Глава 2. Счастье не только в деньгах

Рэйт внезапно почувствовал, как спину обожгло. Он застыл на месте; жар стремительно заливал лицо, а по раскалившейся спине бегали цепкие ледяные мурашки.

Больше всего его пугало именно то, что кто-то слышал, как он кричал. Первым порывом было убежать; но внезапно стало страшно – ему казалось, что этот кто-то будет преследовать его; а из-за ломающихся веток и шуршания листьев он не услышит, насколько близко находится преследователь. Да и вообще – его мозг сейчас просто не вынес бы шума. Поэтому он не нашёл ничего лучше, как подняться и обернуться на шорох.

В этот момент из-за облаков вышла луна – полная, яркая, как фонарь. Её свет упал в том числе и на незнакомца. Увидев его, Рэйт вздохнул с облегчением. Это был не охранник и не полицейский, а просто молодой человек лет двадцати с лишним. Наверное, он тоже прогуливался. А может, он тоже любит приходить именно в это место. «Может, я ему помешал?..»

Рэйт повернулся и собрался уйти.

– Постойте, я хотел…

Голос незнакомца так внезапно разрезал тишину, что Рэйт вздрогнул и остановился. Он посмотрел молодому человеку в лицо, раздумывая, что же тому надо. Длинные рыжевато-золотистые волосы пришедшего отливали в лунном свете серебром, а в водянисто-зелёных глазах стоял металлический блеск. Они были большими, печальными и какими-то немного наивными; в целом человек походил на какое-то внезапно спустившееся откуда-то с луны… божество?..

У Рэйта перехватило дыхание.

– Вы кто? Вы один из них, да?!

Рэйт сам не знал, что несёт. В мозге появилось какое-то болезненное возбуждение; стоило ему вспомнить об Организации, как появился этот лунный человек.

Позже Рэйт вспоминал это со стыдом. Вероятно, он очень озадачил пришедшего; его фантазия часто играла с ним злые шутки…

А сейчас он смотрел незнакомцу в глаза; тот, в свою очередь, всматривался в него. Постояв так немного, человек произнёс:

– Извините за беспокойство.

После этого он просто развернулся и пошёл обратно.

У Рэйта внутри что-то упало. Он-то ожидал чего-то…

Хотел было окликнуть, но одёрнул себя. Какой смысл. Это был просто прохожий. Конечно, он удивился, увидев его здесь.

Но эти глаза Рэйт запомнил надолго; а с утра долго не мог разобраться, приснилось ему это всё или нет.

***

– Да что они, идиоты, что ли?!.. – Гил ходил взад-вперёд по помещению. – Чего они ожидают от этих переговоров?! Что мы заключим с ними какую-то сделку?

Он говорил о Первой Зоне. Вторая уже сдалась – после того, как население сократилось вдвое. Первая же, видя это всё – помощь посылать у них уже желание отпало – не торопилась давать окончательный ответ. Хотя всё, что от них требовалось – это добровольно сдать правительство.

– Помнится, не так давно на международной конференции они вещали о том, что их священный долг – устранить новую угрозу человечеству. Потом они всерьёз собрались объединить весь мир в борьбе с общим врагом. А теперь они заключают с нами какие-то договоры?.. Они что, считают себя ровней нам?

Каэл зевнул и сказал:

– Мне никогда не нравилась первая Зона… Да и их действия – они не удивительны; придётся повозиться.

– Я просто не хочу бессмысленно терять людей. Нас и так мало, а в Третьей Зоне случайно погибло аж несколько человек…

Тут Каэл округлил глаза; он бы поперхнулся, если б было, чем.

– Я имею в виду, нужных людей, – добавил Гил, уловив эмоции Каэла.

«И всё-таки чувства собственности ему не занимать…» – подумал последний.

Тут дверь открылась, и в помещение вошла девушка – примерно одного возраста с Каэлом. Её волнистые волосы холодно-пшеничного цвета, достающие до плеч, и большие карие глаза создавали некое сходство с золотистым ретривером. В руках у неё был стакан – очевидно, с кофе.

