Сам же Миша Гришман окончил юридический факультет МГУ, работал в Москве, вел какие-то дела с союзными республиками и был вынужден покинуть родные пенаты в середине девяностых, когда происходил передел собственности и власти и стрельба в Москве приобрела совсем уже фронтовой характер.

Так дядя Миша оказался здесь и неожиданно сам для себя стал одним из основных адвокатов узбекской диаспоры Нью-Йорка. Помогал он и русским… мне помогал, имел связи – узбеки друг друга не бросали, держались вместе, не то что мы – русские. Дядя Миша помогал детям из местных узбекских семей поступить на юридический факультет местных университетов, брал на подработки – понятно, что его крестники были ему благодарны. Так что у дяди Миши были свои люди в ФБР, в налоговой, в мэрии, знакомый федеральный прокурор (почему-то азербайджанец, а не узбек) и еще много кто. В США, конечно, борются с коррупцией, но для них коррупция это деньги, а восточную форму коррупции в виде услуг и благодарностей они ни понять не могли, ни бороться с ней. Так что бизнес дяди Миши процветал, и к нему обращались не только с Брайтона, но и многие другие…

Дядя Миша имел собственный блок в одном из старых домов, на первом этаже он принимал, на втором и третьем – жил. Меня там уже знали, так что пустили без вопросов, я прошел через разделенный перегородками на кабинки зал и поднялся наверх по старой, дребезжащей лестнице и…

А это еще что…

– Михаил Борисович…

– А… здравствуй, Санечка.

Михаил Борисович… короче, я просто не ожидал такого. Гришман был домоседом, он за пределы Брайтона-то выбирался несколько раз в год. А сейчас – он был в сером, не по погоде жарком, костюме, с кепкой на голове, и у него было два… нет, похоже, что три чемодана.

– Михаил Борисович…

– Проводишь меня до вокзала?

– Да, конечно, – на автомате сказал я, – а…

– В дороге поговорим… Санечка.

Михаил Борисович… взял один чемодан, а я – два. И мы пошли на выход, но почему-то не через фирму, а боковой, выходящий на пожарную лестницу. Я, кстати, говорил Гришману заделать его, но он только смеялся и отмахивался.

В узком проулке между домами стоял автомобиль Гришмана, ухоженный и вылизанный до блеска, S600L в сто сороковом кузове. Тот самый, из девяностых. Стоил он сейчас даже в идеальном состоянии десятку, не больше… в США машины дешевеют очень быстро, так как ремонт дорог, и проще купить новую машину, чем заниматься ремонтом старой. Но Гришман держал машину как память и вкладывался в нее… «Мерседес» был как новенький.

– Клади сюда, Сашенька…

Я открыл дверь – и Гришман выкатился на улицу.

– Михаил Борисович… может, я поведу.

– А давай…

Гришман перебрался на пассажирское… дверь захлопнулась и моментально отсекла все звуки. Все-таки «Мерседес» есть «Мерседес».

Я тронул машину с места.

– Хороша, а?!

– Красавица… ты куда?

– На вокзал…

– Какой вокзал, в ДжФК давай… – засмеялся Гришман.

«Мерседес» плыл по асфальту… я вел осторожно – хотя подвеска могла выдержать и намного больше…

– По твоему делу, Сашенька. Я договорился, документы заберешь готовые у Димы. Денег не плати, я ему уже заплатил. Дима тебя не подведет…

– Понимаю… простите, Михаил Борисович… а вы…

– На Родину я, Сашенька. На Родину…

– А…

– Навестить хочу… Ташкент по ночам снится.

– Понимаю…

– А тебе Москва? Не снится?

Я пожал плечами.

– Да нет…

Мне на самом деле не снилась Москва. Почему-то не снилась. Как отрезало.

– А зря… Очень зря, Сашенька…

Я притормозил… пробка. Начинается.

– Михаил Борисович… вы же знаете, у меня – обстоятельства. Нельзя мне в Москву. Никак нельзя.

– Ну, тогда во Францию поезжай. Где служил… вспомни старое, тряхни стариной.

– Работа, Михаил Борисович… – сказал я и понял, что что-то не так. Гришман напряженно смотрел в стекло… старика что-то напрягало и напрягало серьезно. Машина снова набрала ход, и я поинтересовался:

– Случилось что, Михаил Борисович…

– Случилось, Сашенька. Случилось.

