Пространство вокруг Геллы тут же рухнуло. Или это она сама взлетела. Факт был в том, что момент предельного напряжения прошел, и девушка ощутила невероятный духовный подъем. Окружающие её узоры стали светиться, отвечая своими вспышками в такт пению шамана и доносившемуся из–за стен пению птиц с шелестом деревьев. Всё вместе, это превращало окружающий девушку лес в живое существо, которое готово было вступить в контакт с пришельцем. Гелла уже различала вибрирующие стволы деревьев сквозь стены хижины и видела нити паутины, которая связывала их, перенося горящие огоньки информации от одного высокого создания к другому. Наблюдая за этой невидимой на первый взгляд коммуникацией, журналистка улыбнулась и медленно спустилась на пол. Гелла посмотрела на свою руку и увидела, как рисунок с ковров старца перекинулся и на её пальцы, на всю ладонь. Она наблюдала за этими божественными линиями и гадала, как это раньше не замечала их. После этого девушка перевернулась на бок и стала рисовать пальцем на полу эти рисунки, что танцевали под все набирающую силу песнь шамана.

– Паром – то-ю – дама!

Эффект был очень странным. Гелла тщательно выводила рисунки на полу, но в реальности они проявлялись по-другому. Она была не в состоянии повторить даже по кальке это великолепие геометрических форм, вместо этого под её воздействием проявился совершенно другой, однако от этого не менее потрясающий рисунок – гигантский лотос раскрылся под её рукой, а затем, превратившись в подобие прозрачных сот, трансформировался в золотую чешую исполинской змеи. Весь пол и весь лес превратился в узлы, из которых состояло тело гигантского змея. Гелла, ощутив, как что-то давит на неё сверху, подняла голову и встретилась лицом к лицу с Богом. Это была гигантская, переливающаяся узорами морда утконоса. А точне, две, три… семь голов, которые, оперившись длинными крыльями, своей пульсацией создающие мир вокруг, взирали на Геллу тысячами распахнувшихся глаз.

Девушка не проронила ни слова, но на другом уровне рассказывала существу всё о себе. О своем рождении, о жизни, обо всех, кого знала, видела, любила, ненавидела. Гигантский змей-утконос слушал внимательно, и девушку пробило током после осознания того, что это Он рассказывает ей о существе по имени Гелла! Так красочно, во всех подробностях! Но кто же… Кто же она тогда такая? Опустив голову и присмотревшись к чешуйке великого бога, вместе с тем увидев свое отражение в золотом зеркале, она мгновенно соскользнула внутрь, растворившись в вечности.

31. Пролетая в пространстве, состоящем из кромешного мрака, думалось, что вокруг всё такое тёмное именно из–за того, что вселенная залита нескончаемым и нестерпимым потоком света. И чтобы не ослепнуть в этом огне, который высветил бы одну единственную истину во вселенной, из которой исходили все другие, и был установлен этот фильтр, затемняющий все, что происходило внутри и снаружи. Тем не менее, каким бы хорошим и тёмным он ни был, Тьма рассеивалась, обнажая ослепительную геометрическую форму, которая обрела очертания ослепительной звезды. Этим солнцем оказалась правда обо всём, что происходило, происходит и ещё только произойдёт. Все вариативные вселенные сошлись в этом рассвете, который озарил правду об одиночестве. Не в пошлом и обыденном понимании, но в высоком. В действительных мирах со своими условностями возникали ситуации, в которых то или другое проявления пространства можно было характеризовать как вселенскую печаль и тотальное одиночество. Но тогда был выбор, всегда был, как смоделировать обстоятельства, как на них среагировать и что делать после. На этот раз выбора не было, открывшаяся подноготная смотрела сама на себя через это увеличительное стекло небесного светила, которое не грело кого-то или что-то, но пыталось разжечь огонь для самого себя. И какой смысл, какой смысл создавать иллюзию раздельности, чтобы, пройдя через множество приключений, избавиться от одиночества? Если в абсолютном смысле оно всегда присутствует. Ведь все окружение, любые объекты, события – лишь проявления единственной воли, которая не может быть разделена. И даже если её удастся разорвать на мелкие кусочки, форма не будет играть ровным счетом никакой существенной роли.

– Ты в этом уверена? – ухмыльнулся голос.

Звезда становилась всё дальше, переставая быть центром мироздания, и чем дальше она отдалялась, тем становилось очевиднее, что она не одна, а есть как минимум ещё один разум, смотрящий на неё. В конце концов, звезда превратилась в круглое витражное окно, переливающееся разными цветами, пропуская через себя свет другого, только что родившегося небесного тела, которое постепенно отдалялось от планеты.

Гелла моргнула, и этот момент можно было посчитать её рождением.

– Я не знаю, – девушка закрыла рукой глаза, хотя и знала, что никто на неё не смотрит.

– Зачем же ты тогда закрываешься от мира? – повторил голос.