– А, Вы заняты? – спросила она, увидев Каэла.

– Да нет, пока просто выражаю свои эмоции, – ответил Гил; на его лице появилась тёплая полуулыбка.

– Вы ведь о Первой Зоне говорили, да?

– Помню, что ты оттуда.

– И я очень рада, что это место наконец перестанет существовать.

– Мне нравится этот настрой!

– Однако одного настроя мало, – хмуро отрезал внезапно вклинившийся Каэл. – Мы собираемся проводить с ними переговоры, или обойдутся без прелюдий?

– Каэл, а что ты такой нервный в последнее время? – хитро спросил Гил.

– Как заместитель, я бы предпочёл говорить с начальством без лишних ушей.

– Когда везде видишь предателей, недолго и самому заразиться, – сказала девушка, сверкнув глазами. – Всё, ухожу, ухожу, – она картинно подняла руки и вышла; кофе остался на столе.

Каэл ощутил тихую ярость. Воистину, только она могла позволять себе подобные выходки; любого другого уже бы поставили на место весьма неделикатным образом.

Подождав, пока шаги затихли, Каэл посмотрел Гилу в глаза и быстро произнёс:

– Вы подумали над тем, о чём я говорил три с половиной ночи назад здесь в два часа?

– Что-то не припоминаю, – зевнул Гил. – С минутами и секундами можно?

Каэл закатил глаза. Он едва удержался, чтобы не передёрнуться и не издать раздражённый звук.

– Я так понимаю, возвращаться к этой теме Вы не собираетесь.

– Всё ты правильно понимаешь. То, что Эстер (так звали недавно вышедшую девушку) депортировали из Первой Зоны за взлом, не означает, что она обязательно шпион. Да и смысл ей?

– А как Вы тогда объясняете то, что почти сразу после её вступления в Организацию Первая Зона провела международную конференцию, хотя тогда ещё даже Третья оставалась целой? Надо им обращать внимание на каких-то там «террористов» из Второй Зоны, в обычное время они бы и пальцем не шевельнули!

– Каэл, ты забываешь о том, что до этого Вторая Зона отказала Первой в заключении сделки. Ну по поводу ресурсов нейтральной стороны на севере. Не желая скандала и прознав о нашем зарождающемся движении, Первая Зона уцепилась за возможность извлечь выгоду: узнай весь мир о «террористах» из Второй Зоны, последней просто пришлось бы бросить прежде всего собственные силы на борьбу с ними. А что у нас с бюджетом ещё со времён Третьей Межпланетной? Правильно, всё плохо. А где у нас сосредоточение мировых денег? Правильно, в Первой Зоне. Вот так и замкнулся бы круг; а Первая Зона получила бы ещё и репутацию борца с врагами человечества.

– Мне не была известна информация о намерениях Первой Зоны, – тихо сказал Каэл.

– Она и не могла быть тебе известна, – улыбнулся Гил. – Как только Эстер вступила в Организацию, я очень, очень тщательно её проверял. И если она тебе так неприятна потому, что может откопать любую информацию откуда угодно – что ж, Каэл, даже не представляю, что ты там со своим самомнением замышляешь.

На слове «самомнение» из уст Гила тот чуть не выпал в осадок.

– Ладно, я понял.

Некоторое время висело молчание.

– А что касается твоего вопроса по поводу переговоров, – сказал затем Гил, отхлебнув кофе, – почему бы и не сходить. Когда мне ещё представится такая возможность…

***

Мать Рэйта вернулась домой, не произнеся ни звука. В её присутствии тишина, можно сказать, заполняла собой помещение, проникая во все щели – настолько в этом случае она была необычна.

Убрав рисунок и уставившись вместо него в экран, Рэйт ждал. Он заранее прикидывал, как можно будет в случае чего быстро покинуть квартиру – прежде всего, через окно.

