Дверь распахнулась, и в коридор выехала каталка. Под белой простынёй лежало мёртвое тело. То, что девушка мертва, не оставалось никаких сомнений. И, если люди, сидящие в коридоре, шёпотом спорили, строили предположения, то мне сразу стало ясно, что жизни в теле больше нет, нет того огня, присущего всем живым. От тела исходил могильный холод и тьма, непроглядная, безликая, пустая и гулкая.

– Следующий, – не терпящим возражения тоном, произнёс голос, и спина моя покрылась мурашками. Я бы узнала этот баритон из тысячи, густой и глубокий, тёплый, но твёрдый.

Парень в джинсовой куртке, мгновенно растеряв свою уверенность и надменность, на негнущихся коленях направился к кабинету.

Через несколько секунд, после того, как дверь за джинсовой спиной захлопнулась, раздался нечеловеческий крик. Парень орал, и крик его напоминал предсмертные муки раненного зверя. Я почувствовала, как съеденный завтрак запросился наружу, а сердце заколотилось, в тщетной попытке покинуть грудную клетку.

– Да что же это происходит?– лихорадочно билось в мозгу. – Почему мы сидим и слушаем, как там, за стеной издеваются над человеком? Почему мы позволяем пить нас, потрошить наши души? По какому такому праву они решают, правы мы или виноваты? По их мнению, мы– существа второго сорта, не способные сами разобраться в наших проблемах? За крупные преступление– смерть, за глупую детскую провинность– штраф, выплачивая который, тоже можешь лишиться жизни. Послушание и смирение нас не спасут от кровавых монстров. Ведь чем покорнее мы будем, тем жестче будут законы.

– Простите! Пожалуйста! – орал парень. – Не надо! Мне больно!

Как человек, терпящий насилие, я точно знала, что «пожалуйста» и «не надо», не действуют. Напротив, они ещё больше распаляют мучителей. Им, мучителям, доставляют удовольствие унижения жертвы. Ненавижу!

Внезапно вспомнился Гавриков. Жив ли он? Может, когда всё закончится, попробовать найти его, раз уж я всё равно здесь? Властитель вселенной, а ведь он учился с нами, угощал пивом, звал в свой дом, и, вообще, был неплохим парнем, и мог бы стать, наверное, хорошим врачом. Но вместо того, чтобы посещать лекции, целоваться с девушками, ходить на танцы и помогать отцу в гараже, он кормит каких –то кровососов…

Открылась дверь, прервав мои возмущённые мысли. Парень, уже без очков, с трудом добрался до скамейки и тут же рухнул на неё.

– Твою ж мать, – прошептал он бескровными синими губами, подавляя рвотные позывы. Я, предусмотрительно, отодвинулась подальше. – Суки.

Парень был готов разреветься в голос, от чего выглядел ещё более жалким. Теперь я не просто испытывала страх, нет. Он растёкся внутри меня, разлился по венам, опутал нервные волокна, застыл в мышцах. Если уж мужики так вопят, войдя в этот проклятый кабинет, что же буду делать я, хрупкая, слабая, выглядящая моложе своих лет?

– Следующий! – раздалось за дверью, и я с усилием делая каждый шаг, поплелась к двери.

Страшный кабинет, на первый взгляд, ничем не отличался от обычного процедурного кабинета в обыкновенной больнице. Кафельные стены, отмытые до блеска, низкая кушетка, застеленная клеёнкой, стол, девушка в белом халате.

– Солнечного дня тебе, студентка Кристина, – мягко произнесла вампирша. – Ложись, пожалуйста.

Чёрт! Она всем так мило улыбается, прежде чем начать высасывать кровь?

Я легла, устремив глаза к белоснежному, как и всё в этом проклятущем месте, потолку.

Послышались шаги, и надо мной склонился Хальвар – мой препод, собственной персоной.

– Здравствуй, Алёшина, – произнёс он, а по губам скользнула злорадная улыбочка. – Не ожидала?

– А вы в свободное от работы время любите над людьми поиздеваться?– не удержалась я от колкости. Да. Было страшно. Вот только молить о пощаде я не стану, по крайней мере, мне хотелось в это верить.

