Прагматическая санкция не обеспечила Марии Терезии мирного престолонаследия. В 1740 г. существование Габсбургской монархии оказалось под вопросом, как и в 1618 г. Король Пруссии потребовал Силезию и, завоевав ее, изменил баланс германских и негерманских народов на землях богемской короны. Не будучи представителем Габсбургов, курфюрст Баварии был избран императором, а французская армия вторглась в Богемию и заняла Прагу. Мария Терезия использовала оружие своих предков: терпение и упрямство, профессиональную армию и мудрую политику альянсов. Она не пыталась взывать к поддержке свои народы. Ее единственное обращение к патриотизму, ее впечатляющее выступление на венгерском сейме в 1741 г., не имело успеха. Венгерская знать действительно заявила, что они умрут за свою императрицу, Марию Терезию. Однако они не хотели платить ей налоги, и само провозглашение преданности служило подтверждением, что Венгрия признает только венгерского короля и ее не заботит единство габсбургских земель. Кризис 1740 г. породил веру в то, что обращение к народам не поможет династии, а будет использовано ими для получения пагубных уступок. Когда Мария Терезия победила своих внешних врагов, она продолжила укреплять единство своей империи.

Карл V сделал земли Габсбургов юридической единицей, а Мария Терезия претворила это единение в жизнь. Когда она взошла на трон, провинции значили все, а центр – ничто; «Империя» состояла всего лишь из двора и армии. Мария Терезия создала в своей империи бюрократическую систему, без которой она не смогла бы существовать как великая держава. Богемскую канцелярию упразднили, и в Вене создали центральное управление. Представители этого центрального органа, независимые от провинциальных сеймов, контролировали местную администрацию. Крупные землевладельцы по-прежнему осуществляли «вотчинную юрисдикцию» над своими крестьянами; такое положение просуществовало до 1848 г. Его ценность для землевладельца являлась скорее финансовой, чем политической; на самом деле помещики часто использовали местную имперскую власть в качестве своего представителя закона. Крайсгауптман, окружной руководитель, был краеугольным камнем империи, созданной Марией Терезией, чиновником, кем-то между интендантом и префектом. Как и в бурбонской Франции, провинции продолжали свое существование; как и в наполеоновской Франции, руководитель контролировал новую искусственную единицу, округ. Земельные магнаты потеряли всякую реальную власть и, дабы восстановить ее, стали впоследствии провинциальными патриотами и даже на некоторое время либералами.

Имперская система, созданная Марией Терезией, была исключительно имперской и даже «австрийской», она не имела определенного национального характера. И все же члены Имперской канцелярии в Вене и большинство руководителей округов были немцами: они получили немецкое образование и использовали немецкий язык для официальных деловых контактов между собой. Они были бы удивлены, узнав, что участвуют в «германской миссии». В то же время, как только всколыхнулся национальный дух, германизированная бюрократия дала германскому национализму право на наследство Габсбургов. Да и сами Габсбурги ломали голову над вопросом, германская ли они династия.

Венгрия избежала реформ Марии Терезии, очередной раз защищенная внешними проблемами Габсбургов от порабощения. Мария Терезия тоже не могла позволить себе Белогорскую битву. Таким образом, Венгрия сохранила отдельную канцелярию и автономную администрацию, не контролируемую имперской бюрократией. Мария Терезия намеревалась лишить Венгрию привилегированного положения путем постепенного вмешательства в ее дела. После окончания Семилетней войны она больше не созывала венгерский сейм; она не содержала отдельного венгерского двора, и знатные венгерские аристократы призывались к императорскому двору в Вене, где они приобретали австрийский, космополитический характер. Венгрию экономически рассматривали как австрийскую колонию в меркантильном смысле. Поскольку венгерские землевладельцы не платили налогов, деньги изымались из Венгрии за счет высоких налогов на товары, ввозимые туда из других владений Габсбургов, и, чтобы сохранить доход от этих налогов, Венгрии запрещалось импортировать товары из других стран или производить товары самостоятельно. Такая система устраивала венгерских аристократов; обнищание собственной страны служило не слишком высокой ценой за сохранение их привилегированного положения. Любое улучшение в наследственных землях делало Венгрию все большим исключением в политическом и социальном плане. Мария Терезия была истинной основательницей Австрийской империи; остановив свои реформы на границе с Венгрией, она также стала основательницей дуализма.

