Ужин в беседке подошел к концу. Мама достала сигарету, поискала зажигалку между опустевшими чашками. Папа недовольно рассматривал свою пустую тарелку – он не наелся. Мама оставила на тарелке жир от свиной отбивной, а папа его заметил и теперь украдкой поглядывал на этот кусочек жира, похожий на обугленный палец. Папа, щурясь, примерялся к нему, пытаясь договориться с самим собой.
– Вот это вот… – сказал он наконец и показал на оставшийся жир. Мама сразу же вонзила в жир вилку и переложила на папину тарелку.
– Спасибо, – сказал папа и принялся за еду. Мама смотрела на него, пока он ел. В ее взгляде сквозило отвращение, но Бенжамин был единственным, кто это видел. Он чувствовал, как раздражает маму папино обжорство, как она ненавидит, когда он шарит глазами по чужим тарелкам, когда он пробирается на кухню после ужина и делает себе бутербродик, когда по вечерам он безвольно вглядывается в просторы холодильника в поисках чего-то, что можно сунуть себе в рот. Иногда мама взрывалась и кричала, что он животное. Чаще всего папа в ответ молчал, просто захлопывал дверцу холодильника и уходил, но иногда яростно орал: «Дай мне спокойно поесть!»
Папа отложил вилку и стукнул ладонью по столу.
– Мальчики! – он вытер лицо салфеткой. – Я хочу показать вам одно место, которое никто из вас раньше не видел. Кто со мной?
Бенжамин и Пьер вскочили. Их загородный дом – весь мир. Маленькие строения, окруженные лесом и водой. А вокруг – неизвестное пространство – мыс, светящаяся пульсирующая зеленая точка на серой карте мира. Папино обещание показать им новое место означало, что мир станет больше. Они приготовились к настоящей экспедиции. Папа надел высокие сапоги до колена, велел Бенжамину и Пьеру надеть бейсболки, чтобы защитить лица от мошек.
– Ты идешь, Нильс? – спросил папа.
– Нет, – ответил он.
– Это секретное место, – сказал папа. – Место, где дети могут разбогатеть.
– Нет, – сказал Нильс, потянулся за стаканом молока и выпил все до последней капли. – Мне лень.
Они спустились по холму, прошли через луг. Папа опустил руку и провел ладонью по высокой траве, сорвал соломинку и засунул ее в рот. Он шел очень уверенно. Бенжамин и Пьер торопились следом, они держались чуть позади, иногда пытаясь заглянуть вперед, чтобы понять, куда же они держат путь. Темнело.
– Ты все еще боишься леса, Бенжамин? – спросил папа.
– Нет, не очень, – ответил мальчик.
– В твое первое лето здесь каждый раз, когда мы заходили в лес, ты начинал плакать, – сказал папа. – Не знаю почему, ты не говорил.
– Нет, – сказал Бенжамин. Он не мог это сформулировать, но лес долго тревожил его, особенно после дождя, когда деревья становились тяжелыми, а болота топкими. Он боялся застрять, боялся, что лес проглотит его, боялся исчезнуть.
– Вот что я знаю о лесе, – сказал отец. – У каждого есть свой лес, знакомый от и до, тот, которого не боишься. И если у тебя есть свой лес, это прекрасно. Если достаточно долго ходить по лесу, будешь знать каждый камешек, каждую тропинку, каждую сломанную березку. И лес станет твоим, будет принадлежать тебе.
Бенжамин взглянул на темную чащу леса. Своим он этот лес не чувствовал.
– Пошли дальше! – сказал отец. – Мы почти пришли.
Они прошли мимо дамбы между озером и рекой – ни Бенжамин, ни Пьер прежде так далеко от дома не уходили. Все вокруг было новым, неизведанным. Они прошли мимо топи с большими вырастающими изо мха камнями, через ельник, и вдруг перед ними открылась поляна. Папа склонился под еловой веткой и пропустил их вперед.
– Добро пожаловать в мое секретное место!
Прямо перед ними предстала рощица молодых березок. Тоненькие, худенькие, тесно прижавшиеся друг к другу березки напоминали поржавевшие уличные фонари, а между их стволами виднелось озеро.
– Что скажете? – спросил папа.
– Класс! – ответил Бенжамин.
Он не хотел показывать, что разочарован. Это ведь просто деревья.
– Сколько их здесь? – спросил Пьер.
