возвратят письмо с замыслом Амана об истреблении евреев…
Но вот отдал же я дом Амана царице, а его повесил на самом высоком дереве за то, что поднял он руку на Йэудею. Да.
Сейчас я брошу камень им на дороге. Камень, который им не поднять.
Бросьте камень на дороге, который им не поднять.
Хитроумный Исраэйль, придумай же, как спасти себе жизнь!..
Но… Но… вы пишите об Йэудее все, что вам угодно – все! именем царя – да! И еще: не забудьте скрепить печатью, которая на моем перстне – на том, что я дал Мордехаю. Не забудьте! Потому что того, что написано именем царя и скреплено перстнем царя, отменить нельзя.
Нельзя отменить!!!
И радовался там, наверху, труп Хгамана! И радовался он, последней радостью!
Зарыдала Эстер…
Как же отменить то, что нельзя отменить?..
Мелех – царь… Царь – мелех…
Творец – Мелех?.. Всегда Мелех – Творец?
Чужой царь?.. Фараон?.. Или шах?.. Чужой…
Разве можно поклоняться чужим идолам?..
Чужой царь Ахгашвэйрош. Чужой.
Пришла вся в слезах Эстер к Мордехаю и увидела у него писцов царских, которые написали, что приказал Мордехай; и прочли уже этот указ они царице. А было там написано:
«Разрешается Йэудее каждого города собраться и встать на защиту жизни своей; истреблять, убивать и губить всех вооруженных из народа – тех, кто напал на них – с детьми и женами; и разграбить имущество их в один день. И Йэудее быть готовой мстить врагам своим».
Стояла на этом указе печать перстня царя Асвира.
Вот вышел Мордехай от царя в царском одеянии из сине-ты и белых тканей, и в высокой золотой тиаре, и в мантии из белого льна и багряницы…
Был город Шушан в смятении…
Значит, все в городе знали?..
Знали все?..
Быть в смятении и знать все – нет, это не одно и тоже.
Знать и подозревать – не одно и тоже…
Знание и смятение не совпадает.
Смятение не выше знания.
Подозрение – вне знания.
Смятение вне знания.
И, увидев Мордехая, возликовал город Шушан.
Возликовал теперь город Шушан и возрадовался.
Знали ли в городе Шушан, чему радуются? Знали ли в городе Шушан, что ждет ненавистников Йэудеи?..
Знание вне догадок…
Знание вне жребия…
Появились в доме Эстер неизвестные ей люди. Все они были Йэудея, и у каждого был кинжал. И один из них сказал царице, что прислал их Мордехай и велел ей сказать, что день этот решит судьбу Исраэйль.
Стремителен был полет голубей с письмами Мордехая к Йэудее.
Получили условный сигнал пятерки… и из пятерок – десятки, а из десяток – полусотни, а из полусотен – сотни, а из сотен – тысячи…
Не было мечей, так как мечи запрещены были для Йэудеи – только кинжалы…
Но по слову Мордехая раньше, еще тогда, когда Хгаман во славе мчался на своем черном коне, купила Йэудея луки со стрелами, а так же много приготовили отдельно наконечников и длинных, крепких и ровных шестов, обтесанных под эти наконечники. И вот по условленным сигналам дыма от костров, надели эти наконечники, каждый на свое древко, и с этими копьями ждала Йэудея нападения врагов.
А также много топоров купили у кузнецов Ирана.
А перед этим собиралась Йэудея за чертой городов; там, в полях, учились маршировать и держать строй, а также бою в тесных улочках и закоулках…
Так как бросил Хгаман пур.
И вот враги Йэудеи надеялись одолеть…
Звенело оружие, и не прятались Амалэйк и те из параса и мадам, кто ненавидел бней Исраэйль, и кто из других народов, также ненавидевших Йэудея.
И вот наступил 13 день адара.
День, на который указал пур.
И понеслись черные всадники туда, где жили Исраэйль…
А за этими конниками брела черная толпа, бряцающая оружием.
А в головах этих черных людей было больше вина, чем пищи.
И были среди этих, не совсем уже людей, еще и другие – совсем уже не люди, чьи головы были одурманены особым секретным зельем – шли же они все в день, назначенный пуром, в 13 день адара – убивать.
Простучал копытами конь замыкающего всадника, и вдруг откуда-то рухнуло дерево… и еще… Так возникла преграда между конными и пешими убийцами. Так их отсекли друг от друга.
