Обер-полицмейстер, получив от Думы уведомление об «отводе мест», направлял в 1‐й округ путей сообщения список владельцев участков и план «розданных мест», поручая правлению округа составить чертеж расположения на Адмиралтейской площади балаганов, гор, каруселей, качелей и вести надзор за их «правильною и прочною постройкой». Выполненный чертеж поступал на «высочайшее усмотрение», после чего обер-полицмейстер давал разрешение на начало строительства, которое продолжалось около двух недель силами арендаторов участков под наблюдением архитектора округа путей сообщения. Акты освидетельствования построек, подписанные архитектором и полицмейстером (они также присутствовали на торгах), направлялись обер-полицмейстеру¹⁷⁹. Согласно закону 1867 года, с торгов стали отдавать участки под все постройки для народных праздников, разрешив за отдельную плату оставлять балаганы и карусели после окончания Масленицы на время Великого поста до гулянья на Пасхальной неделе¹⁸⁰.

Законодательство коснулось и «общенародных увеселений». Уложение о наказаниях 1845 года предусматривало арест актеров «на время от трех дней до трех недель» за «действия, которыми явно оскорбляются добрые нравы и благопристойность»¹⁸¹. По ходатайству Общества покровительства животным в 1866 году запретили «водить медведей для забавы народа»¹⁸²,¹⁸³.

Дважды в году на Адмиралтейской площади возникал увеселительный городок, растягивавшийся на расстояние более полукилометра от Дворцовой до Исаакиевской площади. В городке было две линии многочисленных построек¹⁸⁴.

К. П. Беггров. Вид Санкт-Петербурга зимой: Масленица на Адмиралтейской площади. Катальные горы и балаганы. Литография. 1835

Первую линию занимали большие балаганы (преобладали театры), обращенные фасадами в сторону Невского проспекта. Вдоль Адмиралтейства тянулись две катальные горы (всегда скатами навстречу друг другу) и располагались мелкие строения. По торцам второй линии, перпендикулярно ей, также стояли балаганы. Всего на площади находилось до 16 балаганов (в среднем 12); длина и высота построек не регламентировалась, а ширина с 1836 года была ограничена до 10 сажен¹⁸⁵.

Гулянья «на горах» и «под качелями» продолжались неделю (от воскресенья до воскресенья). Открывались они ежедневно в полдень по выстрелу сигнальной пушки¹⁸⁶ и с подъема флагов¹⁸⁷ на всех постройках; в 8 часов вечера увеселения прекращались.

Празднества на Адмиралтейской площади – одна из самых ярких страниц в истории петербургских гуляний. Народное зрелищное искусство переживает здесь свой апогей.

«Никогда не бывало такового количества комедий или балаганов, заключавших большое разнообразие в представлениях, – говорилось в одном из первых обозрений гулянья. – Кроме двух летних гор, разного рода каруселей и качелей – парижских, маховых, круглых и т. п., было 14 сараев, выстроенных вдоль Адмиралтейского бульвара, кои с пестрыми флагами своими и разноцветными вывесками походили на какой-то китайский или японский городок. В сараях сих были следующие представления. № 1. Турньера — вольтижирование и гимнастическое искусство на лошадях. 2) Кемферта — вольтижирование и екилибрическое искусство. 3) Лемана — пляска по канату. 4) Тихановой — екилибрические скачки и танцы по канату. 5) Собера — чревовещательство, магия и мимические опыты. 6) Шпигеля – механические фейерверки и физические опыты. 7) Трея – то же. 8) Шпозе — обученные собаки. 9) Лемана — дикие звери. 10) Гоббе — кукольный театр. 11) Сейслера – косморама. 12) Валнегера – панорама. 13) Шихтеля — гроты из сталактитов, или капельников. 14) Буравлева — китайские тени… <…> Экипажи ездили в три или четыре ряда мимо качелей»¹⁸⁸.

Не случайно балаган под номером 1 (самое престижное место¹⁸⁹) занимал «Амфитеатр Турниера», успешно гастролировавший в столице с 1824 года. Огромная популярность труппы «конных балансеров» Жака Турниера способствовала появлению стационарного цирка, открытого в 1827 году. Турниер внес половину суммы на постройку деревянного здания у Симеоновского моста (ныне Белинского), за что получил от города право пользоваться «Олимпическим цирком» на пять лет «для представления в нем искусства верховой езды, вольтижирования и пантомим»¹⁹⁰.

