Негр Абелардо Чиринос, вероятно, смекнул, что дело срочное, и запросил вдвое больше обычного, но, когда ему это пообещали, проявил расторопность, несвойственную Управлению по делам иностранцев, потому что через час он появился вновь и принес четыре документа; передавая их одной рукой, другой взял тысячу боливаров.

– И что теперь? – спросил Себастьян, когда они опять оказались на улице.

– Ты же слышал, что сказал Монагас, – ответила мать. – Мы уезжаем. Надо как можно скорее покинуть город и поискать место, где этот человек – как там его зовут – никогда не сможет найти твою сестру. Я уверена, что это тот самый – тощий, которого мы видели в парке. Он еще был похож на стервятника, который кружит вокруг своей добычи. Давайте поскорей уедем! – взмолилась она.

– К морю?

Себастьян повернулся к брату: это он задал вопрос.

– Если они будут нас искать, то начнут с побережья. Разве не так?

– Так. Полагаю, что так, – согласился Асдрубаль. – Но у этого типа в городах тоже свои люди.

– Согласен! Нам не следует ехать ни к морю, ни в города. – Себастьян сделал паузу, улыбнулся: казалось, он посмеивается над самим собой и над ситуацией, в которой они оказались. – Остаются сельва, льянос и Анды… Кому решать?

– Не думаю, что сейчас время шутить, – рассердилась мать. – Над нами висит серьезная угроза. – Она помолчала. – И не думаю, что сельва – подходящее место для твоей сестры.

– Нет, конечно. Не подходящее. – Себастьян сделал паузу. – Ия вовсе не шучу. Просто иногда у меня складывается такое впечатление, что кто-то где-то пытается над нами поиздеваться. Куда он стремится нас загнать? Да существует ли на свете такое место, где бы мы могли жить спокойно? Куда бы мы ни направились: в города, сельву, льянос или горы, – повсюду есть мужчины, а мы уже знаем, что происходит с появлением Айзы.

– Она не виновата.

– А ее никто и не обвиняет. – Он повернулся к сестре, которая шла молча, опустив голову и с отсутствующим видом, словно находилась очень далеко отсюда. – Тебе прекрасно известно, малышка, что я тебя не виню, однако, нравится нам это или нет, такова действительность. – Он покачал головой. – Мне кажется, будто я странствую по свету с бочонком пороха под мышкой, ожидая, что кто-то вот-вот подожжет фитиль… – Он взял ее за подбородок и заставил взглянуть ему в глаза: – Почему бы не решить это тебе? Льянос или Анды?

Айза остановилась посреди тротуара; другие тоже остановились и посмотрели на нее.

Она была необычайно серьезна и выглядела так, будто ей все шестьдесят, когда сказала:

– Что-то случится, куда бы мы ни направились. – Она сделала длинную, очень длинную паузу и затем очень тихо добавила: – Только когда я исчезну, вы сможете жить спокойно.

Они так и замерли посреди тротуара на Университетском проспекте, а в двух шагах от них уже начало бурлить уличное движение. Каракас зажил своей обычной жизнью – с машинами, рычащими автобусами и спешащими прохожими, которые по рассеянности налетали на застывших посреди улицы Пердомо.

Аурелия Пердомо обняла дочь, свою младшенькую, – женщину, которая вымахала выше ее, – и зашептала:

– Ты же знаешь, что ты наша радость, и если ты исчезнешь, жизнь потеряет смысл. – Она погладила ее по голове привычным ласковым жестом. – Единственное, о чем мы просим, – никогда не меняйся, потому что ты такая, какая есть, и мы хотим, чтобы такой и осталась. – Она повернулась к Себастьяну: – А теперь ты решай, ты же старший. Куда направимся?

Тот пожал плечами:

– Не все ли равно? Единственное, что приходит мне в голову, это пойти на автовокзал и сесть в первый же автобус.

– В Сан-Карлос.

– Сан-Карлос?

– Да. – Кассир начал терять терпение. – Этот автобус едет по маршруту: Маракай, Валенсия и Сан-Карлос. А в понедельник возвращается через Валенсию и Маракай обратно в Каракас. Неужели вам это так сложно понять?

– Нет. Мне не сложно это понять. Я всего-навсего хочу, чтобы вы мне объяснили, где находится Сан-Карлос.

Человечек взглянул на Себастьяна поверх очков, словно подозревая, что его разыгрывают, однако лица всех четверых пассажиров хранили серьезное выражение (одно из них было такое, прекраснее которого он не встречал), и, повернувшись, он ткнул в какую-то точку на замызганной и засиженной мухами карте, которая висела на стене за его спиной.

– Сан-Карлос находится вот здесь, – показал он. – В штате Кохедес.

– Там красиво?

Он недоуменно посмотрел на женщину, которая задала вопрос.