Я вдруг понял, что. Гришман болен. И поездка эта в родные места – скорее всего…

– Сколько? – спросил я.

– Да кто его знает…

– Врачи что говорят?

Гришман вдруг недоуменно уставился на меня.

– Саша, ты чего.

– Извините, Михаил Борисович…

– Ты подумал, что у меня…

И тут Гришман сделал то, чего я никак от него не ожидал. Он… рассмеялся.

ДжФК стоял на своем месте, вместе с его гулким неудобным терминалом, тесными парковками и разбитым асфальтом. Я оставил «мерс» на парковке, собрался выйти за чемоданами, и тут Гришман остановил меня:

– Подожди, Саша…

…

– Ты подумал, что я болен, так?

– Ну…

– Я здоров. Только обследование проходил.

Я ничего не сказал, потому что не знал, что сказать.

– Но вот из страны надо уезжать. И как можно быстрее. Пока выпускают…

Следующие десять минут я слушал и при этом чувствовал, как у меня медленно, но верно встают дыбом волосы…

– Я старый еврей, Саша… – сказал Гришман, глядя в лобовое стекло, – повидал много. И плохого, и хорошего. И когда плохого ждать, я знаю…

…

– Есть мальчик… знакомый. Не буду говорить, кто и где… ни к чему это. Он мне вчера сказал – дядя Миша, уезжать надо. Вот-вот начнется. Совсем скоро.

– Скоро – что?

– Чрезвычайное положение введут, Сашенька. Вот набились мы тут в мышеловку, а она – хлоп…

…

– И все…

На Ташкент дядя Миша улетал люфтганзой, потому что прямого между Большим Яблоком и Ташкентом не было. Зарегистрировавшись на рейс, дядя Миша подмигнул мне и сунул ключи…

– За ласточкой моей присмотри…

И прошел в зону вылета, не оглядываясь.

Так…

В голове шумело… от всего, от шума аэропорта, от самолетов, от сказанного… бред какой-то сегодня, а не день. Пройдя в Старбакс, я заказал Гватемала Медиум, присел за столик. Отхлебнул… привычный вкус на этот раз показался горьким, меня чуть не стошнило. Я понимал почему… снова судьба выбросила меня в зазеркалье, где все не то, чем кажется, все имеет двойное дно и никому нельзя верить. Я долго уходил от этого… но нет… видимо, каждый пес обречен возвращаться к своей блевотине…

… Я старый еврей, Саша… Повидал много. И плохого, и хорошего. И когда плохого ждать, я знаю… От судьбы не убежишь, Саша. Мы сами во многом виноваты.

– О чем вы?

– Знаешь, есть такая притча… я не знаю, какого народа – но есть. Есть… однажды в один из городов повадился дракон… начали пропадать люди… один… другой. Люди ничего не могли с этим поделать… но они знали про то, что в лесу живет могущественный колдун. Они выбрали сильного и молодого воина, собрали денег, сколько смогли, и послали к колдуну, чтобы тот сделал его неуязвимым и тот мог сразиться с драконом. Воин пришел к колдуну и попросил, возьми деньги и сделай меня неуязвимым. Колдун покачал головой и спросил, зачем тебе это? Чтобы сразиться с драконом, ответил молодой воин. Колдун сказал, я могу сделать так, чтобы ты победил дракона. Но тогда ты сам станешь им. Станешь драконом.

– Я по-прежнему не понимаю.

– Говорят, здесь когда-то были права. И уважение к ним. Но когда пришла пора сражаться, Америка захотела стать неуязвимой. И она стала драконом.

– Дядя Миша…

– Я знаю, ты меня свихнувшимся старым ослом считаешь. Но что плохого будет в том, что ты уедешь?

– Я не могу. Надо готовиться к выставке, надо вести переговоры со строительными компаниями, с инвесторами.

– Суета сует…

…

– Что ж, дело твое. А я поеду. Ведь от того, что я проведаю могилу отца, ничего плохого не будет, так ведь?

Наверное, я и до этого сам себя накрутил… слежкой этой идиотской. Боб с его конституциональной шизой, дядя Миша с его Ташкентом…

Бр-р…

Я бросил стаканчик с кофе в мусорку и пошел за машиной. На выходе приметил даму с короткой стрижкой, самсонайтом и ноутбуком… короче говоря, четыре к пяти, что автомобиль она тут не оставила. На выходе я прибавил скорость, поравнялся с ней и предложил:

– Подвезти? Или вы предпочитаете такси?

