Вова открыл коробку. Почти доверху она была забита спортивными медалями на разноцветных ленточках, на дне виднелись какие-то дипломы и грамоты, а сверху лежало несколько старых фотографий. На одной – молодая смеющаяся женщина с такими же, как у Вовы, глазами. Наверное – мать… На другой, видимо, детсадовская группа: все – «белый верх – чёрный низ», а в заднем ряду, видимо, чтобы вид не портил, – крупный мальчишка в какой-то серой кофтёнке, с плотно сжатыми губами и грустным взглядом. А это – у ёлки. Такой же грустный, в нелепом костюме зайца крепко прижимает к груди пакет с конфетами. А на этих – уже весёлый. Вот с мячом на поле, а это, наверное, в раздевалке, после игры. С друзьями по команде на фоне Колизея…

Вова задумчиво перебирал свои сокровища.

Я положил ему руку на плечо и тихо сказал:

– Фигня, Вова, прорвёмся…

Как-то я застал его за интересным занятием: Вова сидел перед компьютером. Заметив меня, вскочил:

– Работать будете?

– Да нет, продолжай…

– Да у вас здесь игрушек совсем нет.

– Ну, я их не люблю.

– Почему?

– Раздражают.

– А мне нравятся. Я иногда в салон ходил…

– Если нравятся, давай купим несколько дисков.

К покупке игр он отнёсся со всей серьёзностью. Малолетняя продавщица, с восторгом взирая на снизошедшего до её убогого отдела Вову, не переставая, рассказывала, кто здесь кого убивает и на сколько мегабайт памяти это рассчитано. А звук, а картинка!..

Прикупив в результате несколько дисков, Вова засел за комп. От его радостных воплей я чуть не оглох. Мало того, с завидной регулярностью Вова призывал меня в свидетели очередной победы и перехода на новый уровень.

В этот вечер ужинать мы так и не сели. Сжалившись, я поставил на компьютерный стол кофе и бутерброды. Вова, не отрываясь от экрана, всё зажевал и продолжил битву.

Засыпая, я с радостью предвкушал, что, проиграв всю ночь в свои стрелялки, он не поднимет меня с утра пораньше и не заставит руки-ноги задирать.

Но радовался я рано…

Утром как ни в чём не бывало Вова прокричал у меня над ухом:

– На зарядку – становись!..

Еле продирая глаза, я сказал:

– Такое ощущение, что ты не институт физкультуры, а военное училище окончил…

– Так я же в армейской команде играл, – радостно ответил он.

Днём, в студии, моя ассистентка, округлив глаза, сообщила, что внизу меня ждут какие-то новые русские. А женщина – ну просто рвётся наверх, охрана её удержать не может.

Спустившись в фойе, я заметил, а вернее, сначала услышал Ольгу. Она была со своим благоверным.

– Сашка, ну наконец! – радостно завопила она.

– Во малахольная, всю ночь спать не давала, – пожаловался мне её супружник.

Ольга только нетерпеливо махнула рукой в его сторону.

– Понимаешь, – почему-то она перешла на шёпот, – я знаю, кто Люську прикончил…

На нас уже оглядывались.

Кое-как усевшись в кресло в углу, она продолжила:

– Точно… Это он…

– Да кто же?

– Хайнц!

– …?!

– Я его вчера в кабаке видела, а он сделал вид, что не узнал меня…

– И поэтому ты решила, что он – убийца?

– Я же говорю – малахольная, – довольно констатировал Ольгин муж.

– Ну, знаешь, а для чего он сюда тогда припёрся из своей Германии, да ещё шифруется?

– А может, ты ошиблась?..

Ольга с достоинством посмотрела на нас:

– В отличие от некоторых я очками до сих пор не пользуюсь!..

Мы, оправдываясь, вместе с её благоверным пробубнили, что, мол, только на работе…

– Так вот, – опять нетерпеливо перебила нас она, – весь вечер сидел за соседним столиком, и с какой-то крашеной мочалкой, страшной до жути!..

– Это точно, – вставил свои пять копеек Ольгин бугай, – как будто только с панели привёл.