– Поздравляю, собака. Доигрался.

У Рэйта по спине прошёл дикий холод. Прям так сразу, без предисловий. В спасительное окно приглашающе подул ветерок…

Он сидел не шелохнувшись, боясь вдохнуть.

Она быстро подошла и встала за ним. Вся спина Рэйта покрылась мурашками; ему очень хотелось вскочить, но это могло повлечь за собой агрессию.

– С-совсем мне нервы вытрепал… – сказала она сквозь зубы. – Зарплату мне из-за тебя понизили, сволочь!!!

После этих слов она резко схватила его за волосы, задрав голову.

Рэйт даже не успел как следует подумать, как этот факт может быть связан с ним. Впрочем, даже если бы он и подумал, то ни к какому выводу бы не пришёл. В общем-то, ничего нового под солнцем…

– Конечно, как тут будешь спокойной, когда у тебя такой ублюдок дома: не знаешь, что в следующий момент сделает – людей убивать пойдёт или в окно кинется!

«Ну хоть насчёт последнего правда».

– «Как Вы со мной разговариваете, как Вы со мной разговариваете!..» – это она, видимо, цитировала начальника. – Сам бы попробовал жить с такой скотиной!..

На последнем слове она со всей силы хлопнула рукой по столу.

У Рэйта была привычка попивать чаёк во время рисования или чтения, да впрочем, чего угодно. Вот и сейчас на столе стояла чашка свежезаваренного, ещё дымящегося чая, распространяя вокруг себя приятный травяной аромат.

И всё бы хорошо, если б рука матери не потянулась к этой чашке. Тут уж реакция Рэйта сработала на ура – он вскочил с места, инстинктивно при этом проговорив «н-не надо». Он случайно толкнул стоящую сзади – часть напитка пролилась, и судя по раздавшемуся тут же пронзительному звуку, ей на руку. Будучи в процессе молниеносного броска по направлению к окну, Рэйт услышал оглушительный для него в этот момент лязг чашки об пол, сопровождаемый выгавкиванием ругательств на довольно высоких тонах.

В этот момент ему стало до боли ясно, что если он моментально не покинет помещение, то будет очень, очень плохо. А до боли потому, что часть расплескавшегося чая попала ему на оголившуюся щиколотку. Не желая получить остатки в лицо, он схватился за ручку окна; ощущение было похоже на сон, в котором преследователь загоняет тебя в комнату с единственным выходом – тем же самым окном, и ты лихорадочно открываешь его и выпрыгиваешь как можно быстрее – неважно, с какой высоты – потому что бегущего за тобой уже чувствуешь спиной. Под жуткие проклятия Рэйт буквально свалился вниз, тут же вскочив на ноги и отбежав на безопасное расстояние.

Он понимал, что она разозлилась до жути и не оставит это просто так. Первым его порывом было бежать, как можно дальше и быстрее. Но вовремя сработала смекалка: долго он так не протянет, а ей ничего не стоит за ним погнаться. Лучшим выходом из данной ситуации было бы достать из гаража подобие мотоцикла; к тому же там в бардачке (как иногда спасает забывчивость!) лежит его гражданская карточка, так что в случае чего его никуда не заберут и не примут за угонщика.

И снова пришлось действовать мгновенно. Пока Рэйт со всех ног огибал дом – и опять, как во сне, казалось, что бег вечно что-то норовит замедлить – его мозг прикидывал, сколько времени понадобится матери, чтобы выйти. Мало, ничтожно мало; задержать её могли только закрытие окна и двери – если она, конечно, не пренебрежёт этим.

Секунда, в течение которой идентификатор сканировал радужку Рэйта, тянулась мучительно долго. Быстро вывезя аппарат, он даже не стал захлопывать дверь.

И правильно сделал. Потому что из подъезда выбежала мать.

– А-а, вот ты где, скотина!!!

И снова побег стал первым импульсом. Однако он моментально взял себя в руки; на то, чтобы завести средство передвижения, обычно требовались секунды.

