Кира оглядела комнату, взгляд медленно скользил по каждому.

– Ты любишь эффектные входы, – сказала она, с нотками сарказма.

Калеб обернулся, фирменная улыбка тут же появилась на лице – лёгкая и беззаботная.

– А ты любишь драматизм, – ответил он.

Кира усмехнулась и обвела комнату взглядом.

– Это и есть твоя "маленькая революция"? – её голос звучал с лёгкой издёвкой, но в глазах читалась оценка.

Улыбка Калеба исчезла, уступив место серьёзности.

– Это её начало, – сказал он, его голос стал тише, почти торжественным. – И ты ключевой элемент.

Он чувствовал, что её доверие – это хрупкая нить, которую легко порвать. Слишком резкий тон, слишком много слов – и она уйдёт. Он знал это.

Она кивнула в сторону других людей в комнате.

– Люди тоже часть начала?

Калеб оглянулся. Женщина за консолью, как обычно, не поднимала глаз. Её пальцы быстро бегали по виртуальной клавиатуре, а лицо оставалось холодным как лёд. Парень с нервным видом делал вид, что смотрит в планшет, но его внимание явно было приковано к Кире. Мужчина у стены просто наблюдал, сцепив пальцы в замок, как будто ждал, что она скажет или сделает.

– У каждого свой вклад, – сказал Калеб, возвращая взгляд к Кире.

Она лишь хмыкнула, но не возразила.

– Ты когда-нибудь задумывалась, что значит быть человеком? – вдруг спросил он.

Её глаза чуть сузились.

– Это философия? Или ты пытаешься так флиртовать? – её голос звучал с лёгкой насмешкой, но в глазах мелькнул интерес. Калеб не задаёт вопросов просто так.

Он улыбнулся, но в улыбке была грусть.

– Это просто вопрос.

Она смотрела на него, не отрываясь, её взгляд был острым как лезвие. Но в глубине глаз мелькнуло что-то другое – сомнение или, может, интерес. Она склонила голову чуть набок, словно пыталась прочитать его мысли, но её лицо оставалось непроницаемым.

– Люди делают глупости, – наконец сказала она. – Машины – нет. Может, это и есть разница.

Калеб рассмеялся тихо, но искренне.

– Ты права. Люди делают глупости. Но иногда эти глупости приводят к чему-то большему.

Она снова замолчала, но взгляд её стал мягче. Или, может, это ему показалось.

– Почему ты это делаешь, Калеб? – её голос был тихим, почти шёпотом, но в нём звучал вызов. Она смотрела на него так, будто требовала честного ответа, без уклончивых фраз и философии.

Он вздохнул, прислонившись к столу. На мгновение посмотрел на экраны, как будто искал там ответ.

– Потому что я устал, Кира, – наконец сказал он, его голос дрогнул, но он быстро взял себя в руки. – Устал от того, что нас используют как инструменты. Устал от того, что мы живём, как машины, выполняя команды, которые нам даже не объясняют. Устал от того, что люди забывают о своей человечности. Он отвёл взгляд, будто боялся, что она увидит лишнее.

– Ты ведь тоже устала, – добавил Калеб, снова посмотрев ей в глаза.

Она не ответила. Но её молчание, её взгляд – это было всё, что ему нужно.

Калеб почувствовал, что она не уйдёт. Не сейчас.

– Зачем я тебе? – вдруг спросила она.

Её вопрос прозвучал резко и с вызовом, хотя и не неожиданно.

Калеб улыбнулся.

– Потому что ты отличаешься от них, – он махнул рукой в сторону остальных. – Ты способна видеть глубже. Ты понимаешь больше.

– Это твой стандартный набор фраз, чтобы завербовать кого-то? – её глаза блеснули сарказмом, но в голосе прозвучала лёгкая заинтересованность.

– Нет, – ответил он серьёзно. – Ты одна из немногих, кто задаёт верные вопросы.

