– А что это означает – «старший»? – Я постарался выглядеть преподавателем на экзамене.

– Ты чё не знаешь, что значит слово «старший»? – в её словах… да не только в словах во всём читалось какое-то, презрение что ли. Типа «Ты чё, ващпе?!»

– Что оно означает, я знаю, – сдержанное раздражение. – Я не понимаю, НА ХРЕНА ОНО!!!

– НЕ ОРИ!!!

Пауза. Я смотрю Лерке прямо в глаза. Похоже, она злится. Плевать.

– Короче, я в эти игры играть не буду! – Я откидываюсь на спинку дивана и, как Лерка, закидываю ногу на ногу.

Она сверлит меня взглядом. Но я не сдаюсь.

– Я – Александэр Константинович, ты – Валерия Константиновна. Всё, никаких старших-младших! – потом смягчаюсь и добавляю, но уже на полтона ниже: – Валерия Константиновна или, если уж очень хочешь, то Валерия Антуанетта, и лучше без отчества.

– Это почему?! – меня тоже глазами больше не испепеляют.

– Звучит очень коряво. Сама-то послушай! – И, придав голосу издевательскую интонацию, стараюсь, чтоб звучало понелепее: – Валерия Антуанетта Константиновна. Каково?!

Лерка задумывается, наверное пробует осмыслить.

– Правда, как-то не очень, – нехотя соглашается она. Но потом, воспряв духом выдает: – А вот «Валерия Антуанетта Константиновна младшая» – это звучит гордо! – и голову вскидывает, вот, мол, я какая.

– Слушай ты, Константиновна младшая… – тут меня прерывает осторожный стук в дверь.

– Прошу, – произносит Лерка эдак милостиво.

Входная дверь открылась, и в комнату вошли две девушки, одетые почти также, как Дарья. Каждая несла по подносу.

– Завтрак, ваша милость! – очень приветливо сказала первая, ставя свой поднос на стол.

– Спасибо, Аннушка! – и Лерка тоже – сама любезность.

Пока вторая девушка сервировала стол, та, которую Лерка назвала Аннушкой, достала из кармана передника расческу и протянула её моей «сестре».

– Вот, Ваша милость, Вы гребень просили, – сказала она и сделала легкий книксен.

– Ой, какой красивый! Аннушка, а где я смогу себе такой же купить?

С моего места расческа мне была невидна, но Леркины слова прозвучали так, как будто это и впрямь нечто шедевральное.

– Так на рынке же, Ваша милость! – как о чем-то само собой разумеющемся сообщила Аннушка, и тут же, повернувшись ко второй горничной полушёпотом: – Глашка, в умывальнике приберись.

Та послушно пошла в указанном направлении. Когда дверь за ней закрылась, Лерка обратилась к девушке:

– Аннушка! – сказала она вкрадчиво. – Мы с братом прибыли в ваш город вчера слишком поздно, и ничего тут не знаем. Не могла бы ты объяснить подоходчивей, как нам сейчас на рынок попасть. – И словно извиняясь: – Мы, видишь ли, уж очень налегке прибыли. Много чего подкупить понадобится.

– А вы непременно сейчас на рынок-то хотите? – похоже, что она хочет предложить нам что-то предварительно сделать.

– Сначала позавтракаем, – улыбнулась моя «сестра».

– А Вы, Ваша милость, в баньку сперва не желаете? – хорошо, что она это не у меня спросила, а то бы и не знал что ответить.

– Перед завтраком? – забеспокоилась Лерка.

– Перед тем, как на рынок-то пойдете, – очень вежливо ответила Аннушка. И уже мне: – Вам барин не предлагаю, мужской-то день вчерась был. А вот сестрице Вашей сегодня в самый раз будет, и народу немного нонче.

– Очень хорошая мысль! – это Лерка, очень радостно. Мне только что язык не показала. А я бы тоже в баньку-то не прочь, четыре дня не мылся.

– Аннушка! – я решил позаботиться и о себе. – А нельзя ли мне бритву принести?

Девушка посмотрела на меня, наверное, оценивая степень моей потребности в бритье и сказала:

– Я сейчас Терентия пришлю, барин. Он и побрить сможет, коли прикажете.

– Очень тебе признателен! – улыбнулся я как можно более доброжелательно.