– Не имею понятия, сеньора. Я там никогда не был. Для меня дальше Лос-Текес если кто не мечет стрелы, значит, стучит на барабане. Там живут одни только индейцы и негры. Я родился в Каракасе, и меня отсюда не вытащить даже под дулом пистолета.

– Как вы думаете, мы найдем там работу?

– Вы с островов?

– Да.

– В таком случае вполне возможно. Жителям льянос нравятся канарцы. Они говорят, что вы умеете работать на земле. – Кассир несколько раз побарабанил пальцами по нижней части окошка в знак того, что начинает терять терпение. – Ну, давайте же! – поторопил он. – Решайте! Едете вы Сан-Карлос или нет? Не могу же я целый день заниматься вами.

Себастьян вопросительно посмотрел на мать: она молча кивнула – и начал пересчитывать деньги.

– Ладно, – согласился он. – Дайте мне четыре билета. Сколько времени до отправления?

– Двадцать пять минут. Вы можете подождать в буфете.

Они расположились в буфете и, заказав себе арепы и напитки, заметили, что большинство посетителей не сводят взгляда с Айзы, переговариваются и даже порываются подойти ближе, хотя было ясно, что присутствие Себастьяна и Асдрубаля их останавливает.

Наконец с другого конца стойки ясно прозвучал голос:

– Не дури! Это братья.

Малосимпатичный с виду мулат, который даже не снял желтую рабочую каску, выкрикнул на весь буфет:

– Прошу прощения, сеньора! Не хочу вас беспокоить, просто мы здесь с товарищами поспорили. Правда ли, что все трое – ваши дети?

Аурелия внимательно посмотрела на спрашивающего, заметила, что все, кто был в баре, ждут ответа, и после короткой заминки отрицательно покачала головой, указывая рукой на Айзу и Себастьяна.

– Вот эти двое – мои дети, – сказала она и затем кивнула в сторону Асдрубаля: – А это мой зять…

По широкому залу пробежал легкий говорок разочарования, и не одна пара глаз с завистью воззрилась на Асдрубаля, который, хотя в первый момент и растерялся, постарался изобразить невозмутимость.

Когда стало заметно, что интерес мужчин к Айзе уменьшился из-за того, что она была замужем, а ее благоверному, судя по виду, ничего не стоило прошибить стену кулаком, Асдрубаль наклонился над столом и тихо прошептал:

– А почему не Себастьян? Он же старше.

– Себастьян с Айзой похожи. Они пошли в меня и в род Асканио. Ты пошел в отца. – Аурелия сморщила нос, в шутку изобразив досаду. – Ты сильнее и грубее. Глядя на твои бицепсы и ручищи, они сто раз подумают, прежде чем решиться пристать к твоей «жене».

– Неплохая идея, – согласился Себастьян, потягивая лимонад, словно речь шла о жаре или о том, что собирается дождь. – На самом деле, совсем неплохая, по крайней мере, пока мы перебираемся с места на место.

– У меня есть и получше, – заметила Аурелия.

Все выжидающе посмотрели на нее.

– Какая?

– Притвориться, будто Айза беременна.

– Что ты сказала? – удивились они.

– Будто Айза беременна, – повторила она и обвела детей взглядом, в котором мелькнуло лукавство. – Как, по-вашему, найдется человек, способный проявить неуважение по отношению к беременной женщине?

– Кажется, я начинаю понимать, – произнес Себастьян. – И как же ты думаешь это устроить?

– С помощью просторного платья, а под него что-то подложить. – Мать кивнула в сторону торговых палаток, занимавших большую часть противоположной стороны улицы. – Вон на том рынке мы могли бы все это найти, а еще пару латунных обручальных колец. – Она повернулась к дочери: – Ты ведь не против, правда?

Девушка опустила голову, избегая ее взгляда.

– Мне стыдно, – сказала она.

Аурелия понимающе улыбнулась.

– Почему? – спросила она. – Я была немногим старше тебя, когда ждала твоего брата, и испытывала гордость, а не стыд. Ожидание ребенка – это прекрасно.

– Наверно, это так, когда ждешь его от любимого человека, а не тогда, когда знаешь, что это все для отвода глаз и на животе у тебя лишь тряпки.

– Это помогло бы нам избежать многих осложнений, – заметил Себастьян.

Айза не ответила; брат понял, что сейчас она снова погрузится в долгое молчание, и решил проявить настойчивость:

– Послушай, малышка, мы не знаем, что нас ожидает в Сан-Карлосе, ты же видела, как все повернулось здесь, и это при том, что тебя держали взаперти. Как сказал тот человек, за Лос-Текес эта страна еще остается полудикой. – Он заставил сестру посмотреть ему в глаза. – Ты слишком красива, с каждым днем эта красота все заметнее, и, как бы ты ни пыталась ее скрыть – а я знаю, ты стараешься, – мы постоянно попадаем в разные истории. Но, как сказала мама, каким бы негодяем ни был мужчина – если только это не психически больной человек, – он почти всегда проявляет уважение к женщине, которая ждет ребенка. – В голосе Себастьяна послышались умоляющие ноты. – Сделай это ради нас! – попросил он. – Только до тех пор, пока мы не составим себе ясного представления о том, куда направляемся.

