– Эта история сильно отличается от той, что печатали в свое время газеты. Насколько я помню, в группу был проведен официальный кастинг. Было прослушивание, на которое явилось огромное количество претендентов, – напряг память Франсуа, – впрочем, я не поклонник и могу ошибаться.

– Нет, вы не ошибаетесь. Кастинг и в правду был. Но этот отбор – огромная мистификация, которую устроил Ксавье, – поморщился Долан. – На самом деле на кастинге отобрали единственного участника группы – Оливье Робера. Все остальные уже были подобраны и утверждены, хотя заверялось, что всех участников группы Ксавье нашел на том прослушивании. Насколько я знаю, Анжело, Нино и Жерар даже приходили на это прослушивание и выступали на нем. Но это была простая формальность. Для журналистов, так сказать. Ксавье вообще создал много тайн вокруг группы. Вы, например, в курсе, что он изменил возраст Анжело? По официальной версии, на момент создания группы Анжело было двадцать лет. На деле, настолько я помню, все двадцать пять, а то и двадцать шесть. Кроме того, придумал ему звучный псевдоним – Ангел.

– Но зачем так много тайн? – не понял Франсуа.

– Ну, возможно, он хотел запутать следы и скрыть какие-то факты из биографии Анжело. Ведь было же что-то, из-за чего Ксавье сомневался в самом начале. Смею предположить, что, прежде чем мой давний друг все-таки решился пригласить маленького гения в Париж, он провел не одну бессонную ночь в раздумьях. Не исключено, настоятельница монастыря рассказала ему что-то, что следовало тщательно скрывать от прессы. Но я могу только строить догадки, а Ксавье уже не спросишь… – побарабанил пальцами по столу Долан.

– Вы помните название монастыря и имя его настоятельницы? – спросил Франсуа, хмурясь и делая пометки в блокноте.

– О, это было очень давно. Имени матери-настоятельницы я вам не скажу. А монастырь… кажется, он там всего один. Google вам в помощь, молодой человек.

Франсуа кивнул.

– А почему Ксавье решил создать группу? Ведь если Анжело был таким талантливым музыкантом, разве не логичнее было сделать сольный проект? – задал он следующий вопрос. Долан раздумывал некоторое время, прежде чем ответить.

– Не скажу наверняка. Я сознательно не интересовался этим проектом. Я хотел дать Ксавье понять, что мне это неинтересно и я в это не верю. Я говорил ему, что это неформат и проект не принесет коммерческого успеха. Мне казалась смешной идея, что четверо накрашенных мужиков, исполняющих странную, пусть и очень мелодичную музыку, могут кого-то заинтересовать. Как показало время, я оказался неправ. Проект стал для Ксавье звездным часом. Но из-за своего безразличия я мало что знаю. Могу только строить предположения.

– Я могу услышать эти предположения? – настаивал Франсуа.

– Вы правы в том, что безусловной звездой этой группы был Анжело. Ксавье всех остальных музыкантов подбирал под него, – вздохнул Долан, ища нужные слова, – и сначала я думал, что Ксавье хочет таким образом «оттенить» Ангела. Заставить его заиграть всеми красками, словно яркий бриллиант – венец в диадеме, в окружении других камней поменьше, но позднее я изменил свое мнение. Видите ли, я все-таки неплохо знал Ксавье, и он был не только продюсером и музыкантом, но, вне всякого сомнения, прежде всего коммерсантом. И ответ на ваш вопрос, вероятно, кроется в том, что он не был до конца уверен в Анжело. Ведь мой бывший партнер вкладывал огромные деньги и колоссальные усилия в раскрутку нового проекта. Возможно, он решил подстраховаться. Если бы Анжело пришлось уйти из группы, его можно было на худой конец заменить другим солистом. Понятно, что популярности группе это не прибавило бы, но позволило бы продолжить существование и перепевать старый репертуар. Заменить солиста в группе можно. Заменить сольного певца – нет.

