Она долго перебирала события за период их знакомства и ничего «такого» вспомнить не могла. Всё «такое» было связано только с Димой. Но он на момент этих самых событий был в её квартире, а значит, никаким образом не мог наблюдать за ней через подзорную трубу. Он был участником её интимных сцен. Даже можно сказать, инициатором. От этого привлечь его, как свидетеля, невозможно. Тогда тем более не понятно, как себя вести по поводу этой злосчастной трубы…

Тома ещё немного поразмыслила и вернулась в кресло. Комнату освещал свет от торшера. Он был тёплым, но не ярким. И вообще обстановка комнаты была приятной. Не было атмосферы холостяцкой, выпендрёжной берлоги, в стиле «хай тек» или «аля я бедный, но крутой чувак». Хорошие приятные обои в крупный, но не кричащий цветок. Люстра опять же в виде больших цветов. А на полу из ламината под тёмный дуб, лежал овальной формы ковёр с высоким ворсом. И ещё Тома залюбовалась картиной, весившей над диваном. Ну, конечно, не копия «Мишки в сосновом бору», но тоже что-то до боли знакомое, но так Томой и не узнанное. Наверное, мебель и вся обстановка досталась от хозяев. Ну, кроме Димкиного музыкального центра, что жался в углу и который так любят гонять девчонки в отсутствие хозяина комнаты.

Диму она укрыла найденным в шкафу тёплым пледом. А сама, обняв свои колени, сидела в кресле. И отчего-то замерзала. Её даже немного стала бить дрожь.

«Наверное, это нервы?

Всё же надо было согласиться на успокоительное. Сейчас бы дрыхла под стать Диме. Мирно уткнувшись в бездну.

А в прочем… раз тут так всё спокойно, может мне просто уйти, пока не вернулась Вера?»

Тома встала, и почему-то именно подкралась к Диме. Спит. Она поправила сползший плед, и провела рукой по его колючей щеке.

– Тома, ты всё-таки пришла? – пробурчал, не открывая глаза, Дима.

– Пришла и уже ухожу. Что с тобой случилось?

– Схватил то, что обычные люди на своём горбу не уносят.

– Перенапряг спину?

– Сорвал, как сказала бы моя бабушка.

– Как ты сейчас себя чувствуешь?

– Всё нормально.

– А лекарство ты сам колол?

– Сам.

– А откуда ты его взял?

– Купил в аптеке.

– Понятно. Им лишь бы продать и побольше. Тебе точно стало легче? Скорую вызывать?

– Не надо. Со мной всё в порядке.

– Ну, хорошо. Тогда спи. Завтра позвони, когда очухаешься.

– Не уходи. Останься со мной.

– Уже поздно.

– Тогда тем более не уходи. А то я буду переживать, дошла ли ты домой.

– Я тебе позвоню.

– Я не смогу тебе ответить.

– Я это пойму, потому что ты спишь даже сейчас. У тебя глаза закрыты. Так что мой уход, ты даже не заметишь.

– Останься. Прошу, – всё так же, не взглянув на неё, тихо произнёс Дима.

– Не могу… Завтра увидимся. Я постараюсь тебя навестить.

– Врёшь. Ты побоишься ко мне придти. А, впрочем, может, просто не захочешь. Зачем тебе такой калека, как я?

– Ты дурак? Как ты такое мог подумать?

– Докажи, что я ошибаюсь. Останься со мной.

– Это провокация?

– Конечно.

– В таком случае, я отказываюсь вести дальнейшие переговоры, – сказала Тома, любуясь этим огромным, но таким беспомощным мужчиной.

– Струсила и теперь бросаешь?

Она хотела топнуть ножкой или фыркнуть на его обвинения… Но голос его, нежные и тягучий, не столько обвинял, сколько вымаливал – «Останься».

И Тома, не зная, как себя вести дальше, тихо произнесла:

– Дим, скоро Вера вернётся. Я её боюсь. Отпусти меня домой.

– Вера ко мне в комнату без разрешения не входит. Иди ко мне, – он перевалился на бок и похлопал по согретой его телом половинке дивана. – Я очень в тебе нуждаюсь. Останься со мной.

«Кто ещё в ком нуждается!?» – улыбнувшись, подумала Тома.

Медленно сняла с себя куртку, опустила её прямо на пол и присела на диван. Рука Димы тут же завалила Тому и, обняв, притянула к тёплой мужской груди.

– Томка, обещай, что без разрешения не уйдёшь.

– У-у, какой ты собственник! – удобнее устраиваясь в его объятьях, заметила Тома.

– Прошу. Пообещай.

– Хорошо, – смягчилась она, поправляя тёплый плед, над их телами. – Спи, мой Железный Дровосек.

– Почему Железный Дровосек?

– Потому что ты большой, сильный и сердце доброе в твоей груди, а заклинить тебя может не по-детски. Вон, как скрутило. В пору маслом смазать твою спину, чтоб ты мог разогнуться.