Даму звали Алана… короче. Как я понял, она работала в какой-то инвестиционной компании, так что «Мерседесу» не удивилась. Впрочем, я, со своим старым, но ухоженным «Мерседесом» и весьма специфическим чувством юмора, вполне сошел за того, кем представился, застройщиком, ищущим возможности. Почти, правда, кстати.

Так что мы посидели в одном заведении, а потом поехали к ней домой, в дюплекс на Гринвич-виллидж. Кстати, хорошо живут финансовые аналитики, квартирка миллион стоит, не меньше…

Нам бы так жить…

Проснулся я от едва слышного шороха. Похоже, дама пошла куда-то… я сделал вид, что сплю и ничего не заметил.

Немного подождал… потом поднялся… прошел на кухню. Алана плакала… над кофемолкой. Я молча прижал ее к себе… она прошептала:

– Почитай стихи.

– Какие?

– Какие ты читал…

Стихи… значит. Ну, стихи так стихи…

 
When in the heat of my embrace
I capture your elastic figure
And lavish words of loving praise
On you with tenderness and vigor,
Dear friend, you free your slender build
Of my contracted arms in silence,
And to my words sincere and thrilled
Reply with your mistrustful smiling;
Safeguarding in your memory
Sad tales of loyalty's declension,
Without compassion or attention
You listen drearily to me…
I curse my crafty aspirations
Of youth, with all its vain delights,
And waiting for the assignations
In gardens, in the silent nights;
I curse the words' romantic mumble,
Mysterious melodies of verse,
And kisses of believing girls,
And then their tears, and later grumble^[19].
 

– Как все надоело… – прошептала она: Как я тебя понимаю…

– Давай, сварим кофе, – сказал я, – кстати, ты всегда так рано просыпаешься?

– Нет. Просто сошла с ума от смены часовых поясов.

– Я тоже сошел с ума.

Она фыркнула:

– Не прикидывайся. Я для тебя еще одна победа.

– Это не так.

Она вдруг посмотрела на меня прямо и честно:

– Правда?

Я не отвел взгляда:

– Да.

Молчание прервал телефонный звонок.

– Это мой…

Алана пошла за трубкой, а я…

Я, наверное, не смогу уже жить как обычные люди: наслаждаться чашкой кофе утром или почти что ночью, женщиной, видом огромного города из окон.

– На… на… майн нахин самджи…

И слышу я хорошо…

– Проблемы?

– А?

– Ты выглядишь, как будто у тебя кто-то умер…

– О, нет…

Алана посмотрела на часы. Я примирительно поднял руки.

– Намек понял.

Она смутилась.

– Нет, ты не так все понял…

Неловкое молчание прервала она.

– Душ принять не хочешь?

На улице я оказался лишь в полвосьмого утра.

Нью-Йорк никогда не спит, но мне больше нравится именно это время – с шести примерно до восьми утра, когда встает солнце и еще не началось нашествие леммингов. Из-под крышек люков пробиваются струйки пара, мусорщики на ходу забрасывают пакеты в медленно идущий мусоровоз^[20], полицейские ночной смены пьют свой кофе. Надо бы и мне выпить…

– Доброго утра, офицер…

Чернокожая полицейская сверкнула улыбкой:

– И вам доброе утро, сэр…

Ну, вот. А говорят, Америка превращается в полицейское государство – просто надо к людям с добром, и они к тебе потянутся.

Сказать?

Нет, не скажу.

«Мерседес» стоит на месте, хорошо, что парковочную квитанцию не подсунули. Поеду-ка я отсюда по-хорошему…

А насчет Аланы… не знаю я ничего и знать не хочу. Язык, на котором она сейчас по телефону отвечала, – это не что иное, как урду, распространенный в Пакистане, а теперь и в арабских странах, группа индо-иранских языков. И пыль, которая на ноутбуке немного осталась – немного, но осталась, – это та самая, мелкая афганская пыль-песок.

Так что действительно пойду-ка я отсюда. Счастливо оставаться, леди, вместе со всем, что вы задумали…

США, Вашингтон ДС

Пенсильвания-авеню 1600

Белый дом

11 августа 2019 года

Конечно, я об этом не знал, но нелегкая ночка выдалась не только у меня, но и еще у многих людей. Причем мои проблемы были несравнимы с их проблемами…

Они сидели друг напротив друга – два бойца. Два опытных бойца, каждый из которых многое прошел на поле брани – каким бы оно ни было. Один из них был опытным бойцом в сфере бизнеса, второй – опытным бойцом в сфере политтехнологий. Четыре года назад один из них сделал другого президентом Соединенных Штатов Америки.