– Был конкретный человек, которого, по вашему мнению, Седу готовил на место Анжело в случае чего? – поинтересовался Франсуа, вертя карандаш в пальцах.

Долан поскреб подбородок и кивнул:

– Думаю, прежде всего вам следует обратить внимание на Нино Тьери. Он был первым, кого Ксавье утвердил в группу после Анжело. Это невероятно талантливый стервец с небольшим комплексом недолюбленности. Насколько я знаю, он всю жизнь старается прорваться на первые роли, но все время оказывается вторым в очереди. Он в течение нескольких лет терся рядом с Ксавье, и тот, наконец, нашел ему применение. Жерар Моро сразу отпадает. История не знает примеров того, что ударник становился солистом, да к тому же он самый старший из «Панацеи».

– А Оливье Робер? – предположил Франсуа.

– Робера я знаю меньше всего из этой четверки. Он хороший парень, но мне показалось, ему не хватает тщеславия, – покачал Долан головой. – Нет, он определенно не подходит на роль лидера группы.

Франсуа помолчал, прежде чем задать следующий вопрос, чувствуя себя журналистом, роящимся в чужом грязном белье, и думая, что таковы уж издержки профессии, но Долан его опередил:

– Я могу задать вам вопрос? Вы уже допрашивали Бертолини? – И, дождавшись, пока Франсуа кивнет, продолжил: – Какое мнение у вас сложилось о нем?

Франсуа помедлил с ответом, вспоминая. Потом начал, аккуратно подбирая слова:

– Открытый, жизнерадостный, веселый и очень… – Он искал правильное определение, но не мог найти.

– Странный? Инфантильный? – подсказал Долан с усмешкой. – Не удивляйтесь. Он всегда таким был. Я видел его всего пару раз и толком не был с ним знаком, но парень каждый раз кидался мне на шею, как шестилетний ребенок, и пищал, как девчонка. Меня это слегка коробило. Я ревностно берегу свое личное пространство. Впрочем, нужно отдать ему должное, с его морем обаяния это всегда выглядело очень мило. К тому же это можно списать на его итальянский темперамент. Но это не отменяет того факта, что молодой человек ведет себя несоответственно возрасту.

– Да, пожалуй, – вынужден был согласиться Франсуа. – Обниматься со мной он, естественно, не обнимался, но на допросе вел себя слегка… ребячливо, это да.

– Так вот, я легко допускаю, что Ксавье испытывал к Анжело чувства, сродни родственным. Он постоянно повторял, что Анжело его маленький ангел. Он находил в нем нечто божественное, – грустно улыбнулся Долан, – его можно было понять.

Франсуа вздохнул и перелистнул блокнот.

– У Ксавье Седу были недоброжелатели или даже враги? – задал он следующий вопрос.

– У нас у всех есть недоброжелатели, – усмехнулся Долан, – особенно если по профессии ты – продюсер. Приходится отказывать огромному количеству людей и буквально каждый день разбивать чьи-то мечты. Вы знаете, сколько талантливых людей приходит на прослушивания? А тебе нужно выбрать одного-двух. А Ксавье так и вовсе не отличался деликатностью. Мог сказать что-то сгоряча. Так что людей, не любивших его, мягко говоря, навалом. Начнем с того, что перед тем, как переехать ко мне, он совершенно по-скотски бросил свою жену и сына. Сын, кстати, позже пробовал связать свою жизнь с музыкой. Даже на кастинг в «Панацею» приходил, между прочим, но Ксавье отказался ему помогать. К слову сказать, никаких особых природных талантов к пению у парня не было. Был даже небольшой скандал: Ксавье что-то резко сказал. Парень так же резко ответил. Кажется, мой друг разбил его мечты. Потом молодого человека выводили с охраной.

– Как зовут сына Седу? – сделал еще одну пометку в блокноте Франсуа.

