Глава 2

Комната допросов представляла собой мрачное помещение без окон. Как и любое, лишенное естественного освещения, оно угнетало и давило на психику, вызывая чувство дискомфорта у подследственных. Казалось, плохо прокрашенные тусклой зеленой краской стены были пропитаны их болью и отчаянием. Вся обстановка состояла из железного стола и трех стульев. Два стула по одну сторону от стола занимали Франсуа и Басель. На оставшемся напротив них сидел молодой человек, которого им предстояло допросить. Он был невысокого роста и болезненно худ. Его светлые, явно крашеные волосы выглядели всклокоченными и торчали в разные стороны. Он был бледен, и на фоне белой кожи лица явственно выделялась свежая багровая ссадина на скуле. Ясные карие глаза были сильно подведены косметикой. Его руки беспрестанно двигались: он без остановки потирал пальцами оба запястья, затем вскидывал ладони к шее, ощупывая ее, потом круг повторялся. Франсуа завороженно наблюдал за этим танцем рук, чувствуя, как начинает кружиться голова.

«Зря я не послушал Баселя. Нужно было позавтракать. Еще не хватало в обморок хлопнуться», – подумал он про себя, а вслух поинтересовался:

– С вами все в порядке? – При этом он кивнул на шею и руки молодого человека.

– Простите, – смутился тот, – я обычно ношу большое количество фенечек, ну… аксессуаров, тут и тут, – он жестами показал на шею и руки, – и когда нервничаю, то привык теребить их. Но у меня все здесь забрали, – горестно закончил он. С этими словами опустил руки и даже для верности зажал кисти между коленями, демонстрируя свою готовность сидеть смирно. Всем своим видом он напоминал большого ребенка. Даже тембр голоса у него был слишком высоким для человека его возраста. Франсуа не был большим поклонником современной музыки, но треки группы «Панацея» не мог не слышать. Они неслись чуть ли не из каждого утюга. И голос солиста, конечно, помнил. Так что был уверен, что и в повседневной жизни Бертолини говорит нормальным мужским баритоном. Теперь ему все время казалось, что тот вот-вот устанет кривляться и начнет говорить ниже. Но этого не происходило.

– Ссадина у вас на лице, – показал карандашом Франсуа, мысленно пожав плечами, – откуда она?

– Ах это? – потрогал подушечками пальцев разбитую скулу молодой человек и поморщился. – Это меня полицейский случайно об косяк задел, когда из квартиры Ксавье выводил, – улыбаясь, объяснил он.

– Случайно? – показал белоснежные зубы в улыбке Басель, и они с напарником переглянулись. Им хорошо были известны методы группы захвата.

– Ну, не специально же, – радостно подтвердил молодой человек. – С чего им меня бить специально? Я же им ничего не сделал.

– То есть жаловаться вы не будете? – уточнил Франсуа на всякий случай и покачал головой.

– Нет. Зачем? – искренне удивился молодой человек. – Я же говорю, они сделали это случайно, – повторил он, словно ему пришлось объяснять элементарные вещи.

– Хотите умыться? – рассеянно поинтересовался Франсуа.

– Зачем? – опять повторил молодой человек.

«Он так и будет отвечать вопросом на вопрос?» – раздраженно подумал Франсуа.

– Вы не успели смыть ваш концертный грим, – объяснил он терпеливо.

Анжело помолчал, соображая, а затем рассмеялся:

– Ах это! Нет-нет, это мой повседневный макияж. Я всегда так крашусь.

– Зачем? – подал голос Басель, оживляясь на своем стуле.

«Черт, они что, оба сговорились?» – простонал про себя Франсуа и покосился на напарника. Тот все еще дулся на него за то, что его оставили без завтрака. По дороге в комнату для допросов Басель успел выхватить пакетик с чипсами из автомата, но этого было так ничтожно мало, что его раздражение только усилилось.