– Ну, я не знаю… – протянул я. – С одной стороны, конечно, подозрительно, но это ещё ни о чём не говорит…

– А ты ему сообщил о Люськиной смерти?

– Звонил несколько раз. Дома всё время автоответчик, а в универе любезно обещали передать моё сообщение.

– И он тебе не позвонил?

– Нет.

– Что делать будем? – как всегда, суперактивная Ольга жаждала действий.

– Может, Петровичу позвонить?

– Это кто? – напрягся муж.

– Это очень любезный следователь, – ответила его половина. – Он сказал, что я – настоящий эксперт по драгоценным камням.

– Это он в точку попал, – пробурчал супружник, покосившись на блистающую каменьями Ольгину шею.

Вова предложил сначала всё проверить самим.

– И как ты это себе представляешь?

– Прижмём жирного в угол, он и расколется…

– Вова! Ты нас в международный конфликт втравишь!

– Ну, мы же его бить не будем, просто спросим…

Узнав у Ольги название кабака, где она видела бюргера с мочалкой, мы вечером организовали там засаду. Вова от нечего делать ел и строил глазки всем подряд тёлкам, независимо от возраста. Те млели.

Наконец, часов в одиннадцать, появился Хайнц. Это был, бесспорно, он. Под руку действительно с какой-то мочалкой. Но я сразу понял, чем она вызвала такое раздражение у Ольги: брюликов на ней висело куда как больше!

Хайнц меня тоже узнал, но отвёл глаза.

– Он? – спросил Вова.

– Он…

– А чего шифруется?

Мы продолжали сидеть за столиком. Наконец мочалка встала – видимо, собралась носик попудрить.

Хайнц подлетел ко мне и, просительно заглядывая в глаза, сказал:

– Херр Алекс, я вас умоляю, только никому не говорите, что я здесь… Я вам всё объясню… потом…

– Когда?

– Ну, давайте сегодня ночью. После того… после того, как моя спутница уснёт, я к вам спущусь…

Ресторан был гостиничным, и, чтобы не потерять Хайнца, мы на всякий случай переместились в холл. Вова развлекался у игровых автоматов.

Хайнца всё не было. Заграничная бумажка зелёного цвета быстро помогла выяснить на рецепции всю нужную информацию: оказывается, сегодня ночью парочка отбывала в Германию.

– Так… – процедил Вова сквозь зубы, – придётся бить…

Мы поднялись на нужный этаж. Дверь одного из номеров распахнулась, из неё выглянул Хайнц и, никого не заметив (нас от него закрывала необъятная искусственная пальма), стал, пыхтя, выносить в коридор чемоданы.

– У них что, здесь никакой обслуги нет? – шёпотом спросил Вова.

– Наверное, для конспирации…

Толстяк и опомниться не успел, как железная рука взяла его за шиворот и бросила в кресло. Выпучив на меня глаза, Хайнц хрипел и пытался отцепить Вовину руку. Бывают же наивные люди!

– Чё, сука, слинять хотел? – грозно спросил Вова.

– Он почти не понимает по-русски, – сказал я.

– Ничего, у меня быстро научится.

– Ладно, отпусти его, а то ещё помрёт с испуга.

– Мы вас слушаем, – любезно обратился я к Хайнцу.

Тот, держась рукой за горло, начал причитать:

– Я вас умоляю, только ничего не говорите Анне…

– Вы знаете, что Люся умерла?

– Да… Это печально…

– Это ты её убил? – зло спросил Вова.

Хайнц уставился на меня.

– Он спрашивает: это вы её убили?..

– Но для чего?..

– Вам виднее…

– Херр Алекс, мы давно разошлись и не имели никаких претензий друг к другу. Зачем же мне убивать Люсю?..

– А что вы тогда здесь делаете?

Хайнц потупился.

– Ну? – опять страшным голосом спросил Вова.