Иосиф II с нетерпением наблюдал за осторожностью и компромиссом своей матери. После ее смерти в 1780 г. он сразу же решил довести ее работу до логического завершения и превратить империю в централизованное эгалитарное государство. Он отказался короноваться как король Венгрии и признать привилегии Венгрии или созвать сейм; комитат был упразднен, а Венгрия попала под власть немецкой бюрократии. Иосиф II не сомневался в характере своей империи: это должно было быть германское государство. «Я император германского рейха, следовательно, все остальные государства, которыми я владею, являются его провинциями», – заявил он. Иосиф также разорвал связь Габсбургов с Римской церковью. Многие монастыри были распущены; протестанты и евреи освобождены от наложенных на них ограничений; и церковь, лишенная своего привилегированного положения, отошла под контроль государства более строгий, чем тот, который навязал Французской церкви Наполеон в 1801 г. Светское мышление должно было наконец зашевелиться, и тлеющие угли протестантизма заново вспыхнули в Богемии. Предоставив свободу евреям, Иосиф II породил самых лояльных австрийцев. Одних только евреев не беспокоили конфликты между династическими и национальными требованиями: они были безоговорочно австрийскими.

Аграрная реформа Иосифа II еще более решительно повлияла на будущий характер габсбургских земель: все остальное последовало из нее. Отмена крепостного права являлась одним из основных принципов просвещенных деспотов, и Иосиф II едва ли не единственный предоставил свободу крепостным, не ослабив при этом их связи с землей. Строго говоря, крепостное право (система, при которой крестьяне считались движимым имуществом, прикрепленным к земле) существовало только в Богемии и в Венгрии; в германских землях крестьяне считались свободными людьми, хотя и держали свою землю на феодальных владениях. Иосиф II отменил истинное крепостное право, как это сделали большинство немецких князей (хотя в Пруссии даже это пришлось ждать до времен Штейна). Однако повсюду в Германии, и даже в реформах Штейна, когда крестьян освобождали от крепостной зависимости, у них отбирали землю. Крестьяне не получали гарантированное право на владение землей, и только наиболее богатые крестьяне могли сохранить свою землю; беднейшие крестьяне были «согнаны» с земли и стали безземельными батраками. Иосиф II сделал такое изгнание крестьян с земли (Bauernlegung) невозможным. Мария Терезия уже произвела земельную перепись со строгим разделением между владениями знати и крестьян – домистикальными и рустикальными землями на правовом жаргоне того времени. Иосиф II навсегда запретил приобретение знатью рустикальных земель и предоставил большей части этих земель гарантию владения. Его главной целью, без сомнения, служило предотвращение увеличения домистикальной земли, с которой платили меньше налогов, а в Венгрии не платили вообще; таким образом, в результате удалось сохранить крестьянство. Рустикальная земля все еще была обременена барщиной (Robot), и такое положение просуществовало до 1842 г. Крестьянин-арендатор домистикальной земли тоже должен был ждать до этого времени гарантированного права владения землей. Но решительный шаг был сделан. Крестьянский класс добился прав, которые в других странах Европы обеспечила только Французская революция. Хотя бедные крестьяне продолжали продавать свои владения и покидать землю, особенно после 1848 г., они могли продавать ее только более богатым крестьянам, а не дворянству, крупному или мелкому; право собственности перемещалось внутри класса, а не из одного класса в другой. Поэтому там, где господствовало правление Габсбургов, выживали крестьянские общины^[3], а вместе с ними и крестьянство. Политически монархия Габсбургов оставалась деспотией; в социальном плане она стояла ближе к революционной Франции, чем Пруссия или даже государства Западной Германии. Более того, в XIX в., когда деспотизм зашатался, французские политические идеи нашли здесь более живой отклик, чем в Германии, – интеллектуальные лидеры в Габсбургской монархии уходили своими корнями, как и французские радикалы, в свободное крестьянство.