– Нет, Алёшина, – теперь вампир потешался открыто. – В свободное от работы время, я преподаю в институте таким балбесам, как ты.

– И как же называется ваша должность, «главный садист» или «палач– беспредельщик»?

Зубы стучали, горло перехватывала холодной рукой, и мне с трудом удавалось произносить то, что я произносила. Но лучше дерзить, чем униженно просить о снисхождении.

– Кристина, – вампир внимательно и серьёзно посмотрел на меня, ни дать ни взять, строгий, но справедливый учитель, словно и не пытал пять минут назад человека. – Давай поскорее закончим со всем этим, ты подождёшь меня в комнате отдыха, и мы с тобой поговорим. Я отвечу на все твои вопросы, хорошо? И разве ты не поняла, почему оказалась здесь? Разве не ты оскорбила лицо, выполняющее свои функциональные обязанности? А, может ты ждала снисхождения, Кристина?

– Дождёшься от вас, – буркнула я, отворачивая голову от его пронзительного золотистого взгляда. А ведь были подобные мыслишки. Стало стыдно за собственную наивность. С чего я, вообще взяла, что имею для него какое-то особенное значение? Что именно меня он простит.

– Получив снисхождение, ты бы продолжила совершать подобное ещё и ещё раз, не так ли? Но теперь, побывав здесь, задумаешься, и в схожей ситуации поступишь иначе.

С этими словами вампир взял мои заледеневшие пальцы, заключил в своей огромной ладони, крепко сжал.

– Холодная какая, – проговорил Хальвар, и тут же, по венам побежало тепло, разгоняя страх, заставляя расслабиться.

– Агда! – позвал вампир свою помощницу. – Заказ № 246.

В вену вонзилась игла, а препод запел. От звуков его голоса хотелось взмыть высоко в небо, хотелось обнять весь мир. Легко и светло стало на душе, а все мои страхи, сомнения и опасения показались глупыми и мелкими. Скоро, совсем скоро я выйду из этой комнаты и отправлюсь на прогулку по чудесному вампирскому городу. Прозрачная сфера понесёт меня мимо цветущих деревьев, над прудами с гигантскими кувшинками, будет проносить сквозь шипящие пушистые фонтаны. Я отыщу Гаврикова, мы поболтаем, передам ему привет от однокурсников…

– Вот и всё, – улыбнулась мне вампирша, помогая встать с кушетки.

Я, в приподнятом настроении, направилась к двери. Здесь мне больше делать нечего! Солнышко светит, птички поют, цветочки благоухают. Глупо сидеть в четырёх стенах в такой чудесный день.

– Кристина, – окликнул меня Хальвар у самой двери. – Дождись меня в комнате отдыха, не уходи никуда.

Я кивнула, чтобы он отстал. Разумеется, сидеть и ждать вампира в стенах Центра забора крови, мне совершенно не хотелось. Штраф заплатила и будет. Больше я кровососам ничего не должна.

– До следующего нарушения незыблемых правил, – хихикнула гиена.

– А мы их нарушать и не будем, – ответила я животине. – Ну, если только совсем немножко.

Люди, продолжающие сидеть в коридоре, в ожидании своего наказания, удивлённо смотрели мне в след. То, что я не кричала, показалось им странным. Наверняка, они сочли меня смелой и сильной личностью, умеющей держать свои чувства под контролем. Я даже, на короткое мгновение, успела увидеть оранжевую вспышку гордости за меня, со стороны старушки. Я сама себе напомнила школьницу, впервые побывавшую у гинеколога, но не севшую на кресло. Сегодня мне повезло, скорее всего заказчику требовались эндарфины в огромном количестве. Но повезёт ли в следующий раз? Да и триста миллилитров, не такая уж большая потеря для молодого организма. А если потребуют шестьсот, или восемьсот, каково будет моё самочувствие тогда?

* * *

– Не всё так плохо, как можно себе представить, – говорил Гавриков, прихлёбывая из кружки золотистое пиво под пушистой белой шапкой пены. – По крайней мере, пиво пить не запрещают, разумеется, если в этот день кровь не берут. Вампирский сынок– классный чувак. Мы с ним, оказывается, за одну и ту же футбольную команду болеем. Вчера вот, на человеческую дискотеку ходили, девочек клеить. Знаешь, он обещал меня вампирской магии обучить. Говорят, вы девки, постоянно волшебства ждёте.