– Господи… просто поверить в это не могу.

Президент США отхлебнул кофе. Папка лежала на столе, он начал ее читать и не смог закончить.

– Но это так.

Господи… год до перевыборов. И такое дерьмо…

– С этим можно что-то сделать?

– Нет.

Президент сверкнул глазами на своего невозмутимого советника.

– Черт, ты всегда бываешь прав?

– Всегда.

Президент смирился. В конце концов, это никогда не был его человек – он принял его в качестве вице-президента как уступку партии. Которая тоже не была его партией. Один маленький нюанс: когда его вице-президент был конгрессменом, из девяноста законопроектов, которые он подготовил и внес на рассмотрение, – не прошел ни один. Просто потрясающая неэффективность. Если бы он так вел дела…

– Что будем делать?

– Есть две стратегии…

…

– Первая – все отрицать. Вторая – пройти через огонь.

– Что такое «пройти через огонь»?

– Начать скандал самим, не дожидаясь, пока его начнут другие.

– Не понял?

– Уволить этого придурка. С публичным скандалом.

– Смерти моей хочешь?

Серый кардинал Белого дома прошел к кофейнику, налил себе кофе. Только усевшись и хорошо отхлебнув из чашки, ответил:

– Видишь ли, Дон. Все это дерьмище все равно всплывет. Мы не сможем удержать информацию. Да и… какой смысл идти на перевыборы, зная, что у противников может быть такая бомба? Ты знаешь избирателя-республиканца – он консервативен и никогда такого не поймет:

– Может, пойдем на сей раз от демократов? Они поймут.

– Не смешно. Так вот, избиратели не поймут, но если ты проявишь твердость и сам избавишься от этого мудака – ты предстанешь защитником моральных ценностей. Ты ничего не знал, но как только узнал…

– Партия взбесится.

– Пусть бесится. Они не посмеют его защищать…

Президент усмехнулся:

– Защитник моральных ценностей… Звучит, а?

Президент США в жизни особо моральных ценностей не придерживался. Но что бы о нем ни говорили, он любил совершеннолетних женщин и был многодетным отцом.

– Мне с ним поговорить или вы?

– Давай, ты. Я этого говнюка больше видеть не хочу.

– Понял.

– Кандидаты у тебя есть?

…

– Я так понимаю, это тот, о ком я думаю?

– Да, именно он.

– Дерьмо.

– Да, но за ним стоят те, кто нам нужен.

Президент США встал, обернулся к окну. Овальный кабинет был совсем маленьким, тот, кто сюда попадает впервые, всегда удивляется – даже не пройтись. За окном была ночь. У ограды Белого дома стояли палатки протестующих. Президент не знал, против чего протестуют эти люди, но те люди думали, что протестуют против чего-то очень важного.

Президентство вымотало его. Он всегда принимал решение сам, но, оказавшись здесь, он понял, что находится в центре змеиного клубка и лучше ничего не делать, чтобы не разбудить этих змей. Когда он боролся за это кресло – он думал, что сможет что-то кардинально изменить. Сейчас он опасался, как бы это кресло не изменило его самого.

– Дерьмо, – повторил президент, – нас нанял народ Соединенных Штатов. Кто-то здесь это еще помнит?

– Это слова. Не более того.

Президент повернулся:

– Хорошо. Поговори с ним. Пока просто поговори.

– Будет сделано…

Помощник поднялся со своего места. Когда он дошел до двери, президент окликнул его:

– Эй, Марк!

…

– С днем рождения…

США, Нью-Йорк

12 августа 2019 года

США – это страна новостей.

Новости здесь глотают, как и кофе, – на бегу, только если раньше здесь покупали газету и читали ее в метро, то теперь новости приходят на смартфон, по электронной подписке.

Я же не получаю новостей, потому что у меня нет электронной подписки. Как нет и личной электронной почты – только корпоративная. Как нет и личной странички в Фейсбуке и Инстаграме – только корпоративная. Потому я по недавно опубликованным DHS критериям безопасности отношусь к лицам подозрительным.