– Я… То есть Анна… Вы понимаете, херр Алекс, я игрок. В последнее время удача отвернулась от меня. Я заложил дом. Я… я могу остаться на улице… Представляете, если в университете узнают! А Анна… Она очень богатая наследница… Ну, я и решил жениться. А ей взбрело в голову поехать именно в этот город… И непременно – сейчас. Я даже на Люсину могилу не мог пойти. Как бы я ей объяснил?..

– И что он сказал? – спросил Вова.

– Сказал, что проиграл все бабки и окучивает мочалку – она супербашлёвая…

Вова оторопело посмотрел на меня:

– Это вы на каком языке сказали?..

– Ну не всё же мне как в телевизоре разговаривать…

Из номера выплыла Анна. В шляпке от кутюр она была ещё страшнее…

– Познакомь меня со своими русскими друзьями, – сладко проговорила она Хайнцу, пожирая глазами Вову. Тот принял боевую стойку.

– Это господин с телевидения, он хотел взять у меня интервью…

Фрау что-то промурлыкала и, не отрывая глаз от Вовы, взяла толстяка под руку. Появился коридорный с тележкой.

– Вова, фу, – скомандовал я. – Ты не на работе…

Вова с сожалением посмотрел на удаляющуюся Анну.

– Что, и с ней бы смог?

– В лёгкую…

– Да, ты – настоящий мастер…

Наши походы в тренажёрный зал продолжались. Солярий, по сравнению с этой камерой пыток, показался мне сущим раем. А когда Вова собрался в сауну, я предложил поехать на дачу. Там была роскошная баня.

– И это – дача? – с удивлением спросил он, когда мы приехали.

Дача досталась мне от дедули с бабулей. Роскошный, по меркам сталинских времён, дом с террасой, заросшим садом, маленьким прудом. Увидев в зале камин, Вова спросил:

– Настоящий?

– Да. Можно затопить.

– Это чья… дача?

– Теперь моя.

– А раньше?

– Раньше была дедушки и бабушки.

– Их фамилия случайно не Ротшильд?..

– Нет, – засмеялся я. – Греков и Разумова. Может, ты видел их фильмы. Правда, это было так давно…

– Опять вы меня за дурака держите, – обиделся Вова. – Конечно, видел. Мы эти комедии всегда перед матчами смотрели…

– Ну, вот здесь мы и жили летом.

– А родители?

– Родителей я видел очень редко. Они всё больше за рубежом работали.

Баня привела Вову в восторг. Он от души отхлестал себя и меня за компанию веником, потом мы сидели перед горящим камином…

– Здесь есть маленький кинозал, если хочешь – давай что-нибудь посмотрим, – предложил я.

– Что, прямо как в кинотеатре?

– Ну, почти…

Вова с благоговением взирал, как я управляюсь со старым, ещё довоенным проектором. Наконец аппарат застрекотал, и вот снова на экране я увидел бабусю. Она заразительно смеялась и пела, а я, кажется, слышал, как она меня спрашивает:

– Ты это серьёзно, Сашенька?..

Спать мы пошли на второй этаж.

– А это кто? – остановился Вова у афиши в коридоре.

– Я. В детстве.

– ?..

– Что, не похож?

– Ну, в общем…

– Что же ты хочешь. Мне здесь всего четырнадцать…

– «Концерт для фортепиано с оркестром…» – прочитал Вова. – Вы что, музыкантом были?

– Был, был…

– А почему тогда?..

– Потому же, что и у тебя…

– У музыкантов что, тоже травмы бывают?..

– Как видишь…

Вова задумался:

– Так мы, выходит, коллеги по несчастью?

– Выходит…

Он подошёл к роялю.

– Можно потрогать?

– Потрогай, – засмеялся я. – Он не кусается…

Вова дотронулся до клавиши. Зазвучала струна.

– Так просто…

– Ну, это как посмотреть.

Он взял в руки ноты.

– И по этим загогулинам можно что-то понять?..

– Ну вы же с Ленкой что-то понимаете в своих бумажках…

– Там всё просто: движения записаны.

– И здесь всё просто: каждая нота – отдельный звук, хвостики длительность обозначают…

– И что вот здесь написано? – ткнул он в такт посередине страницы.