– Мне… грустно, – чувствуя, как по щекам бегут слёзы, проговорила она, – я не знаю, что с этим делать! Как вырвать это чувство из груди?! – с отчаянной злобой прокричала Гелла, отбросив от лица руку, и капли её слёз, летя в пространстве, разрастались, переплетаясь в причудливых орнаментах, создавая голографические стены храма, где она находилась, и через их прозрачные своды она могла видеть, как рождается город, страна, планета и жители, её населяющие. Один за другим они вырастали прямо перед её глазами, убегая за горизонт.

Гелла сместила угол своего восприятия на более близкий фон и, подняв голову вверх, увидела своего старого-нового знакомого, сидящего на радуге, что била через круглое окно.

– Знаешь, – вытирая слёзы и постаравшись улыбнуться, начала Гелла, – я никогда и не думала, что круг может значить солнце, которое светит не абстрактному наблюдателю, но само себе. Ему ведь так одиноко, я не могу избавиться от этой мысли.

– То есть тебе одиноко? – спросил незнакомец, покачивая ногой, и то прерывая, то вновь проливая свет на пол ещё формирующегося храма.

– Возможно… отвлеклась девушка. – Почему люди ставят так беззастенчиво этот символ во главу своей веры? Ведь если и должна быть надежда у человека, то заключаться она должна в том, что он не один! И вокруг него кипит жизнь! А не только в нём самом!

– Хех, – прыснул незнакомец, спрыгнув с радуги, – для большинства – это символ не истины, но боли. В основе любой деятельности людей лежит садомазохизм. Не то чтобы это самоцель, но любой человек подсознательно потворствует насилию и лжи, чтобы можно было их преодолеть. И в процессе своей «праведной борьбы» забыться. И забыть, кто она или он есть на самом деле.

– И кто же? – зажмурившись, спросила Гелла.

– Ты знаешь.

– Но я не могу выразить словами!

– Но ты уже выразила слезами, а это, поверь, куда красноречивее любых слов.

– Разве это хорошо?

– Это не хорошо и не плохо, это чудесно! Слёзы – это маленькое чудо, которое мы можем позволить себе. Иначе мы точно бы не были людьми!

– А я… Я человек?

– Уж поверь мне. Ты человек.

Гнетущее чувство внутри сердца девушки сменилось на восторг, и мурашками прошлось по её коже, создавая её видимое тело.

– Иначе бы тебе просто не было нужды испытывать подобные эмоции!

– Спасибо тебе, Арчибальд… А как же ты? Ты ведь не только человек, но и…

– Ох, перестань, а то опять запутаешься. Я алхимик, вечно играющий шут и первооткрыватель. В том числе, – Арчи поднял палец вверх, указывая на золотое изваяние раскинувшегося на колесе человека.

– Ну, что за безвкусица, – оперевшись руками в свои бока, заключил Арчи, – когда я летел вниз на этом грёбаном колесе, которое мои слушатели пустили под откос со скалы, у меня была бешеная эрекция! Нет, не подумай ничего плохого, я не кайфовал от того, что на мне живого места не останется, но ощущение того, что я уже не испытывал эмоций к осудившим меня за изобретательность людям, дало мне такой энергетический толчок, что я морально испытал сильнейший оргазм за всю свою жизнь. Ну и тело моё отреагировало соответственно! Ну а это что? Какая-то тряпка на моих причиндалах – чего это они ещё моё лицо не закрыли, да и вообще спрятали бы и круг, и меня подальше. И фантазировали!

Гелла рассмеялась.

– Я рада, что встретила тебя, – подняв глаза на него, проговорила она.

На Арчибальде был всё тот же переливающийся смокинг, на голове – утконосы с перьями, а лицо представляло собой геометрически сплетённые орнаменты, вибрирующие и изменяющие форму и цвет, подобно и голову этого человека.

– Покажи мне свое лицо, – протянув руку, попросила Гелла.

Вмиг линии приняли определённую последовательность и сформировали рот, уши, нос и глаза, которые, открывшись, посмотрели на неё – довольна?

– Никогда бы не подумала, что такой великий алхимик имел такой несуразный подбородок! – Гелла рассмеялась, и Арчи, постояв какое-то время, присоединился к ней.

– Ну, а чего ты хочешь? Могу и так, – вмиг лицо его превратилось в подобие космического богомола с двумя огромными, состоящими из сотен тысяч глаз сфер, которые уставились на неё. – Такой образ больше подходит?

– ДА, но тот привычнее.

– А разве так интересно?

– Нормально, – сделав задумчивое лицо, улыбнулась Гелла.

– А могу ещё и так, – лицо вновь рассыпалось и собралось из тысяч фрагментов в чуть полноватое лицо, до боли знакомое Гелле.

– Ой, прости, – ответил человек в очках, смотрящий на девушку, я так и думал, что это была плохая…

– Но всё-таки моя идея, – закончила Гелла.

– Пожалуй, ну, так что…

32. – Понравился тебе подарок? – тепло улыбнувшись, спросил Фрэнк свою дочку.