В этот момент в зал вышла Глаша, и вопросительно взглянула на напарницу. Та кивнула ей, и обе, сделав лёгкий книксен, молча удалились.

Я посмотрел на Лерку и спросил:

– А чаевые дать не надо было?

– Не знаю. Спроси-ка ты лучше у Мозеля, а то вдруг здесь не принято.

Позавтракав пшенной кашей, варёными яйцами и пирогами, перешли к обсуждению дальнейших планов.

Их было много, не пирогов и яиц, хотя и они были в достатке, а планов. Почему-то считается, что когда планов очень много, просто неприлично много, нужно говорить «Планов громадьё», при чём именно «Планов громадьё», а не «Громадьё планов». Есть ли у Вас план, мистер Фикс? Есть ли у меня план?! Есть ли у меня план?! Да у меня пять мешков отличного пакистанского плана!

А у нас не было никакого! Проблемы были. Задачи стояли. Идей просто уйма, и мыслей хоть отбавляй. А как всё это осуществлять? Ну, хоть начать-то с чего? Вот этого у нас не было.

Сошлись на том, что Лерка идёт в баню. И если бы она сама это не предложила, то я бы её ещё и не туда послал. Я же, побрившись и получив консультацию от Терентия, иду в город. Точнее на рынок. Узнавать, где там и что продают, и главное почём. Как она мне список не написала, просто ума не приложу! Хотя, конечно, путешествовали мы и впрямь налегке. Список необходимых покупок был бы огромным, а финансы наши ограничены. Так что пока только разведка.

Постучав, и получив разрешение, вошла Аннушка. Убирая со стола, девушка всё поглядывала на нашу курицу, и наконец, спросила:

– А вы петушка для магии привезли?

Валери недоумённо воззрилась на птицу, потом её взор бетонной плитой упал на меня.

– Да нет! – мрачно сказала она, всё сильнее придавливая взглядом бедного меня. – Это его Александэр Константинович от смерти спасал.

Горничная хихикнула. Лерка посмотрела на девушку, и непринуждённо улыбнувшись, поинтересовалась:

– Аннушка, а нельзя ли птичку нашу пристроить куда-нибудь?

Вопрос не то, что бы поставил девушку в тупик, но она серьёзно задумалась.

– Вы его потом забирать будете? – уточнила она, имея в виду петуха.

– Александэр, это к тебе вопрос.

Я совсем не ждал, что Лерка стрелки на меня переведёт, но готов всё равно не был.

– Нет, – сказал я помявшись. – Не будем. Пусть живёт где-нибудь, да и всё.

– А-а-а, ну тогда Глашку пришлю. Она заберёт, – потом посмотрела на меня и спросила: – Терентию сказать, чтобы бритву принёс?

– Аннушка, а он побрить меня сможет? – я знаю ответ, просто не знаю, как попросить.

– А чё ж не сможет, сможет, коли прикажите, – повернулась к двери, и уже оттуда: – щас пришлю.

Дверь за горничной закрылась, и мы снова остались вдвоем.

– Лер, ты носки мои не видела? – спрашиваю, потому что сам не нашел, а без носок непривычно.

– Я их постирала, на батарее сохнут, – говорит Лерка каким-то отстранённым голосом.

Я как дурак бросаюсь к окну. Ну, ни фига себе! Носки мне постирала! У окна я останавливаюсь. Как водой холодной облили. Какая батарея?! Ну, я идиот!!! Поворачиваюсь к Лерке, в глазах вопрос: «Что это было?»

– Ты чё, Сань, ваще с катушек слетел? – непонятный наезд. – Я, блин, за носками твоими следить должна?! Где снимал, там и ищи! – и, отворачиваясь, бурчит: – Охренел! Вот судьба братца подкинула.

Весь оплеваный иду в свою комнату, искать носки. Добросовестно облазив всю комнату, прихожу к выводу, что носков у меня больше нет. Пока нет. Я ж сейчас на рынок пойду, там и куплю. Но это если они там продаются, вдруг их ещё не изобрели.

Открывается дверь, входят обе девушки и мужик лет сорока, не сказать, чтоб высокий, пониже меня будет. Ну, так во мне 182 сантиметра роста. Александэр Константинович! Нет здесь сантиметров. Два аршина и ещё вершков сколько-то. Блин!

Одет мужик в черные штаны, аккуратно заправленные в начищенные сапоги. Рубаха на выпуск и жилетка. Фуражку с головы он сразу снимает. Кстати, у самого мужика шикарная борода, простая, но ухоженная.

