2

Мы с Мироном засыпаем, так и не поговорив: после двух полученных оргазмов мой мозг отказался соображать, и я попросту отключилась. Просыпаюсь, как и обычно, от трели будильника, установленного на мобильном. Мои лекции начинаются в восемь тридцать, но я всегда ставлю его на семь: времени хватает ровно на то, чтобы успеть позавтракать и собраться. Не открывая глаз, отвожу руку назад и, погладив остывшую простыню, перекатываюсь на спину. Мирон ушёл на тренировку.

Для меня до сих пор остаётся загадкой, как ему удаётся выдерживать такой строгий распорядок дня. Независимо от времени сна, каждое утро в шесть утра он идёт в спортзал на цокольном этаже нашего дома и проводит там не меньше часа, перед тем как поехать в офис. Я как-то пыталась ходить с ним, но быстро отказалась от этой идеи, потому что вставать вовремя у меня получалось с трудом. В итоге Мирон успокоил меня тем, что считает мою фигуру идеальной и ничего не хочет в ней менять, так что я с чистой совестью продолжаю спать до семи утра.

Я выскальзываю из кровати и, подобрав с пола пижамный топ и скомканные стринги, забираюсь в душ. Нарочно делаю воду похолоднее, чтобы смыть с себя дрёму, и, поражённая внезапным воспоминанием, застываю, уставившись в намокшую стену. Руслан видел нас ночью. Заглядывал к нам в спальню. Как такое могло случиться? Он открыл дверь? Или её забыл запереть Мирон?

Вода продолжает скатываться по моему лицу и волосам, пока мысли одна за другой вращаются в голове по зацикленному кругу. Мне нужно сказать об этом Мирону. Да, нужно. Но что, если он разозлится на Руслана, и я стану причиной их конфликта? Они дружат всю жизнь. Может быть, я всё не так поняла и он просто проходил мимо? Как вообще себя вести в подобных ситуациях?

Простояв так минут десять, но ни к чему не придя, я сушу волосы, натягиваю топ и джинсы и выхожу из спальни. Вспомнив, что могу быть не одна, затаиваю дыхание и прислушиваюсь. В квартире царит расслабленная утренняя тишина, нарушаемая лишь щебетанием птиц из окна, и я беззвучно выдыхаю. Кажется, Руслан уехал. Вот и прекрасно: скорее всего, мы не увидимся ещё пару недель, и к тому времени этот неловкий инцидент исчезнет как из моей, так и из его памяти.

Я иду на кухню, где готовлю традиционный завтрак: омлет со шпинатом, который любит Мирон и который за время совместного проживания успела полюбить я. Проигнорировав кофемашину, по старинке варю кофе в турке и, оставив его остывать, перемещаюсь в ванную комнату. Её я люблю гораздо больше, чем душевую в спальне: в ней больше света и есть удобное зеркало для нанесения макияжа.

Быстро причёсываю волосы, забираю их в высокий хвост и подкрашиваю ресницы. Выпрямившись, оцениваю свое отражение в зеркале и, слегка приподняв уголки губ вверх, заправляю выбившуюся бретельку бюстгальтера под ткань топа. Вряд ли моё лицо можно назвать эталоном золотого сечения, но я всё равно его очень люблю. Уже собираюсь выйти, но в этот момент дверь неожиданно открывается, и в неё, словно в замедленной съемке, заходит Руслан. Судя по всколоченным тёмным волосам, он только что встал, и сейчас я впервые вижу его без футболки. У него смуглая кожа – не знаю, от природы или это клеймо солнечных курортов, – широкие плечи, немного волос на груди, на плече – чёрная татуировка, по виду напоминающая кельтский узор. Сглотнув, я машинально стискиваю фарфоровый край раковины. Нет ни сил, ни возможности повернуться: тело будто окаменело, отказываясь мне подчиняться. Словно парализованная, я наблюдаю в зеркальном отражении, как он приближается ко мне. Мне нужно повернуться. Поздороваться, обойти его и покинуть ванную, если уж он не считает нужным этого сделать. Но вместо этого я продолжаю разглядывать наше отражение: свои расширенные глаза, часто вздымающуюся грудь и Руслана, стоящего позади меня так близко, что я могу чувствовать тепло его кожи. Его запах, он чужой, как и всё остальное в нём: его энергетика, которая меня подавляет, заставляет нервничать и теряться, чёрные глаза, которые смотрят не мигая, пока исследуют моё лицо, шею и бесстыдно спускаются к груди. Он словно говорит, что обо всём помнит, и хочет убедиться, что я тоже помню о произошедшем этой ночью.

«Выйди», – я шевелю губами, но из них не выходит ни звука. Тело походит на натянутую тетиву, я отчаянно боюсь, что Руслан захочет меня коснуться, и тогда я сорвусь. Закричу на него, ударю. Или же не смогу сделать ни того, ни другого и просто выбегу. Сейчас я готова признаться себе, что боюсь его. Но он не касается. В течение секунды разглядывает моё напряжённое лицо в отражении, отступает назад и выходит.

С раздавшимся хлопком двери я резко оборачиваюсь, словно его отсутствие, наконец, дало мне такую возможность, и впиваюсь глазами в замок. Мне следовало его закрыть. Я и сейчас отчаянно желаю его запереть и не выходить до тех пор, пока не получу уверенность, что Руслан ушёл. Это, разумеется, глупо, а мне нужно взять себя в руки и успокоиться. Мне двадцать один, в конце концов, а не двенадцать, чтобы играть в прятки. Может быть, именно этого он и добивается? Подавить меня морально, чтобы победить?

