Какое-то время Ламтак молчал, видно было, что он заново переосмысливает свое теперешнее положение.
– Значит, опять воевать поедем? – спросил он, когда они отошли от города на приличное расстояние и впереди стали вырисовываться пологие склоны старых известняковых гор.
– Мартин предложил хорошее дело, – сказал Бурраш.
– Деньги платить будут?
– Еще какие.
– И какие же?
– Мартин сказал, что по пятьсот золотых на нос.
– Ох ты!.. – воскликнул Ламтак и покачал головой. Еще какое-то время они шли молча, сторонясь и пропуская возы, шедшие в город. Потом попили воды, передавая друг другу кожаный бурдюк. Ламтак тоже выпил, а потом сказал:
– Должно, без колдовства здесь никак не обойдется.
– Это ты о чем? – спросил Бурраш.
– О том, что за просто так – мечом помахать – таких денег не заплатят.
– И что, откажешься?
– Нет, не откажусь. Мне деньги нужны, я жениться хочу.
– А к старому хозяину-гному не хочешь вернуться? – спросил вдруг Рони.
Ламтак посмотрел на него, но не ответил, еще раз проворачивая в голове этот вопрос.
– Нет, не хочу, – сказа он наконец. – Я буду напоминать ему о плохом, и он меня прогонит.
– У вас так принято?
– У всех так принято. Так что же мы будем делать в этом вашем Пронсвилле?
– Будем защищать заказчика, будем ловить шнырей, – начал перечислять Бурраш. – И искать шкатулку, которую у него украли.
– Всего и делов-то? Что-то не верится.
– Наверное, придется поехать на запад, – сказал Мартин.
– И далеко? – уточнил гном.
– Очень далеко. Возможно, ближе к Змеебаду.
– Вот это да, – снова произнес гном и покачал головой. – Так вот за что золото дают?
– Именно за это, – в тон гному сказал Бурраш.
– В таком случае нам пора забирать влево, вон по той дороге, – заметил гном, указывая на пыльную глубокую колею, по которой, можно было не сомневаться, в город возили камень на ломовых телегах.
– В каменоломню, что ли? – удивился Рони.
– Нет, мы пойдем дальше, в деревню. Там хороший постоялый двор, и оттуда прямая дорога к перевалу. Мы же к перевалу пойдем?
– Да, – кивнул Бурраш. – И Ламтак прав, пора нам отдохнуть, а то мы с раннего утра топаем, а ведь намеревались, гном, у тебя перекусить.
– Так и я хочу передохнуть, на крыше сидеть было очень неудобно, да и палками меня изрядно поколотили. Я уже забыл, когда меня так били в последний раз.
– На войне? – уточнил Рони.
– Не только. А что это у тебя в мешке выпирает, будто арбалет?
– Это и есть арбалет. Показать?
– Обязательно покажи. Я к кавалерийским машинкам очень большое любопытство имею. Вот пехотные не люблю – большие, грубые, а кавалерийские – другое дело.
Рони достал оружие и подал гному, который при виде такой редкой модели пришел в восторг.
– Два лука, да еще стоячие!
– Мачтовые, – поправил гнома Бурраш.
– Ну да! Я и говорю! Это ж какая работа тонкая, а? – продолжал восторгаться Ламтак, поглаживая оружие, проверяя натяжение тетивы и годность спусковой планки. – А это что?
Он вынул из закладки один из граненых болтов и снова восхищенно зашипел и зачмокал, как будто его угостили какой-то сладостью.
– Это же змеиное жало, честное слово! От такого болта никакая кольчуга не спасет, а, Бурраш?
– Да, коварная машинка, – подтвердил тот.
– А вы это заметили? – спросил Ламтак, нюхая кончик болта.
– И что там? – спросил Рони.
– Красный яд. Его из муравьев вытягивают и мажут наконечник. Насмерть он не отравит, но жжет так, будто железо каленое приложили.
– Я о таком раньше даже не слыхивал, – признался Рони.
– Ты не слыхивал, а меня раз в арьергарде так веником отделали, что потом чуть шкура с рук целиком не сошла, – сказал Бурраш.
– Веником? – не понял Рони.
– Веник, – начал объяснять Ламтак, – это держак, как у полуторного копья, а на конце связка веревок или кожаных полосок с навязанным на них железом. Такой штукой пехота по построениям хлещет, чтобы противник строй потерял. Это, я вам скажу, та еще забава. – С этими словами Ламтак вернул Рони арбалет и спросил: – А где ты такую машинку добыл? Неужели с Мартином сложились? Она больших денег стоит.
– Это мне тетенька одна дала, – сказал Рони, посмеиваясь.
– Вот такие тетеньки у вас, у людей. У гномов тетеньки к таким вещам и близко не подбираются.
– А что за тетенька? – поинтересовался Бурраш.
– Кухарка наша, – нехотя ответил за Рони Мартин, понимая, что этим ответом вызывает еще больше вопросов.
Уже смеркалось, когда они наконец пришли в деревню, где все население по сельскому обычаю ложилось спать рано.
В амбары запирали кошек, чтобы сторожили ночью зерно, в хлевах доили коров, только что пригнанных с лугов. Крестьяне устало переговаривались, покрикивали на лающих собак, но все шло к скорому ужину и здоровому сну до раннего утра.
Вся эта неторопливая и сонная атмосфера так подействовала на путников, что они и сами были готовы упасть и уснуть, пусть даже и голодными, однако в стоящем на отшибе постоялом дворе уже горели в окнах светильники, а значит, были готовы и стол, и чистая постель, в чем путники очень нуждались.
– А еще хорошо бы какой мази от порезов, – заметил Рони. – А то руки от пота горят.
– Там хороший хозяин, он непременно сыщет для нас мазь и все, что угодно, – заверил Ламтак. – Меня в прошлый раз здесь как родного встретили. Ставьте мулов к коновязи, берите только оружие и самое ценное, а работник потом мулов в сарай отведет.
На правах завсегдатая этого заведения Ламтак первым распахнул дверь, и весь отряд вошел в просторный и хорошо освещенный зал. Видно было, что масла на светильники здесь не жалели.
– Здравствуйте, гости дорогие! – радушно поприветствовал вошедших человек в сером фартуке, стоявший за длинным столом, на котором были приготовленные закуски и кувшины с пивом и сладкой наливкой.
О проекте
О подписке