– Доброва здоровьичка! – говорит он и снова по очереди почтительно, но без подобострастия кланяется сначала мне потом Лерке.

– Куды поставить? – это Глаша Терентию.

– Куда прикажете, Ваша милость? – это Терентий мне.

– Сашенька, ты же в своей комнате бриться будешь? – это Лерка мне.

– Да у меня там бардак, – смущенно бормочу я.

– Анютка, прибери, – это Терентий Аннушке.

– Глаша, пойдём, – это Аннушка Глаше.

– Братец в дальней комнате расположился, – Лерка всем.

Горничные несут в мою комнату деревянную бадейку с водой, глиняную мисочку и ещё что-то некрупное, из-за размеров не разобрать.

– Глафира! – кричит Терентий вслед девушкам. – Воду подогрей.

Блин, а как она её подогреет? Смотрю на Лерку. Похоже этот вопрос одного меня только и заботит. Не успел я, как следует удивиться, а Глаша с Аннушкой уже вернулись.

– Подогрела? – вопрошает Терентий.

– Как велели, Терентий Акимыч, – обе девушки делают книксен и удаляются.

– Пойдемте, Ваша милость, – я поднимаюсь и иду в свою комнату, Терентий сразу же за мной.

Открываю дверь и удивляюсь: в комнате всё прибрано, кровать застелена, а бритвенные принадлежности расставлены на столике у трюмо. Правда, самой бритвы нет, наверное, она у Терентия.

– Извольте, барин, – Терентий придвигает мне стул. Я сажусь.

Бритва и в самом деле оказалась у Терентия, как и помазок, и полотенце, и ещё широкий кожаный ремень. Бритва, представляла собой стальную пластину шириной в два пальца и длинной сантиметров двадцать пять, и помещалась в чехле из толстой кожи. «Жилет, лучше для мужчины нет!» Похоже, пятилезвейные станки здесь не популярны.

Терентий взбил пену в глиняной мисочке, покрыл ею мои щеки и подбородок, несколько раз ширкнул бритвой по ремню и начал. Я счел за благо не докучать ему вопросами, да и вообще шевелиться поменьше. Опасная бритва – это вам не шутки.

Процесс прошел довольно гладко, и на удивление быстро. Похоже, опыт у мужика огромный. Так он, наверное, и не первый год здесь постояльцев бреет. Что странно вода, которой Терентий смывал пену, действительно была тёплой.

– А как же Глафира воду смогла подогреть? – не удержался я от вопроса.

– Так она, Ваша милость, ворожить обучена. Но токма по хозяйству, – сказал Терентий, вытирая бритву о полотенце и убирая её в чехол. – За то её хозяин и держит.

И тут мне в голову совершенно без стука пришла одна важная мысль.

– Терентий Акимыч, эта услуга, должно быть, не входит в стоимость аренды комнат? – предположил я.

– Мудрёно как-то Вы, барин, сейчас завернули, – почесал затылок Терентий. И добавил: – Вы, Ваша милость, шибко не утруждайтесь с отечеством-то меня величать. Терентий, али просто Акимыч, коли желаете, а с отечеством – это лишнее. Мы – люди простые, нам не положено.

– Акимыч, сколько денег тебе за труды? – спросил я, полагая, что обращение просто по отчеству будет уместнее.

– Скажите тоже, барин! Сколько денег?! – воскликнул Терентий. – Да и полушки-то много, не то что целой деньги! Разве что от щедрот полуполушку дадите, то-то и ладно будет. А деньга – это куды стока! Развежь я парихмакер какой?!

Я пошел за деньгами к Лерке. Она высыпала на стол всю мелочь, и мы начали искать полуполушку, попутно гадая, как она может выглядеть. Из спальни появился Терентий. Он нес бадейку, в которой плавала мисочка с помазком.

– Акимыч! Мы тут в замешательстве, – сказал я, указывая на россыпь мелочи на столе. – Как она эта полуполушка выглядит?

Акимыч степенно так ставит бадейку у входа, вытирая руки о полотенце, которое теперь перекинуто у него через плечо, подходит к столу. Какое-то время он внимательно смотрит на монеты. Потом аккуратно взяв одну из них в руки, вертит её перед глазами.