На первый взгляд, Костя производил впечатление довольного жизнью человека, беспечного и весёлого. Но бледно– сизые волны тревоги, периодически исходившие от него, настораживали. Бывший однокурсник храбрился, но его тревожное состояние постепенно передавалось и мне, от чего с каждой минутой становилось неуютно.

– Вот, смотри, – с этими словами Гавриков вытащил из кармана телефон и принялся что-то в нём искать, нажимая пальцами на кнопки. От меня не укрылось, как мелко подрагивают концевые фаланги, как кнопки телефона становятся мокрыми от вспотевших ладоней. – Это мы с Харвальдом, а это мы с Риткой и Наташкой в кафе сидим. А здесь мы на Далерских островах. Там такая красотища! Море тёплое, чайки кричат, кругом зелень, цветы.

– А кровь часто берут?– спросила я и тут же пожалела об этом, так как Гавриков резко побледнел.

– Раз в неделю, – выдавил из себя парень, сморщившись, как от зубной боли. – Давай не будем об этом, Крысь, ладно? Лучше расскажи, как там наши?

И я принялась рассказывать о лекциях и семинарах, о Юльке и Женьке, ну, и конечно о том, как послала препода.

А вокруг бушевали последние тёплые дни. Да, вампирам, с помощью магии удаётся отсрочить холода, но даже их магия беспомощна против сил природы. Скоро увянут цветы, пожелтеют деревья, как давно уже произошло на нашей половине города, а пруды подёрнутся серой холодной рябью. Мы сидели под раскидистым клёном в уличном кафе, каждый столик которого окружало пёстрое кольцо из благоухающих цветов. От фонтана, что бил неподалёку, долетали мелкие брызги. Фруктовое мороженное было вкусным, лопалось на языке множеством кисловатых пузырьков.

– Я очень рад тебя видеть, Крысь, правда, – сказал, наконец, Гавриков.

Он мог и не говорить об этом, радость встречи, такую лёгкую, серебристую, едва заметную, я успела уловить сразу же, как он ко мне подошёл.

– Здесь, вообще, много людей? – спросила я, смущаясь от сделанного Костей признания. Учась на одном факультете, каждый день сталкиваясь в аудитории, мы могли ни разу не взглянуть друг на друга. А на вампирской половине, словно на другой планете, любое знакомое лицо кажется родным.

– Меньше чем вампиров, конечно, – Гавриков в задумчивости почесал затылок. – Но нашего брата тоже хватает. Почти каждая вампирская семья имеет источника.

– А на кой чёрт кровь со штрафников берут?

– Ну, знаешь, – невесело рассмеялся парень. – Мы – люди, существа хрупкие. Блин, Крысь, только живя с вампирами, я понял, насколько мы слабые, как легко лишить нас жизни. И если вампирюги будут высасывать из нас кровь, столько, сколько им нужно на самом деле, они выпьют своего источника за два дня. Одного человечка им мало. По тому и придуманы Центры забора крови.

Весь день я провела в компании Костика. Мы бродили по улицам, кормили уток, плавающих в прудах, разглядывали пряничные домики, нежно– розовые и лазурно– голубые, оранжевые, словно апельсины, и лимонно– жёлтые, утопающие в густых зелёных зарослях и окружённые пожаром алых маков.

А когда на город опустился вечер, окутывая синевой, окружающие предметы, в воздухе зажглись светящиеся шары. Они, лёгкие, юркие разноцветные сновали повсюду, стараясь отвоевать у вечернего сумрака каждый уголок улицы. Крупные, размером со спелый арбуз, и мелкие, словно ягода смородины, шарики были повсюду, кружили над верхушками деревьев, скользили по водной глади, танцевали на чашечках цветов, прыгали по крышам, садились на плечи прохожим, катились по, вымощенным красной плиткой, дорожкам.

Домой, к отцу уезжать не хотелось. Мне не часто удавалось вот так свободно гулять, не думая о взбучке, ожидающей меня по возвращению. Вампирская сторона манила, дразнила запахами и красками, завораживала своей пёстрой красотой.