– Ну, я же рокер. Звезда, – ответил молодой человек с таким выражением, словно ему снова пришлось объяснять прописные истины. При этом в голосе его не было высокомерия, только желание все как следует растолковать.

– Ладно, приступим к допросу, – вздохнул Франсуа, решив пока не обращать внимания на то, что не относится к делу. – Назовите ваше имя.

– Ангел, – с готовностью улыбнулся молодой человек.

Франсуа поморщился и отложил карандаш. Где-то в области затылка зарождалась тупая боль, грозя перерасти позже в настоящую проблему. А допрос явно обещал быть долгим и бестолковым, судя по подозреваемому.

– Назовите ваше настоящее имя, пожалуйста, – процедил Франсуа сквозь сжатые зубы. – Ангел – это же не имя…

– Нет, это сценический псевдоним, – улыбнулся тот. – Ксавье придумал. Мое настоящее имя Анжело. Анжело Бертолини.

– Сколько вам лет? – задал следующий формальный вопрос Франсуа, соблюдая хорошо известный порядок процедуры допроса.

– Мне тридцать три, – ответил молодой человек.

– Сколько? – переспросил Франсуа на всякий случай. Он не был большим поклонником группы «Панацея», но помнил точно, что у группы достаточно молодая фанбаза. До сей поры он был уверен, что возраст фронтмена не больше тридцати лет.

– Мне тридцать три года, – повторил оказавшийся уже не таким молодым человек с улыбкой. Франсуа присмотрелся. Действительно, под слоем макияжа можно было различить неуловимую на первый взгляд паутинку морщин. Но ребячливая манера поведения музыканта и его высокий тембр голоса так не вязались с тем, что он сказал. – Я понимаю ваше замешательство, – тут же счел необходимым разъяснить тот. – Ксавье не распространялся насчет моего возраста. Кажется, он говорил всем, что мне двадцать пять. Вроде это должно было быть частью моего имиджа. Но на самом деле мне трид-цать три.

– Род деятельности? – вздохнул Франсуа, задавая следующий дежурный вопрос и тоскуя заранее. Скорее всего, с этим рокером легко не будет.

– Я – солист группы «Панацея», – гордо известил их молодой человек, и его руки снова метнулись к шее. Впрочем, он тут же вспомнил что-то и опять поспешно зажал кисти рук между коленями. При этом он скалился в сторону Франсуа так, словно встретил лучшего друга после долгой разлуки.

– Где вы родились? Вы ведь не француз? – продолжил допрос Франсуа, краем глаза ловя какое-то движение сбоку. Басель раскачивался на стуле, поставив беднягу на две ножки. Это был явный признак того, что напарник находится в раздумье. По опыту Франсуа знал: чем больше амплитуда раскачивания, тем в большую задумчивость погружается напарник. Однажды тот свалился-таки на пол, раскачавшись как следует, и потянул шею, а после месяц ходил в специальном пластиковом корсете.

– Я родом из Италии. Родился в местечке под названием Триджано, – с готовностью отозвался допрашиваемый. Он умудрялся постоянно излучать позитив каждой порой своего тела. Он даже на краешек стула сдвинулся, выражая свою готовность к беседе.

«Странно, – подумал Франсуа. – Он ведет себя совсем не как суперзвезда. Где его звездная болезнь? Где спесь и надменность?» – Он работал в полиции не первый день и перевидал всякое. Поэтому, идя в комнату для допросов, он ожидал увидеть раздраженного напыщенного павлина, который с порога начнет орать о том, что его задержали незаконно, и требовать адвоката. А этот тип вел себя так, словно они все собрались тут, чтобы поиграть в полицию. – Он, вообще, понимает, насколько все это серьезно?»

– Семья? – задал следующий вопрос Франсуа.

– У меня ее нет, – слегка помрачнел молодой человек. – Родного отца я не помню. Меня воспитывали мать и отчим, но и они умерли. Так что… – развел руками фронтмен, но грусть, вероятно, не могла долго задерживаться на его лице, и через минуту он снова улыбался.