Особое место в истории петербургских балаганов принадлежит Христиану Леману¹⁹¹. Его имя появляется на страницах газет в 1826 году (ранее он выступал на народных гуляньях в Москве), когда «Северная пчела» рекомендует посетить балаган «балансера-гротеска» Лемана и его зверинец¹⁹². Уже в следующем году он был поставлен в обозрении праздника «под качелями» в один ряд с Турниером. «Леман – артист вроде паяцев. Он, кроме ловкости во всех гимнастических упражнениях, одарен особенным искусством переменять физиономию и смешить мнимою своею простотою»¹⁹³.

На Пасхальной неделе 1830 года Леман впервые показал петербуржцам серию пантомим-арлекинад. «Пантомимы будут переменяться каждый день, – сообщала газета. – В первый – представлен будет Пьеро бомбардир; во второй день – Арлекин в плену; в третий – комическое путешествие по морю. Пантомимы сии сопровождаемы будут забавными превращениями, например, управителя в осла, крестьянской избы в модную лавку, Арлекина в книги; камень превратится в Пегаса, на котором Арлекин полетит на воздух; Арлекином зарядят мортиру и выстрелят его в окно модной лавки; Пьеро раздвоится и обе части его пойдут в противные стороны; сильным ветром из мехов Пьеро в ванне поднимется на воздух»¹⁹⁴. «Превращения составляют одну из важнейших частей представления, – отмечалось в статье „Пантомима г. Лемана и компании“, – и все производится в действо так быстро, так ловко, что глаз не успевает следовать за движениями, и не примечаешь обмана. <…> Такого классического паяца, как г. Леман, мы отроду не видывали»¹⁹⁵,¹⁹⁶. При этом Леману ставили в упрек, что в его арлекинаде «множество перемен декораций и превращений, но – нет сюжета»¹⁹⁷.

Именно эти превращения и принесли славу пантомиме, ставшей навсегда самым популярным театральным зрелищем народных праздников. «Более всего впечатления производил на нас эпизод, когда непокорного Арлекина разрезали на восемь равных частей, и он через мгновение оживал на горе врагам и нашу общую радость, – вспоминает посетитель балагана Вильгельма Берга. – Хотя эту сцену мы видели десятки раз, но она неизменно вызывала общий взрыв восторга»¹⁹⁸.

Леман не только играл в пантомимах, но и сам оформлял постановки и рекламные вывески для своих балаганов¹⁹⁹, а также был «весьма искусен в механике и увеселительной физике»²⁰⁰, успешно соперничая с императорскими театрами. «Леман имеет чудесный дар предупреждать наших драматургов. Все, что теперь влечет нас в театр, все это мы давно уже видели у Лемана в балагане. Вам нравится извержение Везувия в „Фенелле“ – Леман показывал его за два года прежде; вас ужасает скелет в „Игроках“ – Леман выставлял его в 1830 году; вы восхищаетесь красным огнем в “„Волшебном стрелке“ – но это изобретение Лемана»²⁰¹.

В первый день Масленой недели 1836 года случилась самая большая трагедия в истории гуляний – во время представления загорелся огромный балаган Лемана, в пожаре погибло 127 зрителей²⁰²,²⁰³. Леман вместе с труппой перебрался в цирк у Симеоновского моста, который арендовал с 1835 года, где поставил пантомиму-арлекинаду²⁰⁴, вошедшую в состав многожанрового циркового искусства. Однако, оказавшись «несостоятельным к платежу аренды за цирк», в конце 1836‐го «иностранец» Леман «из столицы скрылся»²⁰⁵.

От Лемана – «Виктора Гюго начальных штукмейстеров» (как назвала его «Северная пчела») – пошла плеяда балаганных «маэстро»: его ученики братья Легат, семейство Берга, Абрам Лейферт²⁰⁶,²⁰⁷, Алексей Алексеев-Яковлев²⁰⁸,²⁰⁹. В своих арлекинадах все они совершенствовали приемы «превращений» и «перемен».