Сверху же на головы конных обрушились камни. Стали падать первые из них.
Но перед самыми домами вдруг встретил этих злосчастных огонь: огненно-нафтовые языки схватили их. Горело все это…
Пеших же расстреливали лучники: со всех сторон свистели и впивались с глухим стуком стрелы…
И в узких улицах городов Ирана некуда было деться Амалэйк, не было тут спасительных для них песков, как в дни царя Амалэйк у Рефидим… Много их полегло тогда, но кто-то и спасся… Этот же 13 день адара был днем пур.
А потом вышли бней Исраэйль с кинжалами, так как мечей у них быть не могло, лишать жизни тех черных, кто еще остался.
И в разных городах Эраншахра легли 76 тысяч.
И перебили Йэудеи всех врагов своих. И уже брали мечи этих в черном, и ударом меча убивали остальных, кто еще уцелел; убивали и истребляли и поступали с недругами по воле своей.
Вот шли бней Исраэйль и убивали…
Тогда увидели уже вооруженные и мечами Йэудеи 10 сыновей Хгамана.
Было выбито оружие из рук сыновей Хгамана…
Побросали мечи сыновья Хгамана.
Схвачены были сыновья Хгамана.
И Мордехай приказал их всех убить.
10 сыновей Хгамана, сына Амдаты, были убиты.
На грабеж же Йэудея не простерла руки.
Вот тогда сказал царь Ахгашвэйрош царице Эстер:
– О чем просишь ты? Каково желание твое, и будет удовлетворено оно. И будет это выполнено для тебя.
Сказала же царица Эстер:
– 10 сыновей Хгамана. Пусть бы повесили их на дереве Хгамана, где висит их отец.
И их повесили. Их тела повесили.
Йэудея же собралась, чтобы отстоять от врагов жизнь свою и покой, и убили из врагов своих больше 75 тысяч человек, а на грабеж не простерли руки своей.
Так было на 13 день адара, на 14 день адара – наступил покой, и сделали его днем пиршества и веселья.
И город Шушан возликовал и возрадовался. Настала для Йэудеи пора радости, веселья и почестей. И многие из народов стали Йэудеями, потому что охватил их страх перед Йэудеей.
Когда враги Йэудеи надеялись одолеть их, а обернулось оно так, что Исраэйль сам одолел врага, собралась Йэудея, чтобы наложить руку на тех, кто желал им зла, и никто не устоял против них, ибо страх охватил все народы. И все правители, и сатрапы поддержали Йэудею, так как охватил их страх перед Мордехаем, а тот был велик в доме царя.
Выброшен пур – установил он судьбу.
Выброшен жребий – установлен рок.
Хгаман видел жребий.
Мордехай узнал о пуре.
Установилась судьба.
Определился рок.
День же был. День 13 адара.
Создан вокруг человека огромный мир, в котором множества людей, у каждого из которых – множества мыслей – и всем в этом мире, в котором к каждому придут эти мысли, могут придти эти мысли. Праведник оправдывает же и себя, и весь этот мир; он притягивает высший свет для оправдания всех – он включает в себя все мысли этого мира – он и есть этот мир, и все люди – есть этот мир, включающий в себя и праведника. И это – каждый.
Дали свыше власть Хгаману.
Я поставил над вами Хгамана, чтобы властвовал над вами.
Бросал Хгаман жребий, определяя судьбы.
Думал Хгаман, что победит Исраэйль. Знал ли он?.. Разве знал он о своей смерти.
Думал ли Хгаман о судьбе? Разве думал он? Разве знал он? Зачем бы ему тогда бросать пур?..
Боялся Хгаман думать. И боялся Хгаман знания.
Преодоление пура Хгамана – преодоление самого тяжелого состояния – и тогда достижение самого большого света – в этом тайна переплетения дорогих нитей – шеш машзар. Когда появляется бегущий пробор, разделяющий волосы…
Судьба – это желание свыше, но судьба – это и желание снизу – переплетение…
Пур – Пурим – Йом Кипур (ки – пурим – ки – подобный – подобный – Пурим) – переплетение…
Название месяца Адар – адэрэт – плащ; адэрэт сэар (покрывало из волос).
…разделяющий волосы, два раза по шесть (шеш шеш) – возникает переплетение (машзар) – тогда удаляется чужестранец (маш-зар) – уходит зло.