– Братья или сестры? – уточнил Франсуа, каким-то шестым чувством уже подозревая ответ. Молодой человек помедлил и грустно покачал головой:

– Нет, никого.

– Девушка? – Франсуа просматривал пометки в своем блокноте, сделанные при разговоре с Жюли Лернон.

– Да, – быстро ответил молодой человек, – ее зовут Сандрин. Она очень хорошая. Мы встречаемся раз… два… три года, – перечислил он, загибая пальцы, и в конце концов просиял, словно прилежный ученик.

– Вы живете вместе? – уточнил Франсуа.

– Нет. У нее карьера. Мы вообще редко видимся, – почесал нос молодой человек и беспечно махнул рукой.

– Так, – Франсуа тряхнул головой. – Я собираюсь задать вам несколько вопросов о вчерашнем вечере. Пожалуйста, будьте внимательны, каждое слово может быть использовано против вас в суде, – веско сказал он, и сидящий напротив него молодой человек с готовностью закивал. Он прекратил манипуляции с руками и подался вперед. – Итак, расскажите, где вы были вчера вечером. – Франсуа выпрямил спину и приготовил остро заточенный карандаш. Молодой человек кивнул.

– Вчера вечером Ксавье устроил вечеринку в честь выхода нашего последнего альбома. Он сказал, что мы все здорово потрудились и это не грех отметить. Я был там. На этой вечеринке.

– И где она проходила? – задал вопрос детектив, хотя заранее знал ответ.

– Если не ошибаюсь, место называлось «Ватикан», – прищурился допрашиваемый, вспоминая. – Дурацкое название. Очевидно, поэтому я и запомнил. Обычно я плохо запоминаю названия, – доверительно поделился он абсолютно ненужной информацией.

– Кто еще был на этой вечеринке? – продолжил допрос Франсуа.

Молодой человек пожал плечами.

– Да все были. Ребята из «Панацеи». Ксавье. Люди, которые помогали записывать альбом. Ну там звукорежиссеры всякие, персонал. Народу собралось много, – все так же с улыбкой объяснил он.

– Вы не заметили ничего необычного на вечеринке? Не было никаких конфликтов? – продолжал Франсуа.

– Нет, ну что вы! Я же сказал, там были люди, работавшие над альбомом. Они всю душу в этот альбом вложили и пришли праздновать. Все было очень здорово и мило. Мы шутили, смеялись…

– Выпивали, – ехидно подсказал Басель.

– Да, – подхватил молодой человек, даже не заметив подвоха, – выпивали тоже.

– Вы тоже пили? – поинтересовался Франсуа, бросая на Баселя недовольный взгляд, но тот только пожал плечами.

– Да, я пил, – честно признался допрашиваемый.

– Много пили? Что, если не секрет? – продолжал допытывать Франсуа.

– Да ну что вы, какой секрет! Пил виски, а сколько – не помню точно, если честно. Но я был не очень пьяный, – откровенничал молодой человек.

– А Ксавье Седу? В каком он был настроении? Он пил? Много? – приступил к уточнению немаловажных обстоятельств Франсуа.

– Ксавье? – переспросил молодой человек, и его руки опять потянулись к шее. Затем он одернул себя и снова спрятал руки между коленями. – Ксавье был в хорошем настроении. Ведь мы же сделали действительно хороший альбом. А пил он или нет, я не знаю. Наверное, пил, – пожал он плечами, – я не приглядывался.

– Вы покинули вечеринку вместе с Ксавье? – задал следующий вопрос Франсуа.

– Да, Ксавье сказал, что хочет обсудить детали предстоящего турне по Японии, – весело кивнул Анжело.

«Он, вообще, в курсе, что его обвиняют в убийстве?» – в который раз поразился Франсуа.