– Я не против. Хочешь, сейчас этим займёмся? Масло можешь взять на кухне. Растительное – вторая дверца снизу. Сливочное – в холодильнике.

– Нет, тут машинное нужно. А лучше солидол! – весело сказала она.

– О! А ты с фантазией! – он прижал Тому плотней к себе, и глубоко вдохнул с таким упоением, как будто его женщина была ароматной розой. Только её шипы его уже не пугали. Он прижимал её к себе и растворялся в этой близости.

– Дима, спи. А-то тебя опять скрутит. Успеем ещё. Отдыхай.

– Легко тебе такое говорить.

– Спи! Иначе уйду!

– Жестокая ты девчонка… – пробурчал он и начал проваливаться в сон.

Тома улыбнулась на его комментарий и решила настраиваться на сон.

«Хорошо, что туфли принесла в его комнату. Ночью оденусь и незаметно уйду. Вера меня не увидит, и даже не будет знать о моём визите. А Димка отпустит… Он ещё немного потерпит меня в своей постели, начнёт ворочаться, удобнее размещаясь на этом узком диване, и ещё сам попросит ему не мешать и уйти. И тогда я уйду. Его мучить не стану. Да и мне удобнее спать в своей кровати. А безопасно перебраться из одного дома в другой, можно и ночью. Даже безопаснее ночью. Все маньяки либо ещё спят, либо уже спят. А ночь она темна, нежна и тиха. Ночью и пойду домой. Главное, чтоб Вера меня не обнаружила.

Любу я СМСкой предупредила, чтобы не беспокоилась из-за моего отсутствия. Так что всё нормально. Буду спать».

***

– Дима… Дима, отпусти меня. Мне домой пора. Скоро утро.

Его рука, забравшись под блузку, продолжала по-хозяйски лежать на её животе. Он всё ещё не хотел с Томой расставаться и все её попытки выскользнуть из его объятий пресекал.

– Лежи тихо, иначе позову Веру.

Тома ахнула от такой перспективы. И затихла.

– Молодец. Так и лежи, – довольным голосом, произнёс Дима.

– Я тебя во вторник покусаю.

– Может, прямо сейчас?

– Нет. Только во вторник.

– Я до вторника не дотерплю.

Его руки стали расстегивать молнию её брюк.

– Прекрати, Дима. А так не могу.

– Главное, чтоб я смог.

– «Оно, конечно, что ж, не без того ж», – скороговоркой тихо сказала Тома и тут же добавила, – Дима, я не хочу, чтобы тебе было больно со мной. Потерпи денёк. Не напрягай спину.

Руки его замерли и вскоре стали застёгивать одежду на Томе.

– Ладно, твоя взяла… Я тебя провожу. Даже не вздумай сейчас перечить мне. Иначе никуда не пойдёшь до утра.

– А тебе точно уже не больно, и ты можешь встать?

– Всё нормально. Мне даже кажется, я выспался впрок, и теперь «готов к труду и обороне». Встаём?

– Встаём.

Им удалось тихо и незаметно выйти из квартиры. Они вошли в лифт, и Тома нажала на кнопку первого этажа. Повернулась к Диме и оказалась в его объятьях. Без лишних слов он её начал целовать и до самого первого этажа они так и ехали. Он целовал, она ему нежно отвечала. Когда же они вышли из подъезда, Дима обнял Тому, и они медленно пошли в сторону её дома.

Желтоватый свет, куполом льющийся от лампы уличного фонаря, веял иллюзорным тёплом. Как от маленького солнышка. И Дима вёл Тому от одного солнышка к другому. Ей было очень хорошо так идти с ним. И лишь одна истина ей была в тягость, до её дома оставалось совсем чуть-чуть. И вот уже виден её подъезд, и там за дверью несколько ступеней вверх. И подниматься без лифта. Чтобы упереться в дверь в её квартиру. В которой мирно спит Любочка на диванчике, который стоит по соседству с её собственной холодной постелью.

«А может действительно, взять и пригласить Диму завтра на обед?

И пусть Люба увидит… моего».

Это слово ей согрело душу.

«В конце концов, я же его не украла. А-то, что разница в возрасте, это ведь такая мелочь. Он мне нужен. А я ему? …Он говорил, что тоже нужна.

И всё же, как жестоко близко мой дом от его дома!»

Не было прохожих. Машины мирно стояли вереницей. И тишина.

Они подошли к подъезду.

– Тома, я провожу до квартиры, – она резко на него посмотрела. – Не возражай!

– Я не собиралась. Тут другое. Дима, мне надо с тобой поговорить.

– О чём? – он встал напротив Томы и положил свою руку ей на плечо.

– Я перед тобой виновата.

– Так. И в чём, конкретно? – его голос стал жёстким. Но рука так и продолжила лежать на прежнем месте. Пальцы не сжимали плёчо, но всё равно присутствие его руки на её плече теперь стало другим.