Чужой… И царь чужестранец – чужой. Чужой царь. А чужой царь именно и может исполнить волю… Царь Ахгашвэйрош – разве он не чужой царь? И царь Ахгашвэйрош исполнял волю Хгамана. Чужой царь исполнял волю Хгамана. И, более того, переплетались и сплетались они.
Можно ли отменить указ царя и даже не царя, но от его имени, пусть и скрепленный царской печатью?..
Я так чувствую… Я так ощущаю… Я так понимаю…
Как царь сменяет царя, так и новый царский указ сменяет предыдущий царский указ, если царь этого хочет… или неявно хочет… или совсем не хочет, но жребий брошен.
Разве хотел чужой царь Асвир наградить Мордехая, когда награждал Хгамана? Где об этом сказано?.. И что мешало ему сразу наградить Мордехая, кроме личного нежелания?..
Я так вижу, голландец!
Но когда царский перстень оказался у Хгамана… перс… персты… перстень; когда царская власть стала уходить от Ас-вира, и даже царицей, в глазах Ахгашвэйроша, уж точно, захотел овладеть Хгаман – тогда его испугался царь Персии, и тогда только он вспомнил о Мордехае, и тогда только он наградил Мордехая, и себя спасал шах, сталкивая Мордехая с Хгаманом, рассчитывая, возможно, даже не на гибель Амалэйк, а хотя бы на ослабление; а о спасении Йэудей Ахгашвэйрош даже после смерти Хгамана не задумывался; и как было бы, если бы перс не стал уже бояться и Мордехая, и не уступил поэтому его настойчивости и последовательности, но, все равно, не только не помогал спасению Йэудеи, а настаивал на неотменяемости царского указа; но уже, как сказано, стал с тех пор бояться царь Мордехая и вынужден был ему уступить.
Пей, художник, так мы их всех увидим.
Что же касается того, что не мог все равно Мордехай получить царскую награду, потому что в ней не нуждался, поскольку – праведник-то, как только царь все же дал эту награду, то Мордехай взял ее сразу и немедля. А если б он не сделал этого или хотя бы промедлил, то тогда сбылось бы желание Хгамана: убили бы всех евреев даже после смерти амалекитянина.
Невозможно согласиться, что в Хгамане сосредоточено знание – Хохма. Или мудрость – то есть, левая линия. Не говоря уже о том, что: о каком вообще знании у Хгамана может идти речь? где об этом сказано? – но Хгаман вообще не доверяет никакому знанию и об этом сказано: он бросает жребий, который не выше знания – если Хгамана повесили – вот он результат, которого Хгаман достиг – и который – вне знания. И Хгаман, очевидно: вне знания и вне веры (он верит в чужих идолов).
А вот в Мордехае – да, сосредоточено знание – Хохма – и об этом сказано: «И узнал Мордехай обо всем что делалось». А Хгаман как раз ничего не знал – ни об Эстер, ни об организации, возглавляемой Мордехаем, ни о ее стратегии – ничего. И в Мордехае – Хасидим – вера: и это понятно, он – каббалист, он – праведник.
Именно, в Мордехае: и левая линия – Хохма – мудрость; и правая линия – Хасидим – вера. Именно поэтому, его пур (жребий) и оказался установлением судьбы и определением рока, желаниями свыше и снизу одновременно; и этот пур Мордехая, но этот, – выше знания.
Скрытое – свыше, а раскрытое нам, так как скрытым управлять нельзя, а вот нам надо делать все, что только в наших силах, и только в этом мы можем действовать – делать, что можем.
Сказал рабби Йохананн: «Увидел Творец, что малочисленны праведники – взял и рассадил их во всех поколениях».
Объясняет Раши: «И основал на них вселенную».
Истинное наслаждение должно наполнить все желание и быть красивым….
– Слушай, слушай, датч Рем…, а…, датч Ремб… да, Ремб – нехай, так вот в Пурим едят такое печенье, такие треугольнички – хгамен-ташим – карманы Хгамана… Да, у Україні: это печенье называется: Хгамине вухо. И дети кричат: Хгамине вухо!!! Озней Хгаман. И вот! Когда Пурим, то должен человек опьянеть до такой степени, чтобы не различить между проклятым Хгаманом и благословенным Мордехаем! Пей! Лехайм!!!
Слушай меня, Ремб… чи як там, Лехайм – за жизнь! Пьем!
Слушай, отам, українською, гетьман! Хгетьман! Да! И есть буква гэй – вот такая: ה. И тоже: хг. И – Хгаман. Но… почему стихает буква хгэй?.. И почему Хгаман становится Аманом?..