– Ты приезжай, Крыська, – махнул мне на прощание рукой Гавриков, когда мы с ним подошли к стоянке с прозрачными сферами. – Я очень скучаю по нашей группе. Привет всем там передавай.

С Костиком прощаться, было жаль. При всей своей неряшливости и бестолковости, он оказался довольно неплохим парнем. С ним я ни разу за этот день не задумалась над тем, а правильно ли я говорю, а хорошо ли я выгляжу, а не сделала ли какую– нибудь глупость? Вполне возможно, в моей студенческой группе много довольно неплохих ребят и девчонок, но отец никогда и низа что не позволит мне об этом узнать. Ведь я должна принадлежать ему и только ему. Жить, как живёт он, думать, как думает он, любить то, что любит он.

В свете множества горящих шаров, стенки сфер казались радужными. Но не успела я сделать шаг к одной из них, как на плечо мне легла горячая ладонь.

– Нагулялась? – раздался знакомый голос за спиной.

Я обернулась. Хальвар улыбался светло, солнечно, жёлтый янтарь его глаз согревал, заставлял плавиться.

Я сбросила руку, так уютно устроившуюся на моём плече, прогоняя наваждение. Вампиры– огневики, умеющие работать с энергиями, при должном мастерстве, могут всё, заставить дрожать от страха, вызвать радость, рассмешить до слёз. К чему он меня гипнотизирует? Что ему от меня надо? Штраф я заплатила, посылать больше не стану, даже на лекции ходить буду исправно.

– Просил же подождать меня немного, – с досадой вздохнул преподаватель. А голос грустный– грустный, добрый– добрый, прямо так и хочется обнять и пожалеть. Фигушки! Не дождёшься! Не прокатят твои вампирские штучки!

– Мне нужно домой, – ответила я, и тут же поняла, как не хочется встречаться с отцом, сидеть напротив него на кухне, слушая его нравоучения. Спёртый воздух комнаты пропахший отцовским потом и сигаретным дымом, раскрытый учебник, часы, ехидно отсчитывающие минуты, ежевечерняя проверка моего телефона. Жирные пальцы вдавливают кнопки, губы шевелятся, прочитывая имена абонентов:

– Дашка, папочка, Дашка, папочка, Лена– староста. А это кто?

Надо бы стереть входящий от Гаврикова, а не то вновь услышу многочасовую лекцию о вонючих пенисах и боли, которую они причиняют.

Вампир тут же уловил мой эмоциональный настрой, так как обхватив меня за талию поднялся в воздух. Стайка разноцветных шариков бросилась в россыпную.

Я, как следствие, завизжала, попыталась вырваться, но меня сжали ещё сильнее.

– Очень неразумно с твоей стороны, – зашептал в самое ухо вампир. – А если я не удержу, и ты упадёшь?

Он был прав, радужные сферы и огромная, словно таз со свекольным салатом клумба, остались далеко внизу. Мы же парили в прозрачной вечерней сентябрьской синеве, разгоняя светящиеся шары, нахально пытающиеся нас окружить, сесть на голову, прокатиться по спине. От полёта захватило дух, все мысли выветрились, потоки воздуха били в лицо, и я, зажмурившись, позволила ветру ласкать свои разгорячённые щёки, растрепать волосы. Руки Хальвара держали меня крепко, и я доверяла этим рукам, откуда-то зная, что они не уронят, не предадут, не причинят вреда.

– А почему вы на нашей стороне не летаете?– спросила я, стараясь перекричать свист ветра.

– Летать – скучно, хотя, если я тороплюсь, то делаю это и на вашей стороне. Но у вас мне больше нравится использовать машины, это довольно интересно, управлять грудой железа без использования магии.

От вампира исходил едва уловимый запах костра, свежей древесины и высушенной на солнце травы. И этот запах дурманил, кружил голову, пьянил.

– Что вам нужно от меня?– с трудом формулируя вопрос спросила я, пытаясь удержать последние остатки благоразумия. Лёгкость в теле и голове, желание, как можно теснее прижаться к вампиру, утонуть в его запахе, не давали сосредоточиться, мешали, как следует испугаться. Да, я боялась, но отнюдь не того, чего нужно бояться. Я страшилась, вот дура– то, что полёт закончится, что крепкие руки отпустят меня, что всё происходящее окажется сном.