– Андре, – не задумываясь ответил Долан. – Вот только фамилия у него другая. Бывшая жена Ксавье предпочла, чтобы мальчик носил ее фамилию. Но думаю, вам не составит труда его найти.

Франсуа согласно кивнул и захлопнул блокнот. Но Альберт Долан явно не спешил прощаться с ним. Он задумчиво разглаживал пальцами лежащую перед ним газету с неприглядной статьей.

– Пожалуй, я должен рассказать вам об одном маленьком происшествии. Возможно, это мелочь, и все же в свое время это заставило меня задуматься, – медленно произнес он, словно размышляя, стоит ли говорить об этом детективу. – Мы с Ксавье одно время посещали психотерапевта. У нас был один на двоих специалист. После того как наши пути разошлись, я счел неэтичным пользоваться услугами этого врача и нашел другого, – усмехнулся он. – Так вот однажды, еще в пору, когда мы имели общего специалиста, я столкнулся с Ксавье в приемной. Увидев меня, он задергался так, будто его застали на месте преступления. Я подумал, ну что такого, я же прекрасно знаю, что он посещает сеансы психотерапии, но оказалось, в этот раз он был в роли сопровождающего. Я подошел к нему, чтобы поздороваться, когда из кабинета выскользнул, как всегда, сияющий Анжело. Ксавье невероятно смутился и предпочел побыстрее улизнуть. Я тогда не придал этому большого значения, но сейчас подумал, что, возможно, вам стоит об этом знать.

– Имя психотерапевта? – снова раскрыл блокнот Франсуа.

– Клэр… Клэр Лэми. – Долан кивнул в сторону приемной: – Я думаю, мой секретарь сможет найти для вас ее адрес. И не пугайтесь, она дамочка с характером. Но специалист блестящий. Возможно, она сможет рассказать вам что-нибудь.

– Спасибо, – искренне поблагодарил Франсуа, но все так же не мог уйти. – И все же, как вы думаете, Анжело мог убить Ксавье? – спросил он, подумав немного.

Альберт Долан поник в своем кресле и надолго замолчал.

– Я давно зарекся делать какие бы то ни было предположения. Жизнь иногда преподносит сюрпризы похлеще любого детектива. Я не знаю, кто и кого мог убить. Я знаю одно… – сказал он, и голос его треснул. – Этот старый засранец Ксавье Седу не должен был умереть вчера.

Франсуа молчал, не зная, что ответить.

– Вам приходилось терять близких людей, молодой человек? – спросил его Долан. Франсуа внезапно почувствовал каждый мускул в своем теле и на секунду позволил себе прикрыть глаза. Он не спешил с ответом. Его ответ не требовался. Но в его затылок уже дохнуло зимой, и на мгновение он опять увидел то, отчего до сих пор иногда просыпался среди ночи в холодном поту: светлый застывший взгляд, уже слегка тронутый желтизной гниения, и белое лицо, покрытое нетающим инеем. Видение проскользнуло легкой тенью между его глазным яблоком и тонким веком, и женский истеричный голос опять иглой вонзился в мозг. «Это все из-за тебя! Твоя вина! Твоя!» Франсуа привычно прогнал от себя воспоминание, а Долан тем временем продолжал: – Наверняка нет. Вы слишком молоды для этого. Позвольте дать вам совет? Не тратьте жизнь на глупые обиды и мелочные выяснения отношений. Вы можете думать, что у вас еще будет время на то, чтобы все отыграть назад. Вы можете думать, что у вас впереди все время во вселенной. Но однажды окажется, что у вас не осталось и гребаной секунды на то, чтобы все исправить. Не повторяйте моих ошибок. Я не просто потерял друга. Я потерял его дважды. Первый раз – много лет назад на главной площади Триджано в Италии. И второй раз – сегодня ночью… И не дай вам бог понять то, о чем я сейчас говорю.