– Не знаю, – ответил папа. – Несколько сотен.
– Так много! – восхитился Пьер.
– Подумать только, как нам повезло, – сказал папа, – что эти деревья растут именно здесь. Это очень необычно. Видов берез в Швеции много: повислые, пирамидальные, березы Юнга и всякие другие. А вот эти березы серебристые. – Он положил руку на ствол дерева и посмотрел наверх. – Это самые красивые березы. Запах веников из серебристой березы в бане не сравнится ни с чем другим на земле.
Бенжамин подошел и потрогал одно из деревьев. Он попытался отломать веточку, но та не поддавалась.
– Я покажу тебе, как это делается, – сказал папа. – Никогда не тяни ветку, не сломав ее. И ломай ее вниз, чтобы было за что держаться, если наступишь на горячие камни, выходя из воды.
Бенжамин наблюдал, как папа отламывает одну за другой ветки и собирает их в охапку в левой руке. Он делал это очень легко.
– Не стойте без дела, – сказал папа мальчикам, улыбаясь. – Помогайте!
Они ломали ветки в беззаботном молчании. Внезапно папа взглянул на лес, пробормотал «кукушка», заслышав какие-то звуки, и все снова умолкли, поглощенные делом.
– А вы знаете, почему эти березы называют серебристыми? – спросил папа.
– Нет.
– Кажется, будто это название случайное, правда ведь? Нет в этой березе ничего серебряного. Листья зеленые, ствол серый. Но, говорят, ночью с ними кое-что происходит.
Отец присел на корточки и взглянул на кроны деревьев.
– При полной луне они меняют цвет. И если смотреть внимательно, можно увидеть, что листья сделаны из серебра.
– Правда? – спросил Пьер.
– Да.
Пьер смотрел на папу, широко распахнув глаза.
– Прекрати! – сказал Бенжамин и повернулся к брату. – Понятно же, что это сказка.
Папа засмеялся, потрепал Пьера по голове.
– Но история красивая, правда ведь?
Они ломали и собирали ветки, пока солнце не скрылось за стволами деревьев. Пьер снял бейсболку, отогнал мошек и принялся яростно чесать голову. Папа почти закончил.
– Ну вот, – сказал папа, довольно рассматривая свою охапку березовых веток. – Мне нужно десять березовых веников, которые я повешу сушиться на веранду бани. Они пригодятся нам, если мы когда-нибудь приедем сюда зимой, когда листьев на деревьях не будет. Я дам вам по пять крон за каждый веник, который вы свяжете.
Бенжамин и Пьер хлопнули друг друга по рукам, довольные тем, что у них появилось задание и они смогут заработать денег.
– Пойду, пропустим с мамой по бокальчику, – сказал папа. – Возвращайтесь, как только вам будет что мне показать.
И он направился к дому.
Бенжамин продолжал ломать ветки. Он пытался посчитать, сколько денег можно будет выручить за всю охапку. Десять веников – 50 крон, поделить на двоих. Затем он перевел деньги в жвачку: 50 эре за штуку, получится 50 жвачек, если съедать по одной штуке в день, хватит до конца лета. Он придумал один трюк. Однажды вечером, ложась спать, он положил жвачку на тумбочку у кровати, а проснувшись утром, снова засунул ее в рот и удивился, обнаружив, что к ней вернулся вкус, она стала почти как новая. Он словно перехитрил систему. Это открытие изменило его жизнь, он стал жевать одну и ту же жвачку по несколько дней. А потом он допустил оплошность – начал оставлять жвачки в таких местах, где их находила мама, и она строго-настрого запретила подобные дела.
Бенжамин сломал первую ветку и посмотрел на Пьера, который стоял с пустыми руками, нижняя губа его дрожала.
– Не получается, – сказал он. – Они не ломаются.
– Ничего. Я наломаю тебе.
– Но… – сказал Пьер. – Мне тоже деньги дадут?
– Да, поделим пополам.
Бенжамин сломал еще десять веток и отдал их Пьеру.
– А теперь пошли домой, покажем их отцу.
Они поспешили домой, зажав в руках охапки веток, промчались между елями, мимо дамбы, выбежали на луг перед домом и уже у подножия лестницы заметили за столом маму и папу, они казались островком теплого света в вечерних сумерках. На столе стояла бутылка вина. Папа только что ее открыл. Они положили ветки ему на колени.
– Браво! – сказал папа.