– Просто хочу показать тебе вечерний город, ты же у нас никогда не была?

Вампир куснул меня за мочку уха, от чего странно, но стыдно, заныло внизу живота, а тело покрылось мурашками.

– Не доводилось,– вяло огрызнулась я.– До этого времени как-то обходилось без штрафов. Вот нужны вам были мои триста миллилитров. Насытились? Животы не трещат?

Нужно было немедленно избавиться от сладкого ощущения, в котором на данный момент прибывало моё тело, от мурашек ожидание чего-то непонятного, от желания раствориться в этом мужчине. Тьфу! Да что это со мной! Наверняка, очередные вампирские выкрутасы!

– Ещё слово, и получишь второй, понятно тебе? – равнодушно проговорил преподаватель и нырнул в гущу резвящихся шаров.

Нас закружило в сияющем разноцветье. Голубые и зелёные, жёлтые и красные, фиолетовые и розовые. Они прыгали, тёрлись о кожу своими тёплыми боками.

Внизу, под нами всеми цветами радуги переливался фонтан, обдавая прохожих мириадами брызг. Скользя над клумбой, лишь слегка задевая лепестки подолами юбок, танцевало несколько вампирских девушек. Кружась в танце, словно стайка пестрокрылых бабочек, они пели, протягивая к небу раскрытые ладони, на которых подпрыгивали, корча умильные рожицы, зверушки. У той, что в красном, на ладошке скакал огненный пёс, та, что в серебристом, держала пузатую полупрозрачную сову, сотканную из нагретого воздуха. Вампирша в голубом протягивала к небу змейку, собранную из сверкающих капелек воды, а девица в зелёном – демонстрировала крота.

– Лови! – крикнул нам, пролетающий мимо, чернявый вампир, и в нашу сторону полетело огромное красное яблоко.

Хальвар, отцепив одну руку от моей талии, поймал снаряд на лету, и предложил мне.

– Кусай, Кристина, тебя угостили.

Я послушно вонзила зубы в сочный сладкий плод. Яблоко оказалось чертовски вкусным, и я, стыд –то какой, не остановилась, пока не доела его полностью, под таинственно– насмешливым взглядом преподавателя, из его рук!

– Поздравляю тебя, – ехидно усмехнулся Хальвар, видя, как мои щёки начинают пылать от смущения. – Ты съела яблоко судьбы из моих рук.

– И что это значит?

– А это, глупая девочка, значит то, что теперь мы связаны судьбой.

– Так оно и есть, – проворчала я, начиная приходить в себя. – Мне предназначено судьбой терпеть вас и вашу энергоотдачу все годы обучения в институте. Судьба, ничего не поделаешь!

– Нет! – расхохотался вампир. – Яблоко, подаренное молодой девушке магом земли в праздник всех стихий, символизирует семейные узы и рождение ребёнка.

– А сегодня праздник всех стихий? – спросила я, стараясь уйти от щекотливой темы.

– Да, по этому я и пригласил тебя на вампирскую сторону именно сегодня. Хотел, чтобы ты увидела, как здесь красиво, и как гуляет наш народ по праздникам.

Я хотела спросить, для чего ему это нужно, но вовремя прикусила язык. У вампиров свои причуды.

Никогда в жизни мне не было так легко, так беззаботно и весело. Всегда, сколько я себя помню, в разгар редкого веселья закрадывалась мысль об отце: « А правильно я поступаю? А что бы сказал папа», «Только бы не появился отец, ведь он всё испортит». Как правило, мои опасения с точностью сбывались, он появлялся и портил. В школьные годы мы с Дашкой могли сидеть в её комнате, читать, болтать или слушать музыку. Но раздавался дверной звонок, и на пороге Дашкиной квартиры возникал отец. О нет, он никогда не орал на меня в присутствии других людей. Ему доставляло удовольствие унижать меня перед ними, растаптывать моё чувство собственного достоинства, мешая его с грязной землёй.

– Кристина, – нежно увещевал он. – Идём домой.