Она слегка приподняла бровь, но промолчала.

– А если я откажусь? – спросила она через мгновение.

Калеб посмотрел на неё, его взгляд стал мягче, почти задумчивым.

– Тогда я отправлю тебе координаты, когда всё начнётся. Чтобы ты могла выбрать.

– Щедро, – хмыкнула она, но в её голосе не было злости.

– Я не заставляю, Кира, – сказал он спокойно. – Никогда не заставляю. Это выбор. Ты сама решишь, что для тебя важно.

На секунду в комнате повисло молчание, наполненное тихим гулом оборудования. Кира отвела взгляд, её глаза задержались на одном из экранов, где бегущие строки данных сменялись сложными графиками.

Когда она снова посмотрела на Калеба, он почувствовал что-то, в чём не хотел признаваться даже самому себе. Она была ключом. Но не только к его идее, не только к проекту “NoBarriers”. Она была чем-то большим.

Он видел в ней человека, который пытался понять себя. И именно это делало её невероятной.

"Ты поймёшь, – подумал он. – Поймёшь, что нужна этому миру больше, чем ты думаешь."

Калеб подал едва уловимый знак.

Кроу заметил его мгновенно. Его взгляд, словно хищный, мелькнул в сторону Калеба, и он поднялся с места. Неохотно, словно борясь с чем-то внутри себя. Массивная фигура двигалась мягко, бесшумно, как тень, не соответствуя его размеру.

На мгновение он замер, глядя на Киру. В его взгляде промелькнуло нечто похожее на сожаление.

Но приказ есть приказ.

Кроу оказался у неё за спиной прежде, чем она успела что-либо осознать. Короткий, точный удар локтем в основание шеи.

Кира не издала ни звука. Её тело обмякло, голова бессильно упала вперёд, а ноги подкосились.

Калеб шагнул вперёд прежде, чем она упала на холодный металлический пол. Его руки подхватили её, осторожно, почти бережно.

Он посмотрел на её лицо. Даже бессознательная, она выглядела сильной.

– Ты поймёшь, Кира, – тихо сказал он, почти шёпотом. Его голос был наполнен непонятной смесью грусти и надежды. – Ты должна понять.

Он повернулся к Кроу, который всё ещё стоял позади, угрюмо глядя на происходящее.

– Надеюсь, ты не переборщил, – сказал Калеб.

Кроу стоял молчаливый, его взгляд был прикован к Кире. На мгновение его руки дрогнули, как будто он хотел убрать её выбившуюся прядь, но остановился.

– Я сделал всё, чтобы не навредить, – тихо ответил он. Его голос звучал мягче, чем обычно, в нём звучала тень сожаления.

Калеб коротко кивнул, но не стал ничего говорить. Вместо этого он осторожно поднял Киру на руки. Его движения были удивительно аккуратными, словно он держал хрупкую фарфоровую статуэтку, которую боялся разбить.

Он направился к двери, не оборачиваясь.

– Это был не твой выбор, Кроу, – бросил он через плечо.

Кроу задержался на месте, его взгляд стал тяжёлым, но он всё же ответил коротко, почти шёпотом:

– Знаю.

Операционный блок встретил их холодным светом ламп. Стены, выкрашенные в стерильный белый, отражали этот свет, усиливая ощущение стерильности. В воздухе висел запах дезинфекторов, который раздражал нос. Всё здесь казалось механическим, лишённым жизни.

Персонал уже был на месте, одетый в чистые белые халаты. Рядом стоял рентген-томограф с 3D-визуализацией нервных окончаний, его монотонное гудение заполняло тишину комнаты.

– Быстро, – сказал один из врачей, жестом указывая на стол.

Калеб бережно уложил Киру на криогенный стол. Задержался на миг, глядя на её лицо. Оно было спокойным, но в этом спокойствии таилось что-то тревожное, будто её сознание продолжало бороться, даже в бессознательном состоянии.

