Читать книгу «Освоение ума. Общая основа науки и духовности» онлайн полностью📖 — Алана Б. Уоллеса — MyBook.
image

Неявные истины

Эта последняя категория – очень неявное знание – охватывает самые таинственные и важные стороны жизни, ответы на фундаментальные вопросы, такие как происхождение вселенной, существование творца и судьбы, жизни после смерти и тому подобные. Каждый верит (или не верит) в то, что трудно доказать, опираясь на сведения, получаемые от органов чувств, или на рассуждения. Такие убеждения передаются в семье или в сообществе: мы приучаемся верить в то, во что верят другие. Мы окружены людьми, которые разделяют общие убеждения, и воспринимаем этих людей как авторитеты. Убеждения могут происходить из истины и мудрости учений тех или иных пророков и религиозных лидеров. Слова Мухаммада, Девы Марии, Иисуса, Лао Цзы, Махатмы Ганди, Будды или другого духовного учителя способны тронуть нас до глубины души. Их речи вдохновляют и отзываются эхом наших собственных мыслей о жизни, переживаний или прозрений. «Вот! – восклицаем мы. – Этот человек знает истину».

Такого человека мы, бывает, принимаем за высший авторитет в вопросах устройства действительности – вероятно, оттого что нам кажется, будто он «вдохновлен свыше», или неотделим от «единственного истинного Бога», или обладает «совершенной мудростью». Христиане способны верить в существование небесного рая, поскольку Иисус утверждал, что он есть. Буддисты и индуисты верят в перерождение, поскольку высшие авторитеты – индуистские святые и Будда – утверждали, что это правда. Кто-то, возможно, предполагает, что пророки и святые в силах напрямую постичь эти тайны – посредством чувств или тем или иным рассуждением. Но эти духовные истины для большинства из нас неявны. За редкими исключениями лишь самые праведные или одаренные утверждают, что способны воспринять их.

Что же касается обычных людей, большая часть научного знания также относится к категории сведений неявных. Как мы видели в случае с пострадавшим пешеходом, степень неявности знания зависит от воспринимающего. До XVII века существование Нептуна было чрезвычайно неявной истиной для всех, за исключением Галилея. В 1612 году, наблюдая в телескоп за ночным небом, он различил нечто неопределенное, что, как мы знаем сейчас, было Нептуном. В 1843 годы британский астроном Джон Кауч Адамс, опираясь на математические расчеты орбиты соседнего Урана, сделал вывод о существовании Нептуна. Истина существования Нептуна стала чуть более явной и превратилась в научную теорию, которую разделяли некоторые астрономы, опираясь на умозаключения. После 1846 года, когда Нептун был безошибочно распознан в телескоп, его существование как планеты Солнечной системы стало общепризнанным научным фактом для всех, за вычетом закоренелых скептиков.

Принять существование Нептуна было относительно легко. Многие из важнейших и основополагающих целей научного познания даже сегодня сокрыты от нас в той же мере, что и доказательства существования рая или перерождения. Вспомните историю Исаака Ньютона и яблока. До появления теории всемирного тяготения Ньютона, если яблоко отрывалось от ветки и двигалось к земле, утверждалось, что яблоко «падает». Любой, опираясь на органы чувств, мог сказать, что яблоко тяжелее пера или пылинки и поэтому скорее упадет, чем полетит по ветру. Яблоки, камни и пушечные ядра имели вес, поэтому они падали. Мало кого интересовал вопрос: «А что такое вес?» Одним из таких людей оказался Ньютон. Его вывод: вес возникает в результате действия силы притяжения. Яблоко не падает – оно притягивается к земле. Но почему?

Согласно Ньютону, масса любого предмета представляет собой источник невидимой силы, называемой тяготением, и эта сила порождает гравитационное поле, притягивающее к исходному предмету другие объекты. Ньютон сформулировал свою теорию тяготения в математических понятиях. Поле тяготения не воспринять напрямую органами чувств, но его можно понять посредством умозаключений. После того как теория Ньютона оказалась подтверждена экспериментами и ее приняло ученое сообщество, она превратилась в научный закон, а широкая публика признала ее, опираясь на авторитет источника. Для тех, кто оказался не в силах подтвердить теорию экспериментами или понять математические формулы, гравитация оставалась чрезвычайно неявной истиной, принятой в силу доверия научному сообществу – с опорой на авторитет источника.

Вопрос о том, откуда мы знаем то, что знаем, и верим в то, во что верим, делается совсем уж головоломным, стоит обратиться к более свежей теории гравитации. В начале ХХ века Альберт Эйнштейн предложил теорию гравитации как искривления пространства-времени. Яблоко не притягивается к земле. Оно лишь следует по пути наименьшего сопротивления, и путь этот обусловлен структурой самого пространства. Массивные объекты, подобные Земле, создают определенные искривления пространства-времени, и эти искривления направляют предметы, такие как «падающие» яблоки, «вниз». Для физиков гравитация искривленного пространства – неявный объект знания, постигаемый посредством умозаключений. Некоторые представители широкой публики, ознакомившиеся с теорией искривленного пространства, готовы принять это объяснение, опираясь на доверие к авторитету Эйнштейна – самого известного гения ХХ века. «У него прекрасный послужной список, – рассудят они. – Наверное, его теориям, как бы странно они ни звучали, можно верить. Кроме того, многие другие ученые их тоже подтвердили». Некоторые из нас придерживаются классических ньютоновских взглядов, они всем хорошо известны уже не одно столетие. Но когда мы поскальзываемся в ду́ше, нам наплевать на Ньютона с Эйнштейном. Мы падаем. А глядя на то, как олимпийские тяжелоатлеты корчат гримасы и пыхтят под штангами, или когда мы сами пытаемся поднять что-то тяжелое, любой из нас, даже физик, чувствует тяжесть предмета, а не гравитационное поле. Такова сила привычки.