– Слушай.

Я правой рукой наиграл мелодию. Это был похоронный марш Шопена.

– Ну вы даёте. А повеселее ничего нет?..

– Знаешь, я так долго не сидел за инструментом, что может ничего не получиться…

– А вы попробуйте…

Для начала я попробовал гамму до мажор. Да, да, ту самую, прямую, расходящуюся. Ужас! Мои руки были даже не деревянными, как я думал, они были чугунными! Об арпеджио я даже и не помышлял…

– Это что, типа тренировки?

– Типа… Ладно, попробуем что попроще.

Я попытался сыграть рэгтайм. Непослушные пальцы с трудом вспоминали мелодию, расстроенный рояль жутко звенел. Как я дотянул до коды – не помню.

Вова внимательно слушал. Потом встал, подошёл ко мне и… зааплодировал.

На автопилоте я вскочил с табуретки и поклонился.

– Ой, прости, привычка, – смутился я.

Вид смущённого меня произвёл на Вову неизгладимое впечатление. Кто бы мог подумать, что я на это способен!

И тут я – о, господи! – в этот раз я припал к его широкой груди. А он… он прижал меня к себе и тихо сказал:

– Фигня, прорвёмся…

Спать мы улеглись в бабусиной спальне. Она приснилась мне в эту ночь, что случалось крайне редко. Лучезарно улыбаясь, как это умела делать только она, бабуля сказала:

– А он, этот мальчик, вернул к жизни наш старый дом… И тебя тоже…

Проснулся я от каких-то странных глухих звуков. На лужайке перед домом Вова выделывал неимоверные па со старым футбольным мячом (и где он только его нашёл?).

– Тренируемся? – спросил я, выходя на улицу.

– Да так, балуюсь…

Когда мы уезжали с дачи, я оглянулся на большой портрет бабуси – снимок из её последнего фильма, который висел над лестницей. Мне показалось, что она подмигнула мне…

С лёгкой Ленкиной руки Вову пригласили сниматься в клипе очередной восходящей поп-звёздочки. Конечно, я непременно должен был присутствовать.

В павильоне рядом со мной сидел толстенький дядечка с толстенькой же борсеткой в руках.

– Ваш мальчик? – кивнул он в сторону Вовы.

– Я его продюсер…

– Я тоже типа того, – вздохнул толстяк.

Сюжет был простой: Вова стоял, как памятник самому себе, а девица увивалась вокруг, пытаясь его безуспешно соблазнить.

В перерыве Вова плюхнулся в кресло рядом со мной, чем немало удивил толстяка. Его-то девица, не снимаясь, целомудренно накидывала прозрачный халатик. Но наш-то мальчик такими комплексами не страдал…

Когда съёмки закончились, девица чмокнула Вову в щёчку и удалилась со своим «продюсером».

– Ну как? – спросил Вова.

– Ты смотрелся гораздо лучше этой тёлки!

Вова радостно просиял.

Я по-прежнему не мог понять: кто убил Люську и, главное, за что?

Вова постепенно стал приходить в себя и уже иногда совершал короткие вылазки по коридорам телецентра и без меня.

Клип вышел в эфир и имел успех. Малолетние дурочки стали узнавать его на улице.

Как-то вечером раздался звонок.

– Мсье Александер? – с ударением на последний слог спросили меня.

«Француз», – подумал я и на всякий случай ответил: – Уи…

Иностранная сторона тут же радостно перешла на английский. Ни много ни мало они предлагали модели, чьим агентом я являлся, сняться для рекламного плаката нового парфюма одной очень известной фирмы…

– Какой? – спросил я.

– Понимаете, пока это коммерческая тайна. Так вы согласны?..

– Мы согласны? – спросил я у Вовы, который вёл очередную компьютерную бойню.

Он оторопело посмотрел на меня.

– В Париж зовут, на съёмки…

Вова едва заметно кивнул.

– Мы согласны, – ответил я иностранной стороне.

– Хорошо. Мы с вами позже свяжемся.