– Ты уже девочке все уши этим прожужжал, – пожурила его жена.

– Да, но мне же…

– Конечно, папуля, – чмокнув его в щеку, ответила девочка.

– Я вас люблю, – притянув поближе дочь и любимую женщину, улыбнулся Фрэнк.

– Да, да, и мы тебя тоже, – закатив глаза, повторила в сотый раз за вечер Неган.

– Не паясничай, – пожурила Неган Гелла, – папа ведь от всей души это говорит!

– Так, я сдаюсь, – разведя руки, улыбнулась Неган.

– То-то же, – деловито отметила дочка, – папа, а где ты его раздобыл? Это же такая большая редкость!

– Скажем так… У друга раздобыл.

– Да, а что за друг? – оживилась Гелла.

– Да, старый-старый знакомый… Хоп его зовут.

– Хоп? – удивилась девочка, – что за имя такое странное?

– О! Да, ты правильно поняла, он не местный, – Фрэнк рассмеялся, – Хоппи родился в стране Золотого утконоса. Вы уже, наверное, изучали по географии историю этого государства?

– ДА! ДА! – Там живет очень древний и мудрый народ! И оно находится между нашими островными колониями и южной империей!

– Умница! – похвалил её отец, – а что ещё ты знаешь об этой стране?

– Хм… Что там живут эти… как они называются?! – девочка надулась, силясь вспомнить.

– НУ, ну, – давай! – подбадривал её отец.

– А! Шаманы!

– Верно, моя дорогая. Шаманы, и Хоп, кстати, один из них.

– Вау! – изумилась девочка, – а что они делают? – В ответ Фрэнк рассмеялся.

– Ну ты чего? Я ведь обижусь! – высунув язык, передразнила его Гелла.

– Ты прямо как твоя мама, – улыбнулся Фрэнк и посмотрел на свою жену, та тоже скорчила недовольную рожицу.

– Вот! Это я горел? – рассмеялся ещё больше Фрэнк.

– Ну, расскажи! – затопав ножками, настаивала Гелла.

– Хорошо, хорошо! – успокоил её отец, – если говорить о сути дела… То они лечат людей.

– Что? – удивилась Гелла, – то есть это врачи?

– Не совсем, – уточнил Фрэнк, – доктора, при всем моём уважении к ним, справляются только с причиной и последствиями нарушений в жизни человека, которые выражаются на их физическом уровне. Шаманы же действуют на внутреннем уровне и излечивают первопричину болезни. Это куда более эффективно.

– Это как? – заинтересовалась Гелла.

– Если на бытовом уровне – то, например… Представь, что в нашем домике появится дыра в крыше на втором этаже.

– Нет! Не хочу дырку! – запротестовала Гелла.

– Просто представь, – улыбнулся отец.

– Так, хорошо… Но она не появится? – забеспокоилась Гелла.

– Только если не будешь о ней часто думать. Так вот, – продолжил Фрэнк – начинается дождь и через крышу вода попадает в помещение. Из–за этого могут разбухнуть доски или испортиться предметы, что, конечно, нежелательно. Тем более, что залить может не только верх, но и нижние жилые наши этажи, включая спальни, кухню… Ты поняла?

Гелла кивнула.

– Так вот, врачи занимаются тем, что пытаются внутри дома во время грозы переставлять предметы, чтобы они не сильно испортились, что, согласись, не очень эффективно? Тем более, что никогда нельзя предугадать, когда может случиться настоящий ливень или гроза. А шаманы, несмотря на погоду, даже если разразится шторм, выходят из дома, лезут на крышу и заделывают дырку снаружи.

– Ух ты! Какие смелые!

– Да, не каждый врач сможет вылезти за пределы дома и уже оттуда решить проблему. Но таковы шаманы по своей природе.

– Как здорово! Я тоже хочу стать шаманом! Можно мы туда поедем?! И ты познакомишь меня с Хопом, а? Пожалуйста! Пожалуйста!

– Это можно, да.

– Спасибо!

– Эй, спокойно, шаманом стать не так уж и просто.

– Я ничего не боюсь!

– Не сомневаюсь, ты ведь и обладаешь всеми нужными качествами, однако, тебе придётся быть сильной.

– ДА? Они проходят какие-то специальные подготовки?

– А то! Они много изучают мир вокруг, учатся слышать и видеть вещи, которые обычному доктору и не снились. И собирают знания, чтобы приготовить лодку, по которой берут с собой больного.

– Лодку? Зачем?

– Не в прямом смысле. Они учатся подбирать травы. Каждую индивидуально, чтобы получался напиток, который они используют для путешествий.

– Вау! Я все поняла!

– И что же?

– Напиток этот и лечит людей! Он такой вкусный, что, попробовав его, все тут же вылечиваются! Да?!

Фрэнк рассмеялся.

– Он гадкий на самом деле, наверное, самое ужасное на вкус, что можно попробовать!

– Фу, – скорчила рожицу Гелла, – это как съесть тысячу какашек!

– Гелла – пожурила её мать.