– Нет здесь полуполушек, барин, – грустно вздыхает он. – А и была бы, не подошла б. У Вас, Ваша милость, все монетки-то филаретовские. А они подороже наших.

Мы с Леркой невольно переглянулись.

– Нюрашка сказывала, что Вы, Ваша милость, на рынок собирались. – Терентий взял со стула свою фуражку, по-моему, она правильно картуз называется. – Вы прежде у хозяина деньги-то на наши перемените, чтоб платить-то сподручней было.

– Акимыч, – у Лерки как-то так получилось обратиться к Терентию, что получилось одновременно и ласково-уважительно и по-барски. Дворянка, мать её! – А филаретовские деньги, они насколько дороже местных?

– Ну, – Терентий помял в руках картуз. – За одну ихнюю деньгу дают одну нашу с полушкой. – Вроде так.

Мы с Леркой снова переглянулись. Вот так запросто стали в полтора раз богаче. И я подумал ещё одну финансовую проблему решить. Ну, не проблему конечно, но знать всё же надо.

– Акимыч, мы люди приезжие местных порядков не знаем, следует ли нам Анне с Глафирой тоже каких-нибудь денег дать?

– Лишнее это, барин! – решительно отмел Терентий. – Нече их вертихвосток баловать! Да и Дмитрий Францевич не одобряет.

Опять мы с Леркой переглянулись. Строго тут у них. Вопрос с чаевыми закрыт.

Терентий наконец-то нахлобучил картуз и собрался уходить. Но я остановил его.

– Акимыч, в бане сегодня женский день. А могу я где-нибудь сполоснуться?

Терентий вздохнул, ненадолго задумался и изрек:

– Ежели токма ковшичком из кадки на спину слить.

– Подойдёт! – Обрадовался я.

– Полотенце захватите, Александэр Константинович! – как бы напомнила Лерка.

Я вот только не понял про Александэра Константиновича: это она сейчас шпильку вставила или сообщила Терентию как ко мне по имени-отчеству обращаться?

Мы с Терентием вышли на задний двор, как раз на тот, куда наши окна выходили. Подошли к бочке с водой, я отдал полотенце Акимычу, снял рубашку, положил её рядом на поленницу дров и приготовился к омовению. Терентий взял ковчик, зачерпнул воды и сказал:

– Сперва на руки, барин. А то вдруг больно студеная.

Я послушно подставил руки. Вода была холодной, но не настолько, чтоб совсем. Вытерплю. На всякий случай глянул на окна. Лерка не подсматривала.

– Давай! – сказал я Терентию и наклонился.

Ё!!! БЛИН!!! АААууу!!! ХАЛОДНАЯ!!! Аж дыхание перехватило. Да-а-а-а… когда на руки – это не так, а на спину… Блин! Как будто обожгло, только холодом.

Сжав волю зубами в кулак, начинаю яростно растираться руками. Это помогает. Ну, вот присутствие духа уже восстановлено. Выпрямляюсь. Терентий вопросительно смотрит на меня. Похоже он всё понял. Делаю несколько вдохов. Мужество покинувшее было меня возвращается, хотя и не сразу. Делаю ещё один глубокий вдох. Говорю Терентию:

– Давай! – и, зажмурив глаза наклоняюсь.

В этот раз не так холодно. Я отфыркиваюсь и растираюсь. Терентий подает мне полотенце.

– Ну, будя, барин, – говорит он снисходительно. – Хорошего, его же помаленьку надо, а то ведь слишком хорошо тоже нехорошо.

Я вытираюсь молча, молча беру с поленницы рубашку, молча её надеваю. Но один вопрос задать нужно.

– Акимыч, а как на рынок попасть?

– А Вы, ваша милость, извиняюсь, за какой надобностью? – спрашивает в ответ Терентий. – Уж, не за бритвой ли?

– Ну, и за бритвой тоже, – я понимаю, что наше странное появление вызывает много вопросов у всех. И на все это вопросы надо подобрать ответы. Более или менее правдоподобные.

– Бритва, тавить, ана ежели без сноровки – опасная штука, – говорит Терентий. Похоже ему уже понятно, что я именно без сноровки.

– Так ты ж меня научишь, Терентий Акимыч? – как бы в шутку спрашиваю я и улыбаюсь.

– А чевошь не научить-то хорошего человека, Ваша милость? – отвечает Акимыч и тоже улыбается.