– А почему так поздно? – спросил он вслух. – Разве это нельзя было обсудить утром, на следующий день, например?

– Не знаю, – пожал плечами молодой человек, – я не спрашивал.

– Вы всегда делали то, что говорил Седу? – опять не выдержал Басель. Франсуа покосился на голодного и злого напарника, словно говоря: «Прекрати, ты мешаешь», но тот сделал вид, что не понимает бессловесной пантомимы.

– Да, – вопреки ожиданиям, не обиделся молодой человек, – всегда. Он же мой продюсер. Он знает, как лучше.

– Это Седу так сказал? – уточнил Басель.

– Да, – подтвердил с готовностью молодой человек, – Седу так сказал.

В комнате повисло молчание. «Абсурд, – пронеслось в голове Франсуа. – Этот тип издевается. Просто сидит и внаглую смеется над нами. Или нет?»

– Ну, ладно, – предпочел он не заострять внимание на последней фразе допрашиваемого. – В котором часу вы покинули вечеринку?

– Не знаю, – ответил фронтмен, – было уже поздно. Нас повез Тома – водитель Ксавье. Может быть, он помнит? – подсказал он, выказывая полную готовность сотрудничать со следствием.

– Расскажите, что было, когда вы приехали на квартиру к Ксавье Седу, – напрягся Франсуа. На что сидящий напротив уставился в потолок, прилежно вспоминая.

– Ну, мы зашли в подъезд, затем поднялись на лифте на третий этаж, Седу достал связку ключей, отпер дверь, и мы вошли в квартиру, – перечислял молодой человек, вспоминая. – Потом прошли в кабинет. Ксавье спросил, не хочу ли я выпить. У него всегда был мой любимый виски.

– Что потом? – спросил Франсуа, подаваясь вперед.

– Мы выпили. Ксавье закрыл дверь кабинета на ключ. Потом сказал, что этот альбом и его успех тоже. Он сказал, я должен быть доволен и… благодарен ему и… – В этот момент он замер. По его светлому лицу пролетела тень, словно небольшое облачко на секунду закрыло солнце. Он молчал.

– Что потом? – не выдержал Басель, но молодой человек продолжал хранить молчание. Его лицо стало восковым, потеряв всю подвижность и цвет.

– Что потом? – повторил Франсуа, не выдерживая.

– Я не помню! – вздрогнул молодой человек и рассеянно потер виски. – Я правда не помню. У меня такое бывает.

– Что бывает? – не понял Франсуа.

– Я иногда не помню, что я делал, – объяснил молодой человек.

– Как удобно, – съязвил Басель, разочарованно откидываясь на стуле.

– Нет, что вы! – возразил молодой человек. – Это совсем неудобно! Мне потом окружающие рассказывают. Я сам ничего не помню.

– И часто это бывает? – полюбопытствовал с усмешкой Франсуа.

– Нет, – ответил Анжело, постепенно приобретая прежний цвет лица, – слава богу, не часто. Иногда на выступлении. Когда я выхожу на сцену, то словно превращаюсь в другого человека. Последний раз это случилось на концерте в Лондоне. Я впал в какое-то странное состояние. Я не помнил, как оказался в гримерке. Никто, кстати, ничего не заметил. Все сказали, в тот вечер я был в ударе. Правда, разбил гитару, – сбивчиво бросился объяснять молодой человек. Было видно, он очень старается помочь и рассказать все, как было.

– Какую гитару? Как разбили? – спросил вконец ошалевший Франсуа, поняв, что чистосердечного признания сегодня не будет.

– Ну, обычную гитару. Я выхватил ее из рук Нино и разбил о сцену. Так говорят. Я не помню, – с охотой объяснял певец.

– Нино Тьери? Гитариста? – уточнил Франсуа машинально.

– Да, – благодушно кивнул молодой человек и охотно пояснил: – Того самого.