Тем не менее Габсбургская монархия была далека от якобинской Франции, и за это Иосиф II тоже нес ответственность. Его аграрная система, как это ни парадоксально, принесла пользу также крупной аристократии, классу, который придавал империи Габсбургов особый колорит. Гарантия прав крестьянского землевладения ударила по мелкому дворянству: это препятствовало постепенному наращиванию дворянского поместья. Большие поместья уже были созданы и продолжали увеличиваться за счет мелкого дворянства. Точно так же каждый переход к денежной экономике наносил ущерб мелкому дворянину, который полностью растрачивал ту небольшую сумму, которую он получал; крупные дворяне получали большие суммы и превращались при помощи них в капиталистов. За исключением Венгрии, здесь не существовало влиятельного класса юнкеров; и даже в Венгрии после 1848 г. венгерское «шляхетство» следовало по иной линии, чем прусские юнкеры. Таким образом, монархия Габсбургов сохранила силу двух других классов, находившихся в упадке: великих аристократов, которые сделали ее более консервативной, чем остальная Центральная Европа, и крестьян-землевладельцев, сделавших ее более радикальной. Оба класса уравновешивали городского капиталиста, который в других странах оставался преобладающей фигурой либерализма XIX в. Иосиф II намеревался превратить свою империю в германское государство; его аграрная реформа замедлила победу социального класса и экономической системы, служивших знаменосцами германского национализма. Крестьяне покидали землю не так массово, как в Германии, не говоря уже об Англии, поэтому австрийской промышленности пришлось дольше ждать дешевой рабочей силы в лице безземельного пролетариата. Отсталая промышленность прикрылась запретительными пошлинами и тем самым отрезала Австрию от немецкого Zollverein (Германский таможенный союз). Не стоит искать здесь единственное объяснение неспособности Габсбургов выдержать борьбу за власть. Промышленные достижения Австрии основывались на богемских ремеслах и искусстве, а Габсбургской монархии не хватало обильных запасов угля, что служило тайной силой XIX в. Два фактора действовали вместе, так что невозможно оценить степень их веса или порядок. Как и во Франции, нехватка угля и безземельного пролетариата в совокупности давали один и тот же результат; а в XIX в. Франция и Габсбургская монархия, две традиционные великие державы Европы, меркли на фоне дымящихся труб Рура.

Успехи Иосифа II стали поразительным достижением философии Просвещения, свидетельством силы имперского устройства. Иосиф II вмешивался во все великое и малое; весь Конвент^[4] умещался в нем одном. Такая изоляция была его слабостью. Его революционная политика не имела поддержки революционного класса. Наполеон пришел после великой революции и мог опираться на французских крестьян. Иосиф II осудил Французскую революцию, заявив: «Я король по роду занятий», и таким образом признал противоречие, лежавшее в основе своих действий. Его цель могла быть достигнута только при помощи революции, но революция уничтожила бы династию. Как бы то ни было, дворяне защищали свои привилегии, крестьяне – свои суеверия, а владения Иосифа превратились в череду Вандей^[5]. Наиболее сильное сопротивление, вылившееся в восстание, вспыхнуло в Венгрии, где притязания на традиционные права придавали защите социальных привилегий ложный налет либерализма. Даже в Богемии имперская знать, импортированная Габсбургами, прикрывала свою враждебность к социальным реформам демонстрацией богемского патриотизма, а в вестибюлях Хофбурга потомки германских, шотландских или испанских авантюристов демонстративно обменивались несколькими чешскими словами, которые они с трудом переняли у своих конюхов. Политика Богемии XIX в. провела свою первую репетицию.

Иосиф II умер в 1790 г.; бескомпромиссный до последнего, он постарался, чтобы его поражение было полным. Леопольд II, его преемник, не был так порабощен необоснованными теориями. Он восстановил барщину, которую Иосиф II упразднил в 1789 г.; остальные аграрные реформы Иосифа остались в силе. Леопольд был вполне готов стать королем Богемии; он не собирался изменять Пересмотренный ордонанс 1627 г. или восстанавливать Канцелярию Богемии. Его концессии, как и предыдущее восстание, являлись действительными только в Венгрии. Был созван сейм, и отдельные привилегии Венгрии были формально признаны заново; в частности, администрация автономного округа восстановила свои полномочия. Это была решающая уступка. Леопольд не воспринял всерьез свое обещание созывать сейм раз в три года, и его преемник игнорировал обещание до 1825 г. Этот абсолютистский период остановил дальнейшее развитие венгерского сепаратизма; невозможно было повернуть течение вспять, пока все местное управление находилось вне имперского контроля. Комитаты сохранили аристократическую Венгрию; кроме того, хотя по закону им вменялось проводить аграрную реформу Иосифа II, они обращались с землевладельцами осторожно и, таким образом, сохраняли венгерское «шляхетство» на земле вплоть до 1848 г. И снова кризис пошел по знакомой схеме: династия и привилегированная Венгрия уклонились от смертельной борьбы. Был допущен еще один компромисс, и снова за счет венгерского народа.