С начала 1830‐х в столице выступала шведская пантомимная труппа Легат (родоначальник балаганной и актерской династии), сохраняя первенство на гуляньях. В обозрениях праздников всегда отмечалось: братья Легат «дают пантомимы с прекрасными декорациями, с блестящими костюмами, с волшебными превращениями… <…> Коломбина их грациозна, Пьеро забавен, Арлекин ловок, превращения быстры»²¹⁰,²¹¹. Балаган Легат привлекал внимание публики не только арлекинадой²¹², но и огромными размерами самой постройки²¹³,²¹⁴ и ее убранством. «Невозможно поверить, чтоб за дощатыми стенами балагана скрывалась такая великолепная палатка; чтоб сальные свечи, прикрепленные к простым обручам, заменялись роскошными люстрами! Скамейки обиты яркою материей; оркестр не висит над зрителями на прозрачном балконе, а расположен перед сценою и скрыт от публики наклонным щитом; авансцена расписана искусною кистью; завеса право не дурна; декорации очень хороши: превращения, перемены чрезвычайно удачны… <…> Пантомима забавная, разнообразная»²¹⁵.

В конце 1850‐х годов на гуляньях появляется уроженец Гамбурга Вильгельм Берг²¹⁶, продолживший традицию былой арлекинады. В театре Берга декорации «были написаны условно, но тщательно, – в тех тонах, что преобладали в восемнадцатом веке в живописи. И все перемены делались так чисто, так скоро, что им мог позавидовать бы любой казенный театр. Плотник уцеплялся по свистку за веревку и увлекал своей тяжестью ее вниз, поднимая кверху нужную декорацию. Всякие трюки и превращения производились по старым традициям»²¹⁷. «Арлекинада всегда кончалась сценой в аду, причем неизбежно показывался огромный, во всю сцену, голый до пояса сатана, – вспоминает писатель Петр Гнедич представление в балагане Берга. – Кроме этого неизбежного финала, были постоянные трюки, как бы ни менялось содержание пантомимы – разрезание Арлекина на куски и стреляние им из пушки в цель. Все делалось быстро, судорожно, как потом практиковалось в кинематографе»²¹⁸,²¹⁹.

Арлекинаду с превращениями можно было увидеть только в двух-трех площадных театрах (каждый вмещал более тысячи зрителей), куда устремлялось не только простонародье, но наведывалась и светская публика, а временами – императорская фамилия, которая в 1830 году посетила балаган Лемана. В этих театрах пантомиме всегда предшествовал небольшой дивертисмент из эстрадно-цирковых номеров. Леман, например, проделывал фарсы (глотал яйцо и вытаскивал утку) и «разные акробатические игры на тугом канате и на полу»²²⁰. В остальных балаганах шла короткая по времени арлекинада в составе многожанровой программы. «Представления Пациани начинаются акробатами. Сначала танцует на веревке ребенок, потом забавный паяцо, наконец Каролина Пациани. Она делает трудные экзерциции со стулом и присоединяет к ним еще другие, делаемые ею без шеста. После этого отделения следуют опыты силы. После силачей тирольцы поют свои национальные песни. За тирольцами показывается несгораемая англичанка, которая кует руками раскаленное железо, глотает огонь, ходит по раскаленному железу и становится в жаровню, наполненную горячими угольями. Для окончания представления дают небольшую пантомиму „Арлекин-скелет“, без декораций, без особых приготовлений, как арлекинады даются в Италии»²²¹.

До середины XIX века наряду с пантомимой-арлекинадой, занимавшей ведущее место в репертуаре площадных театров, шли в балаганах военные²²² и приключенческие («Калабрезские разбойники в лесу, или Сильное нападение на семейство Лорда») пантомимы, ставились «живодвижущиеся картины»²²³. Напомним, что тогда в петербургских театрах в одном представлении совмещались различные жанры²²⁴, а в Михайловском театре спектакли и концерты всегда сопровождались живыми картинами.

По утверждению Е. М. Кузнецова, а вслед за ним и других исследователей, до 1860‐х годов на гуляньях не разрешалось «играть пьесы из русской жизни»²²⁵. Официальных распоряжений на запрещение постановок с русской тематикой мы не обнаружили. Однако найден документ о постройке на Адмиралтейской площади во время гулянья «под качелями» в 1848 году балагана, в котором крепостные люди местного помещика А. А. Жеребцова «представляли с некоторым успехом пьесы из народных сказок и народного быта»²²⁶. В 1839 году в «Олимпическом цирке»²²⁷, генетически и типологически близком балагану, «возникает зрелище в совершенно новом роде – русская пантомима с русскими песнями и плясками. На первый раз возвещен Бова Королевич и Милитриса Кирбитьевна, в которой являются князь Кирбит Кирбитьевич Седыр, Милитриса, Бова, Иванушка-дурачок, Полкан богатырь, Кащей бессмертный, Яга-баба, русалки, ведьмы»²²⁸. А так как устроителями цирковых и площадных зрелищ часто были одни и те же лица, то можно предположить, что эта пантомима появилась и на сцене балагана. Напомним, что арлекинада попала в цирк из площадного театра Лемана.