– Какие же вы молодцы! – сказала мама.
Папа осмотрел несколько веток, словно проверяя их качество. Он выложил на стол горку монет в пять крон. Бенжамин, увидев это сияющее богатство, весь покрылся мурашками. Папа взял по одной монетке и торжественно наградил ими сыновей.
– Может, будешь веники вязать, когда вырастешь? – спросила мама.
– Может быть, – сказал Пьер.
– Может быть, – повторила мама и рассмеялась.
Мама протянула руки к детям.
– Мои любимые, – сказала она и заключила их в объятья. – Вы такие молодцы, что делаете что-то вместе.
Она прикоснулась холодной щекой к горячему лбу Бенжамина. От мамы пахло репеллентом и сигаретами. Она прижала головы мальчиков к груди и провела рукой по их головам, а когда отпустила их, волосы растрепались, словно после сна. Мальчики застыли, не в силах отвести глаз от маминой улыбки.
– Первая летняя работа наших мальчиков, – сказал папа, и его глаза внезапно наполнились слезами, он весь лучился мягким светом. – Как это прекрасно! – пробормотал он, ища в кармане платок. Мама взяла его за руку.
– Скорей, мальчишки! – закричал отец, и мальчики бросились бежать. – Бегите и принесите еще! – кричал он, а братья уже одолели половину луга. Ноги сами несли их в этот летний вечер. Теперь дело шло быстрее, Бенжамин ломал ветки, и ему даже не нужно было смотреть, он просто бросал их на землю, а Пьер подбирал и связывал в пучки. Они связали два пучка и побежали обратно той же дорогой, не сводя глаз с маленького огонечка на участке. Папа закричал:
– Они снова это сделали!
И мальчики побежали еще быстрее, взрывая юными ногами землю на тропинке.
– Мальчики снова это сделали!
Папа принял пучки, проверил их, а затем взглянул на детей.
– Вы просто березовые короли!
И они рванули в лес. Становилось темно, тропинка в лесу едва виднелась, ветки больно хлестали их по лицу. Добравшись до места, они увидели озеро за березами, похожее на светло-серую ленту.
– Может, камушки побросаем? – предложил Пьер.
Они прошли через рощу, спустились к озеру, по дороге толкали березки, чтобы те стучались друг о друга. Они прошли по берегу, чтобы отыскать подходящие камушки. Пьер бросил камень в воду, и на том месте, куда он упал, сразу же появилась рыба, на секунду показалась над водой и тут же исчезла в глубине.
– Привет! – закричал Пьер над озером, и эхо отразилось от высоких елей на другом берегу и вернулось обратно.
– Привет! – закричал Бенжамин, Пьер засмеялся.
– Березовые короли! – закричал Пьер во всю силу, и лес признал его правоту.
Другой берег скрылся в легкой туманной пелене. Пьер отшвырнул ногой камешек, прихлопнул комара на руке.
– Все хорошо? – спросил Бенжамин.
– Да, – Пьер удивленно посмотрел на него.
Бенжамин не знал, что сказать, он даже не знал, зачем задал вопрос.
– Будем еще ветки ломать? – спросил Бенжамин.
– Да. Наломаешь мне?
– Конечно.
Совсем скоро они снова мчались по лугу, размахивая березовыми ветками над головами. Папа сидел у стола один.
– А где мама?
– В туалет пошла, – ответил папа, и Бенжамин поискал глазами темные кусты сирени, куда обычно ходила в туалет мама, когда ей не хотелось идти в дом. И действительно, она сидела на корточках, спустив брюки до колен, и смотрела на озеро.
– Ну, посмотрим-ка, что вы на этот раз принесли, – сказал папа, и мальчики протянули ему ветки. – Прекрасно, – сказал папа, проверяя их. – Завтра я научу вас вязать веники. Очень важно делать это правильно, ведь они будут висеть на улице и должны выдержать любую погоду.
– Как дела? – спросила мама, неожиданно появившись из-за кустов.
– Дети принесли веток еще на два веника, – сказал отец.
– Вот как, – сказала мама, садясь. Она потянулась за бутылкой и налила себе еще вина. Она посмотрела на охапки веток в руках у папы, взяла одну из них и взвесила в руке.
– Что это? – спросила она.
Ее голос внезапно изменился, он стал жестким.