Девушка долго смотрела на него, а затем повернулась к Асдрубалю и к матери, которые молча не сводили с нее глаз, и наконец слегка кивнула в знак согласия:

– Хорошо.

Они перешли на другую сторону улицы и купили просторное платье из перкаля в розовую и белую клетку, два дешевеньких колечка и небольшую диванную подушку, которая добавила немного бесформенности великолепному телу Айзы.

Прямо там, в темном подъезде, пока братья стояли на карауле, Аурелия помогла ей переодеться, и, когда наконец она предстала перед ними в новом облике, порозовевшая и с опущенными глазами, Себастьян окинул ее взглядом и со скептической миной покачал головой.

– Черт побери! – пробормотал он. – Просто не знаю, что нам с тобой делать. Ты стала еще красивее!

– Дурак!

– Дурак? – удивился брат. – Поищи-ка зеркало и взгляни на себя. – Он повернулся к Асдрубалю: – Скажи ей об этом ты! Разве это не удивительно?

Это и правда было удивительно, и они тут же в этом убедились, потому что теперь она притягивала к себе взгляды не только мужчин, но даже женщин. Те ласково улыбались при виде этой великолепной женщины с лучистым девичьим лицом, походкой королевы и обликом Той, Которая открыла для человечества – вот только сейчас – благодать материнства.

Когда допотопный автобус начал, урча и пыхтя, преодолевать первые склоны и повороты Лос-Текес, Себастьян, который молча разглядывал профиль своей сестры, сидевшей впереди рядом с Асдрубалем, повернулся к Аурелии, которая смотрела в окно, и тихо спросил:

– Скажи мне правду! Действительно ли мы все трое дети одного отца? Ты, часом, не встречалась с каким-нибудь принцем, который бросил якорь в Плайа-Бланка, или, может быть, к тебе наведался марсианин, перед тем как родилась Айза?

– Иди ты знаешь куда! – был суровый ответ. – Как ты смеешь проявлять такое неуважение к матери?

Себастьян ласково похлопал ее по плечу и положил руку на руку матери – это был нежный жест сыновней любви.

– Не сердись, но, думаю, твоя ошибка была в том, что ты родила слишком красивых детей при такой бедности, – сказал он, показывая на себя и на сестру с братом. – Будь мы миллионерами, у нас не возникло бы проблем, но ведь считается, что рыбак с Лансароте не может позволить себе никакой роскоши, даже иметь особенных детей. – И он подмигнул ей. – Не так ли?

– Конечно! – согласилась Аурелия. – Особенно таких скромных. – Она повернулась к сыну, прислонившись к стеклу окна, и, внимательно посмотрев на него, поинтересовалась: – Что это с тобой? Отчего ты так сияешь? Все идет хуже некуда; возможно, за нами гонятся; нам пришлось покинуть город, в котором ты собирался разбогатеть… и тем не менее впервые за долгое время ты балагуришь… Почему?

Себастьян пожал плечами:

– Наверно, потому, что мне уже не надо лезть на верх здания и таскать кирпичи. Я боюсь высоты, и все эти дни были настоящим мучением – не из-за работы, а из-за головокружения. – Он помолчал. – Или, может, потому, что у меня появилось предчувствие, что все сложится и мы найдем хорошее место, где сможем осесть.

– Да услышит тебя Бог!

Он показал на сестру.

– Ты обратила внимание на Айзу? – спросил он. – Она несколько месяцев ходила как в воду опущенная, а сегодня утром сияет, словно у нее внутри горит свет. – Он прищелкнул языком. – Знаю, что это глупо, – признался он. – Но она зачастую служит мне барометром, который меня предупреждает, когда будет штиль, а когда буря. – Он стиснул руку матери, словно пытаясь внушить ей веру. – А сейчас наступает затишье.

Аурелия не ответила, только в свою очередь сжала ему руку, и они долгое время сидели вот так, вплотную придвинувшись друг к другу, и молчали, любуясь красивым пейзажем: зелеными холмами, высокими деревьями и цветочными россыпями Лос-Текес. Чем круче становился склон, тем медленнее катился вперед выбившийся из сил автобус. Казалось, он вот-вот испустит последний вздох и развалится на части, превратившись в груду металлолома, которая окончательно перекроет узкое и извилистое шоссе.

Последние пятьсот метров были настоящим мучением для машины и для пассажиров, страдавших от неопределенности. Они затаили дыхание и предприняли бессмысленную и неосознанную попытку подтолкнуть автобус изнутри, вздохнув с облегчением, когда все четыре колеса чудом достигли вершины и с громким визгом радости покатились под уклон в направлении Лос-Вальес-дель-Араука.