– И чё? – спросил наконец оживший Вова.

– Рекламный плакат нового парфюма. Будешь известен по всем бутикам!

– И как я поеду? Паспорт же нужен!..

– Да, действительно. Но в наше-то время… Были бы деньги.

Я начал вспоминать скользких личностей, которые могли бы помочь. Конечно же, первым на ум приходил Лёвик. Этот мог всё…

– Собирайся, – сказал я Вове, – идём в гей-клуб.

– ?..

– Там тип тусуется, который помочь может.

– А может, вы сами, без меня?

– И на паспорт налепят мою фотку? Давай, давай…

Вова долго думал и советовался со мной, во что облачиться. Наконец натянул кожаные штаны и абсолютно прозрачную чёрную рубаху.

– Ну как?

– О, ты будешь пользоваться успехом…

В клубе он затащил меня в самый тёмный угол. Но это не мешало местной публике увиваться возле нашего стола. Каждый считал своим долгом состроить Вове глазки. Тот зверел.

– Спокойнее. Помни, ради чего мы здесь. Веди себя естественно. Расслабься.

– Да они же об меня трутся!

– Какое горе!

– Да ну вас…

Наконец появился Лёвик: толстый, лысый, в красных брючках в облипочку и жёлтой кофтёнке до пупа.

Я поманил его.

Лёвик всегда был любителем халявной выпивки.

– Ну-с, я вас слушаю, – сказал тот, падая на стул и кушая глазами Вову.

– Мальчику нужен паспорт. На чужую фамилию, естественно.

– Ты говоришь так, как будто это – два пальца обделать…

– Ну, для тебя-то…

Лёва польщённо улыбнулся.

– Это будет, естественно, стоить…

– Естественно…

– Платить натурой будем или как?..

Вова напрягся.

– И не мечтай, старый хрыч, – сказал я. – Деньгами. Заграничными.

– Ну ладно, – согласился Лёвик. – Деньги так деньги. Твой телефон я найду…

Через несколько дней мы произвели обмен: я вручил Лёве толстую пачку заграничных зелёных денег, он мне – паспорт с довольной Вовиной физиономией, где тот значился каким-то Фёдором Петровичем Севрюковым.

– А это не туфта?..

– Ну, Сашенька, ты меня обижаешь. Если Лёва что-то делает – он делает это со знаком качества…

Послюнявив палец, Лёвик тщательно пересчитал деньги.

– А натурой всё-таки было бы лучше, – вздохнул он.

И мы с Вовой, то есть Федей, отправились в Париж…

Зарубежная сторона подошла к нашему приезду по-заграничному серьёзно. Лимузин, конечно, к трапу не подгоняли, но встретили в аэропорту, отвезли во вполне приличный отель.

Портье буднично спросил:

– Жить будете в одном номере или отдельно?

Я перевёл Вове.

– Я отдельно боюсь, – потупилась восходящая звезда.

В гостинице нам рассиживаться не дали. Почти сразу же повезли к юристу. По дороге Вова всё время смотрел в окно и, когда видел Эйфелеву башню, толкал меня в бок и зачарованно вопил:

– Смотрите!..

Парижского законника несколько удивило, что мой подопечный не понимает по-английски.

– Но это же рабочий язык модельного бизнеса!..

– У нас – особый случай, – важно сказал я.

– Чё он докопался? – с подозрением спросил Вова.

– Не понимает, почему ты по-английски не говоришь…

– Вот козёл!..

В конце концов нам дали подписать объёмистый контракт, две трети которого занимал раздел секретности. Мы обязались до выхода конечного продукта, то бишь плаката, не называть кому бы то ни было фирму-разработчика и рекламируемый продукт… А оно нам надо?..

Наконец нас отвезли в студию. Стареющий маэстро в соломенной шляпке и рубахе с рюшами встретил нас, как подобает великим, с полным небрежением.

Его поначалу напрягло моё присутствие, но когда я популярно объяснил, что это – желание клиента, да ещё с истинно парижским прононсом, он потерял ко мне всякий интерес.