Я посмотрел на часы и понял, что опоздал на работу, но тут же вспомнил, что я вообще-то босс и могу себе это позволить время от времени. Потому я огляделся, нашел взглядом ресторанчик итальянской кухни, зашел туда и заказал завтрак. Ресторанчик был семейным, и потому за желудок можно было не волноваться. Нью-Йорк, кстати, в смысле питания вне дома один из лучших городов мира. Можно найти все, что душе угодно и на любой кошелек.

Итальянца, который меня кормил – он был пожилым и похожим на араба, возможно, даже сицилиец, – буквально распирало от желания поделиться со мной чем-то.

– Вы слышали, да? – не выдержал он, когда я знаком показал, что не отказался бы еще от одной чашечки кофе. – Ну дела. Совсем Бога не боятся…

Кофе был хорош – итальянский, а итальянцы научились варить его у арабов. На Сицилии же кофе лучший в Италии. Как и апельсиновый сок. И лимонный.

– Разврат, разврат. До чего мы докатились…

– А что произошло? – Я отпил кофе и показал большой палец. Итальянец расцвел – то ли от похвалы, то ли от того, что он нашел возможность поделиться новостью с тем, кто ее еще не знает.

– Вчера на ток-шоу. Супруга вице-президента обвинила его в том, что он насиловал собственную дочь!

Я покачал головой:

– Да уж…

– Сейчас только об этом и говорят. А давайте, я ноут принесу, там у меня все записано. Посмотрим.

Я пожал плечами:

– Давайте.

Посмотрели.

Ну, то, что в Белом доме сидят придурки, – это знаю я, и не только я. По-моему, в период между выборами популярность федерального правительства составляет процентов тридцать в лучшем случае… а то и меньше. Но то, что там сидят ТАКИЕ придурки… этого я не подозревал.

Вице-президент США. Опытный государственный и политический деятель, с несколько нетипичной для американского политика карьерой – он начинал не как прокурор, губернатор или конгрессмен штата, а как полицейский. И только потом он попал в конгресс. Собственно, нынешний президент потому и взял его в свою команду – с экономикой и в стране, и в мире было по-настоящему плохо, и из них получался этакий тандем: призовой скакун и рабочая лошадь. С вице-президентом, насколько я помню, был связан скандал еще при выдвижении – уже работая в Вашингтоне, он бросил жену и женился на практикантке на двенадцать лет моложе себя. Но так как получилась вполне себе счастливая американская семья, с тремя детьми – общество посчитало это нормальным. И переизбраться тогда он тоже сумел, в его избирательном округе ему поверили. Тем более первая супруга после развода выходила замуж еще дважды и несколько раз вляпывалась в грязные истории, в том числе с наркотиками. Так что скандал удалось замять и кандидат в вице-президенты выглядел даже пострадавшей стороной, пытавшийся урегулировать проблемы в семье, притом что у жены (бывшей хиппи) уже были проблемы с наркотиками.

Но вот это…

У вице-президента осталась дочь от первого брака. И сейчас бывшая супруга вывалила на свет божий доказательства того, что развод был вызван не ее проблемами с наркотиками, а тем, что вице-президент США проявлял совсем не отцовские чувства к их дочери…

Вот это п…ц.

Выступила и сама доча. По телевидению, аж в шоу Опры^[21]. Несмотря на скромное платьице и вид страдалицы, нетрудно было разглядеть за этим сущность конченой б…

У нас интеллигенты (у которых тоже, как интеллигент, так какое-нибудь дерьмо) – а тут хиппи. Хиппи, твою же мать. Никогда не понимал этого, никогда не испытывал к ним никакого сочувствия. Лицемерные паразиты, паразитирующие на обществе. Балласт нации, если это так позволительно будет называть. В семидесятые эти твари чуть не угробили страну. Сейчас они приходят к власти. Не верите? Видели фото Хиллари в молодости? Нет. А я видел. Потому и не задаю вопросов – откуда что берется.

От грязи, от грязи…

Вопрос в том, что будет теперь. В принципе – ничего особо страшного не произошло. Президент тоже не самых честных правил человек, скажем так, а его бывший конкурент на президентских выборах и вовсе погрязла в скандалах по уши. В том числе в сексуальных – сама призналась в том, что имела лесбийский секс в молодости, потом всплыли истории, что она имела лесбийский секс не только в молодости и… сейчас перевыборы на носу. Демократы на низком старте, кандидат у них – в общем-то приемлемый и говорит много правильного. А нынешняя администрация многих разочаровала.

Так что…

США, Нью-Йорк

12 августа 2019 года