Празднества на Адмиралтейской площади – период расцвета театрально-зрелищного искусства и формирования классического типа гулянья «на балаганах».

Владельцы многочисленных построек, соперничая с площадными театрами, предлагали публике широкий выбор зрелищ и развлечений, рассчитанных на массовый вкус. «Но вот ударил заветный час и пустота сделалась тесною, флаги затрепетали над кровлями, с балконов загремели бубны и трубы, домики распахнули приветливо свои завесы, – сообщала газета об открытии гулянья. – Посмотрите, как это разбросанное племя механиков (антрепренеров. – А. К.) соединилось на общий пир корысти и славы, ратоборствует и состязается. Все манит к себе внимание всеми своими средствами: то смыслом, то смышленостью, то метким фарсом, то мелким искусством, то ловкой удалью, то красным словом, то затейливым вымыслом. <…> Всякий кидается в этот хаос мыльных пузырей с каким-то опьянением; все хотят удовольствия; морали не ищут»²²⁹.

В обозрениях гуляний мало внимания уделяется зрелищам, давно знакомым петербуржцам: зверинцу, цирку, медвежьей комедии, куклам-марионеткам, театру «китайских теней» и т. п. Зато периодика фиксирует все изменения и новшества, происходившие на Адмиралтейской площади.

Упрощенная и короткая программа одних балаганов состояла из выступлений «пляшущих, скачущих и играющих штукмейстеров»²³⁰, пантомимы или живой картины²³¹; в других – демонстрировались всевозможные диковинки. Здесь давали представления «ученые» собаки, обезьяны и канарейки. «Балаган Фенароли. Обезьяны и собаки передразнивают людей; одеваются, кокетничают, пляшут, важничают, бранятся, выходят на поединок»²³². У Герольда канарейки «танцуют, маршируют, мечут артикул (упражнение с ружьем. – А. К.), стреляют, умирают, оживают»²³³.

В отдельных постройках можно было увидеть «носорога, единственного во всей Европе»²³⁴; альбиноса, который «является перед зрителями в полудиком наряде и разговаривает по-английски, по-немецки, по-французски и по-итальянски»²³⁵; танцы «уроженцев Австралии, Африки, Южной и Северной Америки»²³⁶. В других балаганах показывали великана из Финляндии «ростом в 3 аршина и 3½ вершка»²³⁷; «безрукого человека», который «ногами пишет, вдевает нитку в иголку, шьет, заряжает пистолет, стреляет»²³⁸,²³⁹; паноптикум с «восковыми фигурами, представляющими и исторические лица, и вымышленные сцены»²⁴⁰,²⁴¹ и т. п.

В этих зрелищах, напоминающих ожившие лубки, проявляется связь (и взаимовлияние) репертуара балаганов с тематикой популярных народных картинок и книг²⁴².

Находился на площади и «Детский театр», где выступали куклы-марионетки, ставились живые картины²⁴³.

Уже в первом обозрении народного праздника на Адмиралтейской площади упоминаются «косморама» и «панорама»²⁴⁴. В этих постройках демонстрировались живописные виды городов, экзотических уголков Европы и памятных событий²⁴⁵.

Особую известность в 1830‐е годы получила «косморама» художника Иосифа Лексы. В 1826–1827 годах он показывал работы с «изображением любопытных мест всех частей света»²⁴⁶ в доме княгини Лобановой-Ростовской. Затем Лекса уехал в Европу и в 1834 году привез в Петербург «богатую коллекцию видов»: «огромную панораму горы Этны»²⁴⁷, «очаровательный Фалль», «штурм и взятие Варшавы», «смерть Наполеона»²⁴⁸ и др. Вместе с Соритцем, владельцем панорамы Константинополя²⁴⁹ в доме Косиковского (на углу М. Морской и Невского проспекта), Лекса открывает «космораму» под названием «Оптическое путешествие»²⁵⁰