Вова обнажился, маэстро прищёлкнул языком и начал отдавать команды своей свите.

Вову причёсывали, мазали гримом с головы до ног, щёлкая без конца на «Полароид»…

В конце концов ему несколько усилили цвет волос, добавили лёгкого загара и поставили на фоне синего задника. Маэстро начал показывать, какие позы необходимы. Моя помощь особо не требовалась. Они быстро поняли друг друга. Всё-таки что значит – профессионалы!

Первый день подошёл к концу. Нас отвезли в гостиницу.

– Ну, куда пойдём? – спросил я.

– На башню, конечно, – не задумываясь, выпалил Вова. – И ещё… – он немного подумал, – в «Мулен Руж».

Мы поднялись на башню, посидели в кафешке. Цены убили Вову наповал…

В «Мулен Руж» ему так понравилось, что я боялся – как бы на сцену не выскочил.

– Во дают! – всё время восхищённо шептал Вова.

Вернувшись в гостиницу, он долго повторял перед зеркалом то, что увидел в варьете.

– Может пригодиться… Надо запомнить!

После ужина Вова спросил:

– А как у них здесь со здоровым сексом?

– Это дело у них давно поставлено на широкую ногу. Что, опять хочется?..

– Ну… я бы не отказался…

Я назвал таксисту адрес заведения старушки Мари. Поговаривали, что этот бордель когда-то принадлежал бабке Эдит Пиаф. Впрочем, чего не скажешь ради рекламы!

Старушка приветствовала меня радостной улыбкой:

– О, мсье Алекс, вы снова у нас!..

Потом, уже по-деловому, осведомилась:

– Вам – как всегда? А ваш спутник?..

Вова в это время уставился на девицу в коротенькой юбчонке, сидевшую у стойки бара. Та призывно полуоткрыла рот…

– Вообще-то, это мужик, – сказал я как бы между прочим.

– А грудь?.. – прошептал изумлённый Вова.

– За хорошие бабки мы и тебе такую можем устроить…

В конце концов Вове выбрали традиционную партнёршу.

– Увы, молодые люди, – вздохнула Мари, – в наше время все требуют чего-то невозможного… Угодить клиентам всё труднее…

Я освободился раньше Вовы. Он трудился ещё как минимум час.

Когда мы уезжали от мадам, та мне шепнула:

– А я бы с удовольствием взяла его в штат!

– Чего ей надо? – напрягся Вова.

– Восхищается твоей красотой. Она в этом разбирается!

– …Ну как? – спросил я у Вовы в такси.

– Да ну их… Резинки только что на голову не натягивают. А перед началом, как в штатовских фильмах полицейские, тебе твои права зачитывают: туда не целуй, здесь не трогай… А что вы мне ещё покажете?..

– Ну, что-то вроде улицы красных фонарей устроит?..

Мы вышли из такси. Водитель проводил нас подозрительным взглядом.

Грудастые девицы тут же облепили Вову. Мы с трудом прорвались сквозь их плотный строй.

Какой-то бугай в кожаном прикиде начал нас настойчиво зазывать на садомазо-шоу.

Потом бритоголовый араб распахнул перед нами плащ, под которым, естественно, ничего не было, и сделал призывное движение в лучших традициях танца живота.

– Это как он делает? – заинтересовался Вова.

Араб непонимающе уставился на нас.

– Идёте со мной? – спросил он.

– Научишь его так животом делать?

Араб очумел.

– А секс?

– Сначала научишь, а потом подумаем. Не бойся, заплатим…

Всё ещё очумело озираясь, бедный араб (чёрт их знает, этих русских!) наконец привёл нас в свою комнатушку, где умывальник был прямо у дверей, а из-под него выдвигалось биде – непременный атрибут французского разврата.

Со вздохом облегчения Вова разделся.

– Давай!

Араб включил магнитофон и начал демонстрировать чудеса верчения животом.

Вова повторял. Араб его останавливал, поправлял. Наконец они начали делать это почти синхронно.

– Вова. – Вова ткнул себя в грудь. – А ты?.. – показал он на араба.