Франсуа молчал, не зная, что сказать. Любые общепринятые дежурные фразы, которые он мог произнести сейчас, звучали бы фальшиво и неуместно. Альберт Долан все так же спокойно смотрел на него. Его глаза блестели чуть ярче, чем следовало бы, и были раскрыты чуть шире, чем обычно. Так бывает, когда слезы уже набежали, но еще не плачешь, хотя стоит моргнуть – и теплая капля скатится по щеке. Франсуа все понимал. Всегда неловко видеть, как плачет зрелый сильный мужчина. Он встал, кивнул на прощание и поспешил затворить дверь. В уменьшающийся зазор между дверью и косяком он увидел, как некрасиво дергаются плечи Альберта Долана на фоне еще светлого квадрата окна.

* * *

Франсуа вышел на улицу и с наслаждением вдохнул теплый воздух полной грудью. Стояла прекрасная безветренная погода. Уже смеркалось. Люди собирались в кафе, чтобы пообщаться с друзьями и поужинать. Первыми, как заведено, занимались столики на улице. Пахло жаренным на углях мясом. Кто-то смеялся. Кто-то пел под гитару. Вдалеке прокатился рев мопеда и тут же стих. Вокруг кипела обычная вечерняя жизнь. Париж был, как всегда, прекрасен и полон любви ко всему живому. Детектив вдруг подумал о Ксавье Седу, лежащем сейчас в холодильнике морга с разбитой головой, и зябко передернул плечами. Повинуясь внезапному порыву, он вытащил из кармана мобильный и набрал номер Тамары.

– Можешь ничего не говорить, я видела новости, – вздохнула она. Ее голос звучал устало, но, по крайней мере, не так раздраженно, как утром. Он слышал, как где-то в глубине квартиры агукает Вадим. Против ожиданий, он не плакал. – Остаешься на работе?

– Я предупреждал тебя, что выходить замуж за полицейского плохая идея, – ответил он, вдруг понимая, что соскучился. – Как Вадим?

– На удивление спокойно, – он по голосу почувствовал, как она улыбнулась, – мне даже удалось вздремнуть два часа днем, пока он спал. А потом мы ходили гулять.

– Я люблю тебя, – произнес Франсуа искренне, – тебя и Вадима.

– И мы тебя любим, – ответила на признание Тамара. – Позвони, как сможешь. Я хочу быть уверена, что с тобой все в порядке.

Франсуа почувствовал, как к горлу подкатывает ком, и кивнул, забыв, что жена его не видит. Нажав на отбой, он перешел через дорогу и купил в первом же попавшемся кафетерии два багета с ветчиной и сыром и бутылку воды. Его ждала бессонная ночь в конторе, и, несмотря на то что аппетита не было, он понимал, что питаться все равно надо. Он уже подходил к машине, когда его мобильный ожил в кармане.

– Что-нибудь нарыл? – не тратя время на прелюдию, поинтересовался Франсуа, чувствуя охотничий азарт. Знал, просто так Басель звонить не будет.

– Да, есть кое-что, – отрывисто бросил напарник, и, судя по тому, что на этот раз обошлось без его привычных шуточек, у него было что сообщить. – Я просмотрел запись с камер наблюдения перед подъездом. Ксавье и Анжело зашли в подъезд в 01:08, и почти следом за ними в 01:13 зашел человек в толстовке с капюшоном. Судя по движениям, достаточно молодой. Явно прятал лицо от камеры. Возможно, нервничал. Я только что завершил поквартирный обход, его никто из жильцов не опознал по фотографии. То есть он не проживает в этом подъезде и ни к кому не приходил в ту ночь.

– Интересно, – пробормотал Франсуа, чувствуя адреналин под кожей. Одной рукой он открыл дверцу машины и забрался в салон. – И во сколько этот тип вышел из подъезда?

– Это самое интересное, – хмыкнул Басель на том конце провода, – он не выходил.

Франсуа почувствовал, как мурашки бегут по спине.

– Я еду в контору, – бросил он, – встретимся там.