Так вот, я тобi кажу, он – черный. Этот Хгаман! Весь черный. Все в нем – клипот. Нечистое. Нет в нем света – вообще. Никакого.
А перс… И нет в нем своего света. Он – как дзеркало. Отражает. Только отражает. Еще блискає. Пьем!!!
Рембрандт умыл руки.
Вот они на картине; все: Артаксеркс, Аман и Эстер…Все.
Кроме Мордехая.
Там он…
Валентин, граф Потоцкий, бряцая саблею своею, подошел к той самой картине этого художника – как его, Рембрандт ван Рейн, кажется, так; ну, да, ван Рейн…
И посланы были письма с гонцами во все области царем, чтоб убить, погубить и истребить всех иудеев, малого и старого, детей и женщин в один день, в 13 день адара, и имение их разграбить…
Сознание Валентина помутилось… Все слилось в одно: картина… священный текст… кровь… кровь…
Кровь
Залило все кровью…
Что же было, что же было…
Еще письмо, потом еще письмо…
Царь позволяет иудеям находиться во всяком городе; собраться и встать на защиту жизни своей, истребить, убить и погубить всех сильных в народе и областях, которые во вражде с ними; детей и жен; и имение их разграбить…
Кровь начала набухать… Появились капли на полотне… Капли потекли по черному… По Аману… И первая капля упала на пол… Красно-черная капля…
Кап. Кап… Кап…
Потек ручеек…
Красная… кровавая лента… бежала уже по картине, сливаясь с черным…
Амалэйк – народ – кровопийца; народ, мечтающий напиться крови Исраэйль…
Захор
Захор
Местечко Ильи Виленской губернии.
– Панове, что же нам робыць?
– А что?
– Вот есть тут поляк-иудей.
– Как то может быть?
– Сам ведаю, что не может, но есть. Вот есть такой… Сейчас… Посмотрю… Авром бен Авром… То есть, Абрам сын Абрама. Или еще… Ага… Авраам сын Авраама. Так.
– Але ж… Де ж тут поляк?
– Є й поляк.
– Як то, поляк?! Не позволям!
– Отак, поляк. И… И… Добже. То кажуть…
И шепотом… шепотом…
– Не може бути!
– Неможливо!
– Але то так.
– А граф Потоцкий?..
– Чи знал про Валентина?..
– Як то може бути? Авром Авром – Валентин Потоцкий…
– Нехай буде суд та нехай…
– Вильно!
– Нехай, Вильно.
– Що ми тут собi…
– А нiчого…
Вогнем i мечем.
Вогнем і мечем.
Вогнем
– А туда, туда… Рядом с Замковой горой… Ото там – де люди…
Костер около Замковой горы…
– И как же: второй день Шавуот…
– В праздник…
– Дрова привезли ото отi вон зi Сафьяник – i їх дрова, i подводи – та, бачите, оце ж вони.
– Зажигают! Вон, вон дым пополз!
– Такое зрелище, панянки, смотрите, когда еще такое будет, когда вы еще с Московщины вашей до нас приедете, да и такого уж там не увидеть теперь – только здесь, у Замковой горы…
– То вы осторожнее, панночка, щоб з вiкна не випасти… А ви, панно, теж, й ще є мiсце для вас.
– Ой, дым пополз, пополз!..
Панычи пристроились сзади. Костра им не было видно – они копошились с платьями московских панн; те, увлеченные казнью, им не мешали – не до того…
В комнатке было жарко – за окном – холод… Ни холода, ни жары не замечали – ни панны, ни паны.
Первый, весь в поту, оторвался от своей панночки… й задивився на другу пару:
– Ти диви! Куди?.. Чи як?.. Ти диви!..
Панночки не повертали голови – дивилися на казнь.
Огонь разгорался постепенно; разрастался… расползался…
– Что он там бормочет?..
– Что-то такое…
– Да не разберу…
– Бу-бу-бу…
– Он горит с молитвой…
– Да… Микадэш эт Шмобэрабим…
– О-оо… Благословен ты, Г-подь, освящающий имя свое…
– Умер Гер Цедек…
– Умер праведник.
– Дивись, дивись, ота баба смiється, мов дурна – як конь рже!
– А що це з нею?..
– Знiмiла дурепа.
– Слова мовити не може…
– О, а це що горить?
– Вози, вози!
– Отих, зi Сафьяник…
– Яке полум’я!
– Жах!..
Пур
О проекте
О подписке