«Три…»

Он запрыгнул на мотоцикл; мать стремительно приближалась.

«Два…»

Всё ближе и ближе; лицо Рэйта было таким каменным, будто её и вовсе не было.

«Один…»

– Только попробуй свалить!!!

«Ноль».

Их отделяло несколько сантиметров, когда Рэйт рванул с места; её пальцы скользнули по поле его расстёгнутой толстовки.

– Домой можешь даже не возвращаться, сволочь, падла, собака… – дальше пошли стремительно отдаляющиеся ругательства.

Он поблагодарил богов за то, что по пути ему никто не встретился – он вылетел из двора на довольно большой скорости: лишь быстрая реакция и воля случая позволили вписаться в поворот.

Теперь – на дорогу, и дальше, как можно дальше от дома. Он не знал, куда. Знакомых у него не было.

Оставшийся день он бесцельно прокатался по городу. Хорошо ещё, была ранняя осень, и потому он не очень замёрз. Однако ночи уже были холодными.

Остановившись в совершенно незнакомом месте – кажется, это была окраина города – он сел на остановке. Вокруг никого не было – уже хорошо; но вечерний холод начинал пробирать до костей, вызывая дрожь.

Посильнее запахнув кофту, он съёжился. Напомнил о себе ожог на ноге. Удивительно; это было совсем немного чая, а уже такой след. Совсем немного…

А в древности людей варили заживо. Медленно опускали в котел, начиная с ног. И эта боль была в миллионы, нет, миллиарды раз сильнее. Мрази. Рэйт ненавидел людей. Они пользовались болевыми рефлексами себе подобных; зная о хрупкости человеческого тела, они подвергали его нечеловеческим извращениям. До такого попросту невозможно додуматься живому существу, находящемуся в сознании.

Одним из сильнейших страхов Рэйта было умереть мучительной смертью. Он не выносил боли, он боялся боли, боль для него была воплощением физического мира и наоборот. Он не хотел жить в этом мире, в котором всем – и людям, и животным – нужно было вечно причинять друг другу бессмысленную боль; но он был вынужден.

А в Третьей Зоне ведь до сих пор существуют дикие обычаи и пытки. Хотя, погодите… Третьей Зоны же больше нет.

Лицо Рэйта озарила улыбка.

«Третьей Зоны больше нет. В мире стало на большую часть меньше страданий».

«Спасибо вам… Кто бы мог подумать, что больше всего мировой ситуацией будут обеспокоены те, в чьих интересах уничтожение человечества».

Будто гора с плеч упала. Ни с кого больше не будут снимать кожу или забрасывать камнями. Никого не будут унижать за врождённые дефекты. Не будет жестоких, не имеющих смысла человеческих жертвоприношений. Все сдохли и больше не вернутся.

Рэйту внезапно захотелось нарисовать предводителя Организации. Нарисовать… У него по телу прошли цепкие ледяные мурашки. Рисунок-то остался дома. Как он над ним старался, как работал над деталями; теперь, стоит матери увидеть его, она, вероятнее всего, попросту разорвёт картину.

Обычно он сам это делал, когда накапливалось около пяти штук – он не мог выносить того объёма необоснованного негатива, который на него обрушивался; нет, он не показывал рисунки – их откапывали.

Он сжал кулаки.

«Какого чёрта. Я один из немногих в этом мире хочу, чтобы не было страданий, я один из немногих крайне эмпатичен и один из немногих занимаюсь созидательной деятельностью; почему же все меня так ненавидят?!»

«Как бы я хотел… доказать… – по его лицу потекли непрошенные слёзы. – Я же выше их, я несравнимо выше; почему только я обладаю этим чувством иерархии…»

«Мне плевать, что я обычный человек. Я вступлю в Организацию. Они обязаны меня принять. Пусть делают что хотят; если убьют – тоже хорошо; хотя бы погибну от рук высших людей».