Итак, говоря о падающем яблоке, что мы назовем общепринятым мнением или здравым смыслом: точку зрения Ньютона, Эйнштейна илипривычные убеждения? Если бы научные теории не вели к новым возможностям и изобретениям, таким как полет человека на Луну, к теориям гравитации можно было бы относиться как к сказкам или досужим рассуждениям. Никто до сих пор не видел гравитацию, и она остается, подобно небесному раю или перерождению, скрытым объектом знания. Так же, как с раем или перерождением, может оказаться, что гравитация как таковая для нас непознаваема или же вовсе не существует.

Наука говорит религии: «Позвольте пригласить вас на танец?»

В эпоху Возрождения Западной цивилизации неявное знание можно было черпать из разных источников. Астрологи утверждали, что способны узнавать будущее по звездам. Древние обычаи указывали наилучшее время для посева злаков. Но Библия была основным текстом, к которому обращались в поиске скрытого знания – ответов на великие метафизические вопросы. В этом собрании историй, записанных или переданных со слов иудейских пророков, Иисуса и апостолов, которые утверждали, что вдохновлены Богом, предложено объяснение природы и происхождения Вселенной, а также места людей в ней. Для обычного христианина слово Бога обладало наивысшим авторитетом. Это убеждение было настолько сильным и широко распространенным, что те, кто сомневался в нем, могли предстать перед инквизицией, где их ожидали отлучение от церкви, тюрьма, пытки или казнь.

Однако с XV до середины XVII века свежие идеи, пришедшие с арабского Востока, и вновь открытые греческие воззрения шаг за шагом преобразовали все стороны европейской культуры, не исключая и религию. Философия и искусство устремились к новым, более светским горизонтам. Поскольку на смену монастырям как центрам обучения пришли университеты, образование также постепенно отделилось от церкви. Коммерция вытеснила феодализм, были открыты новые континенты, города-государства и нации обрели власть, в то время как средневековые теократии и монархии свое влияние утрачивали. Даже идеи, бросающие вызов Библии, стали понемногу проникать в умы. Но самым важным детищем европейского Возрождения оказалась наука.

Обычно мы представляем науку как упорядоченный процесс исследования, при котором теорию необходимо подтверждать экспериментом. Вдохновение важно, но, как сказал Томас Эдисон, гений – это 99 % пота. Наука – тяжкий труд по созданию новых приборов, проведению экспериментов и их математической обработке. Современное понятие науки воплощается в научном методе, который определяют как «принципы и приемы систематического поиска знаний, включая выявление и формулировку задач, сбор данных посредством наблюдения и эксперимента, а также выдвижение и проверку гипотез»[11].

В идеале после того, как теория предложена и собраны убедительные доказательства, сам инициатор или научная группа публикует свои выводы в научном журнале. Это запускает процесс взаимного рецензирования, когда другие ученые тщательно изучают и обсуждают исходную работу, пытаются воспроизвести ее результаты. После того, как все возможные проверки успешно пройдены, новая теория принимается, но лишь условно, ведь все время появляются еще более новые теории, бросающие вызов старым. Физик Ричард Фейнман описал идеальный процесс научного исследования: «Экспериментаторы усерднее всего ведут поиск там, где вероятнее всего найти опровержение наших теорий. Другими словами, мы стараемся как можно скорее опровергать самих себя, ибо это единственный путь прогресса»[12].

Но наука эпохи Возрождения не вышла из лона в своей зрелой форме и с руководством по научному методу в руке. Сегодня наука воспринимается как антитеза религии – факты, доказанные экспериментально, противопоставляются верованиям, слепо принятым со ссылкой на авторитет. Однако представить себе науку эпохи Возрождения, развивающуюся в полном отрыве от религии, невозможно. На самом деле наука – продукт глубоко религиозного общества. Пионеры науки – такие как Коперник, Декарт, Галилей и Ньютон – были верующими христианами. Многие из основополагающих идей науки можно обнаружить в трудах святого Фомы Аквинского (1225–1274), объединившего древнегреческую философию Аристотеля с христианской мыслью. Таким образом, в начале своего пути наука неизбежно развивалась в христианском ключе. Затем, по мере того как она набиралась сил и ее теории и эксперименты стали приносить надежные практические плоды, между учеными и церковными властями завязался диалог, зачастую политический по своей природе – осторожный танец взаимных уступок. Многое было поставлено на карту.

В ходе этих взаимодействий церкви постепенно пришлось смягчить свое противодействие науке – до такой степени, что к ХХ веку абсолютным авторитетом в вопросах устройства действительности для многих людей стала наука, а не религия. Но вместе с тем от идей, заимствованных из христианского богословия, научное мышление полностью не избавилось. Они оказались слишком глубоко укоренены. Как следствие, общепризнанный взгляд на науку на Западе основан на открытиях, сделанных научным методом, но пропитанных неявными христианскими воззрениями на природу. Эта точка зрения возникла из набора метафизических предположений, лежащих в основе науки, и в них сегодня верят многие ученые, – собирательно они называются научным материализмом.