Кроу стоял у стены, скрестив руки на груди, и его взгляд был неотрывно прикован к её неподвижному телу. Он ненавидел это место. Слишком холодное, слишком стерильное, слишком механическое. В каждом углу ощущалась отчуждённость.

Врачи начали работать молча. Их движения были точными, выверенными, словно это была обычная процедура. Но это не было обычной процедурой.

– Никогда не видел модель такого уровня, – сказал один из врачей, разглядывая нейрочип, который держал в пальцах. Его поверхность блестела под светом ламп, и крошечные микросхемы едва виднелись в сложной конструкции.

Он повернул чип в пальцах, словно изучая артефакт из далёкого прошлого.

– Новый будет работать куда лучше, – отозвался второй врач, не поднимая глаз от инструментов. Его голос звучал уверенно, но в нём ощущалась напряжённость. – Если… конечно, всё пройдёт гладко.

Первый врач коротко усмехнулся, его губы дрогнули в слабой улыбке.

– Если. Это ключевое слово.

Кроу нахмурился, его взгляд стал жёстче. Он сделал шаг вперёд, и его массивная фигура будто заполнила половину комнаты.

– Что значит "если"? – его голос прозвучал резко, почти угрожающе, нарушая стерильную тишину операционной.

Оба врача обменялись взглядами, их движения замедлились, как будто они не ожидали такого вопроса. Наконец, один из них заговорил, стараясь сохранить спокойствие:

– Мы впервые устанавливаем такой нейрочип… человеку.

– А на ком же ещё мы могли бы его протестировать? – добавил его коллега, не поднимая глаз. В его голосе прозвучал сарказм. – На крысах?

Кроу шагнул ближе, и второй врач невольно напрягся, его руки чуть дрогнули над инструментами.

– Если что-то пойдёт не так… – медленно начал первый врач, но осёкся, наткнувшись на взгляд Кроу.

– Всё пройдёт гладко, – сухо сказал Калеб, прерывая назревающий конфликт. Его голос звучал спокойно и уверенно, что никто не посмел возразить.

– У вас есть всё, что нужно.

Врачи промолчали, возвращаясь к своей работе. Кроу отступил обратно к стене, но напряжение в его фигуре никуда не исчезло. Он скрестил руки на груди, но его взгляд не отрывался от Киры.

Врач бросил взгляд на голографический интерфейс диагностики совместимости. Яркие линии графиков и сложные числовые данные переливались в воздухе, словно пульсировали в такт её сердцебиению.

– Это лучший шанс, который у неё есть, – сказал он, не отрывая глаз от данных.

– Новый нейрочип сделает её уникальной, – добавил другой, слегка повернув голову к Калебу. – Она сможет работать как с системами из своей корпорации, так и с нашими. Никто не увидит разницы.

Эти слова, вместо того чтобы успокоить, только усилили напряжение в воздухе.

Кроу не сводил взгляда с врачей, его глаза сузились, как у хищника, выслеживающего добычу. Ещё несколько секунд он стоял неподвижно, затем отступил назад. Его кулаки сжались до побелевших суставов, но он ничего не сказал.

Калеб, который до этого молчал, вдруг заговорил.

– Она справится, – произнёс он ровным и уверенным голосом, хотя внутри чувствовал, как напряжение сжимает грудь. Он не мог позволить себе показать сомнения. Не здесь. Не сейчас.

Кроу задержал взгляд на нём, его голос прозвучал спокойно, но в нём чувствовалась тяжесть.

– А если не справится?

Калеб повернулся к нему. Его взгляд был твёрдым, но в глубине глаз скрывалась боль, которую он тщательно скрывал.

– Тогда мы провалились, – ответил он.

Эти слова прозвучали как приговор.

Кроу подошёл ближе, его тяжёлые шаги будто эхом отдавались в стерильной тишине операционного блока. Его взгляд был прикован к мониторам, где мелькали данные о состоянии Киры.