– Ваши охапки становятся все тоньше! Посмотрите на эту! – она показала мальчикам одну охапку. – Она вполовину меньше, чем те, которые вы принесли в первый раз.
– Правда? – спросил Бенжамин.
– Даже не пытайся, – ответила мама. – Вы прекрасно все понимаете.
– Что? – спросил Бенжамин.
– Вам только деньги нужны, – сказала она. – Вы жульничаете!
– Please[1], – сказал папа; он всегда переходил на английский, когда хотел сказать что-то маме по секрету, – calm down[2].
– Нет, даже и не подумаю успокаиваться, – сказала мама. – Это отвратительно!
Она внимательно посмотрела на детей.
– Вам нужны деньги? – она взяла стопку монет в пять крон, поймала Пьера за руку и втиснула их все в его ладонь. – На! Забирай!
Она встала, взяла сигареты и зажигалку.
– Я пошла спать!
– Любимая, – закричал ей вслед папа, когда она исчезла в доме. – Come back please[3]!
Пьер положил деньги обратно на стол. Папа сидел на стуле, уставившись на стол. Березовые ветки валялись на земле у ног мальчиков.
– Мы не нарочно, – сказал Бенжамин.
– Я знаю, – сказал папа.
Он встал и задул одну за другой свечи, в спустившейся темноте повернулся к озеру, широко расставив ноги, и замолчал. Бенжамин и Пьер тоже замерли.
– Я знаю, что нужно сделать, чтобы порадовать маму.
Папа повернулся к детям, опустился на колени рядом с ними и зашептал:
– Нарвите ей цветов.
Пьер и Бенжамин не ответили.
– Поставьте букет возле двери спальни. И она обрадуется.
– Но ведь уже темно, – сказал Бенжамин.
– Большой букет и не нужен. Маленький, для мамы. Сможете?
– Да, – пробормотал Бенжамин.
– Соберите лютики. Мама их любит. Маленькие, желтенькие, ну, сами знаете.
Бенжамин и Пьер стояли и смотрели, как папа перекладывает еду с тарелки на тарелку и собирает посуду, чтобы отнести ее в дом. Он взглянул на детей, удивляясь, что они все еще стоят на месте.
– Ну, идите же! – прошептал он.
Бенжамин и Пьер спустились на луг. Лютики были повсюду, в темноте они светились, как матовые лампочки. Летняя ночь обдавала прохладой, трава стала влажной. Бенжамин собирал цветы, наклонившись, и не думал о Пьере, поэтому прошло какое-то время, прежде чем он заметил, что Пьер стоит на коленях посреди луга с тремя лютиками в руках и беззвучно плачет. Бенжамин обнял его, прижал к груди, почувствовал, как содрогается в рыданиях его младший брат.
– Иди ложись, – прошептал Бенжамин. – Я все соберу.
– Нет, – ответил Пьер. – Мама хочет цветы от нас обоих.
– Я наберу на двоих. Мы скажем, что это от нас обоих.
Пьер в темноте побежал по склону, а Бенжамин наклонялся к влажной траве то тут, то там, пытаясь разглядеть цветы; он так близко нагнулся к земле и к букашкам, что почувствовал у себя на животе собственное дыхание. Он взглянул на дом и увидел, как Пьер вошел внутрь, как зажегся свет. Он подумал, что два окна, обращенные к озеру, похожи на глаза. Лестница – на зубы, кривой ухмылкой дом улыбался Бенжамину. Потом он посмотрел на огромные ели и представил, как бы он выглядел оттуда, с верхушки дерева. И как выглядел бы дом: старая крыша, камни возле погреба, симметрично посаженные кусты смородины – сверху симметрия должна быть хорошо заметна, газон, ковром спускающийся к воде, и маленькая черная точка на лугу – он сам, занятый чем-то непонятным в ночи. А там, там, за дамбой, за тысячью елей, огромное серое неизвестное пространство. И Бенжамин последовал за лютиками, позволил им вести себя, добрался до края луга и зашел в лес, не отводя глаз от земли. Он собирал цветы, не думая о том, куда они ведут его, и внезапно оказался возле молодой березовой рощицы. Полная луна проглядывала между стволами деревьев, налетел ветер, деревья зашелестели. Бенжамин шагнул назад, и, когда деревья зашумели, он прикрыл глаза ладонью, чтобы не ослепнуть. Темную рощу заливал блестящий дождь, деревья пылали в серебряном пожаре.
О проекте
О подписке