– То есть вы хотите сказать, что в обычной жизни такое случилось в первый раз вчера у Ксавье в квартире? А до этого только на сцене? – уточнил Франсуа, и Бертолини весело кивнул.

Франсуа задумчиво постукивал карандашом о блокнот. Что-то не срасталось.

– В квартире Седу был кто-то еще, кроме вас? – спросил он задумчиво. – Вы сказали, Ксавье закрыл дверь кабинета на ключ, – медленно повторил, просматривая свои записи.

– Что? – не понял Анжело, все так же улыбаясь. Улыбка вообще почти не сходила с его лица.

– Вы сказали, что, когда вы зашли в кабинет, Седу закрыл дверь на ключ. Зачем? В квартире еще кто-то был, кроме вас двоих?

Молодой человек надолго задумался.

– Нет, я так не думаю, – ответил он наконец. – Когда мы пришли, в квартире было темно. Не похоже, чтобы там находился кто-то еще.

– Вы не заметили ничего подозрительного на улице перед подъездом? Никто не заходил следом за вами? – продолжал Франсуа.

– Нет.

Франсуа помолчал, снова изучая записи в блокноте.

– Седу не показался вам озабоченным или чем-то расстроенным в тот вечер? – задал он следующий вопрос.

– Нет, – опять повторил Бертолини, – совсем нет. Ксавье очень хороший. И добрый.

Франсуа вздохнул, достал из папки черно-белую фотографию и протянул ее молодому человеку.

– Вы узнаете этот предмет? – спросил он, наблюдая за реакцией подозреваемого. Тот внимательно рассмотрел снимок и затем растерянно положил его на стол.

– Это похоже на то, что было у Ксавье в коллекции. Он собирал такие штуки, прямо тащился от них. Говорил, от них веет силой и смертью. Его это завораживало. А что?

– А то, что это орудие убийства, – ехидно подал голос Басель. – Этой, как вы говорите, штукой убили Седу. Ему нанесли около тридцати ударов по лицу, затылку, шее и плечам. Это сделали вы?

Молодой человек побледнел и с ужасом замотал головой.

– Это вы убили Ксавье Седу? – повысил тон Басель.

Молодой человек подпрыгнул на месте и побледнел еще больше, хотя, казалось, больше уже некуда. Улыбка в конце концов сошла с его лица, а сильно подведенные глаза расширились от ужаса.

– Я… Я. Я… – начал он, заикаясь от страха. – Я не знаю! Я не знаю… – С этими словами он уронил лицо на руки, скрещенные на столе, и принялся неразборчиво бормотать что-то, отчаянно мотая головой из стороны в сторону.

– Что значит, ты не знаешь?! – взревел Басель, в мгновение ока возвращая стул в вертикальное положение, и ударил кулаком по столу так, что фотографии разлетелись во все стороны. – Ты или нет?!

– Я не помню, – раздалось приглушенное рыдание из-под скрещенных рук. – Я… не… помню!

Франсуа движением руки остановил Баселя. Напарник недоуменно покосился на него, беззвучно спрашивая: «Ты чего? Мужика надо колоть». Они всегда так работали. Франсуа вежливый и понимающий, Басель грубый и жестокий. Они могли дожать его прямо сейчас, Франсуа это понимал, но что-то его останавливало. В комнате повисла тишина. Басель обиженно замолчал и засопел. Франсуа ждал и бездумно чертил в блокноте, пока молодой человек плакал, уронив голову на скрещенные руки.

– Ксавье был мне как отец, – донеслось до Франсуа сквозь приглушенные рыдания. – У меня никого не было, кроме него. Я не мог! Я не хотел! Я не знаю! Я не помню!

Оба детектива молчали. Тишину нарушали только тихие жалобные всхлипывания и бормотания несчастного. Его горе было искренним, безграничным и абсолютно детским.

– Вам принести воды? – спросил наконец Франсуа мягко и повернулся к Баселю, кивком головы показывая на дверь: – Принеси стакан воды.