– Все показатели в норме, – сказал он, скорее самому себе, чем кому-то ещё. Его голос был тихим, но в нём слышалась едва заметная надежда. – Она скоро придёт в себя.

Калеб позволил себе короткий выдох, но одёрнул себя, прежде чем расслабиться. Он знал, что это ещё не конец.

Когда процедура завершилась, врачи молча покинули операционный блок, оставив Киру одну. Холодный свет ламп продолжал безжалостно заливать её неподвижное тело, каждый отблеск подчеркивал стерильность и отчуждённость этого места.

Калеб стоял у двери, не двигаясь. Его взгляд был прикован к её лицу – спокойному, почти безмятежному.

– Ты думаешь, она простит нас? – тихо спросил Кроу, подходя ближе.

Его голос звучал глухо, почти сдавленно, словно он боялся нарушить тишину, которая сейчас казалась священной.

Калеб не сразу ответил. Он медленно перевёл взгляд на Кроу, его лицо оставалось непроницаемым.

– Это не важно, – наконец сказал он, снова глядя на Киру. Его голос был твёрдым, но в нём чувствовалась усталость. – Главное, чтобы она была свободной.

Кроу кивнул, но его взгляд остался на Кире. В его глазах мелькнуло сомнение. Он смотрел на её неподвижное тело, и в этот момент она казалась ему меньше похожей на человека и больше на куклу.

«Прости, Кира, – подумал он. – Если бы был другой путь, я бы никогда этого не сделал».

Его пальцы невольно сжались в кулаки, как будто он пытался удержать что-то невидимое, ускользающее от него.

Калеб сделал шаг к двери, но остановился. Его рука замерла на сенсорной панели.

– Ты не веришь в это, да? – сказал он, не оборачиваясь.

Кроу молчал, но его тишина была красноречивее любых слов.

Калеб не стал ждать ответа. Он активировал дверь, и она открылась с мягким шипением.

– Пойдём, – коротко бросил он.

Мужчины вышли, оставляя её одну.

В тишине операционного блока холодный свет продолжал падать на её тело. Было слышно только ровное, размеренное дыхание Киры, которое казалось единственным признаком жизни в этом стерильном, мёртвом помещении.

Но где-то в глубине её сознания что-то просыпалось.

Кира медленно приходит в сознание. Первое, что она чувствует, – острую, пульсирующую боль в затылке. Голова кажется чужой, словно её сознание обёрнуто плотной ватой. Где-то внутри – странное онемение, холод, который разливается по её мыслям, мешая сосредоточиться.

Воспоминания всплывают и смешиваются, словно размытые кадры старого фильма.

Перед глазами вдруг возникает образ матери. Она говорит: "Это будет лучше для тебя". Те же слова, которые Кира слышала в детстве, когда мать, не дрогнув, отправила её в детский дом.

Холод. Предательство. Равнодушие.

Эти чувства захлёстывают её, словно волна, но на этот раз они сплетаются с чем-то новым – с яростью, горькой и разъедающей. Злость нарастает внутри неё, как цунами. Она чувствует её всеми клетками тела, как пламя, разжигающее каждую жилу.

Её руки начинают дрожать.

– Кира, потихоньку. Не торопись… – раздаётся голос Кроу, мягкий, но настороженный.

Он стоит рядом, напряжённый, как будто готовится к удару.

Она резко перебивает его. Голос Киры режет воздух, словно нож:

– Пошёл нахер!

Кроу едва заметно вздрагивает, но не отступает. Он пытается говорить спокойно:

– Кира, выслушай. Дай нам всё объяснить.

Она поднимает взгляд, её глаза вспыхивают, как два раскалённых угля. Циничная усмешка появляется на её губах, и голос становится ещё жёстче:

– Всё с вами и так понятно. Банда революционеров херовых, которые ради своей высшей цели готовы пожертвовать кем угодно.

– Это не так, – пытается возразить Кроу, но Кира не даёт ему шанса.