Моя ладонь подрагивает, когда я кладу её на хромированную ручку и осторожно открываю дверь, попутно напоминая себе, что это я – та, кто здесь живет, а Руслан – всего лишь гость. Сейчас я пойду на кухню и выпью свой кофе, даже если он будет разглядывать меня, сидя напротив. Я внушаю себе это весь путь по коридору, таким образом успокаивая взбунтовавшееся сердце и готовя себя к тому, чтобы вновь встретиться лицом к лицу с Русланом. Останавливаюсь, не дойдя до кухни каких-то пару метров, и прикрываю глаза в облегчении, потому что в этот момент слышу стук распахнувшейся двери в прихожей. Мирон вернулся с тренировки.

3

Руслан уходит, не выпив кофе, мы с Мироном завтракаем вдвоём, после чего он отвозит меня на учёбу. Прощание на университетской парковке – наш своеобразный ритуал: Мирон помогает мне выйти из машины, приветствует своих знакомых, которые всегда оказываются поблизости, целует меня и лишь после этого уезжает. Меня всегда удивляло, как много моих сокурсников его знают, при том что Мирон закончил МГИМО три года назад. Я долго не могла привыкнуть к тому, что незнакомые парни и девушки ни с того ни с сего завязывают со мной беседу, в конце которой всегда просят передать Мирону привет.

– Приезжаешь как по расписанию, Тати, – Алина Велес, дочь крупного столичного банкира, покидает водительское сиденье своего БМВ, эффектно опуская на асфальт стройные ноги в замшевых шпильках. – Доброе утро.

Я не обманываюсь насчёт нашей дружбы и её расположения: Алина мила со мной лишь потому, что я с встречаюсь с Мироном. Слишком часто я ловила на себе её взгляд, полный оценивающего превосходства, когда она полагала, что я не вижу. Пожалуй, это единственный минус в картине моего личного счастья: мне приходится мириться с тем, что в глазах топовой московской тусовки я никогда не буду достаточно хороша. Дворянство и рабочий класс в двадцать первом веке – понятия отнюдь не фантазийные. Я бы могла с лёгкостью игнорировать одну Алину и её насквозь фальшивую дружбу, но проблема заключается в том, что таких, как она, в моём окружении сейчас слишком много: тех, кто, улыбаясь в лицо, мысленно готовит ногу, чтобы пнуть, когда я, наконец, оступлюсь. Одной против них всех мне не выстоять, а потому я принимаю игру.

– С Мироном по-другому не получается, – отвечаю я с деланой лёгкостью и целую подставленную Алиной щёку. – У него всё чётко по расписанию.

– Он бы мог купить тебе машину и избежать ежедневной потребности пожимать руки людям, которых впервые видит.

Я почти уверена, что в прошлом у них с Мироном что-то было. Это чувствуется каждый раз, когда Алина говорит о нём: словно считает, что смогла бы позаботиться о нём лучше, чем я. И в этом состоит приятная часть нашей взаимной игры: что бы она ни думала и ни считала, Мирон принадлежит только мне, и заботиться о нём буду именно я.

– Мирон предлагал много раз, но я сказала, что машина мне ни к чему.

Взгляд Алины хлещет меня по лицу неверием: ей сложно представить, что кто-то в здравом уме способен отказаться от дорогостоящего средства передвижения.

– Во-первых, у меня нет прав, а во-вторых, я всегда могу воспользоваться такси при желании. Отвозить меня и забирать из университета – это инициатива Мирона.

Алина мой ответ никак не комментирует и, пока мы идем на совместную лекцию, переводит разговор на нейтральную тему: брендовые шмотки. Раньше я боялась подобных обсуждений в силу того, что самая дорогая вещь в моём самарском гардеробе была куплена на распродаже в Zara, но сейчас, когда я легко могу отличить рубашку Bottega Veneta от Дольче, у Алины больше нет повода злорадствовать.

– Придурок сейчас глаза сломает, – саркастично комментирует Алина, пока мы занимаем свободную скамейку в аудитории. Оторвавшись от внутренностей сумки, я пробегаюсь взглядом по рядам и без труда нахожу того, о ком она говорила. Это Саша, наш сокурсник, пару раз мы сидели рядом с ним на занятиях. Он приятный и симпатичный, и единственное, чем мог заслужить подобное пренебрежение со стороны Алины, – это тем, что его машина родом из Кореи, а не из Германии, а вещи куплены не в бутиках Третьяковского переулка, а в демократичном H&M.

– Привет! – я машу чересчур активно и улыбаюсь слишком широко для той, кто знаком с ним лишь поверхностно. Принимать правила игры вовсе не означает становиться игроком. Улыбнувшись, Саша салютует мне ладонью, после чего отворачивается. Я чувствую на себе неодобрительный взгляд Алины, но делаю вид, что его не замечаю.

– Мирону вряд ли понравится, что какой-то задрот трахает тебя глазами.

Моя улыбка лёгкая и непринуждённая.

– Может быть, он трахал глазами тебя.

Алина издает протяжное «Пффф», в очередной раз недвусмысленно давая понять, что такой, как Саша, просто неспособен разглядеть нечто столь совершенное, как она.

– В пятницу я отмечаю день рождения, – развернувшись ко мне лицом, она переходит на более деловитый тон. – В этот раз всё будет проходить за городом. Желающие остаются с ночевой, про купальник, думаю, говорить не нужно. Вы с Мироном, конечно, приглашены.

– Спасибо, сегодня же ему скажу.

– Я с ним разговаривала вчера, так что Мирон в курсе.

Внутри зреет неконтролируемое раздражение, и мне требуется несколько вдохов, чтобы себя успокоить. Нет, я не ревную: Мирону я полностью доверяю. Меня просто коробит, с какой небрежностью Алина меня отодвигает.

– Народу будет много?

– Достаточно. Корнеев с Алисой, Радугин, Марик, Леснева, Булатов, разумеется.

При упоминании фамилии Руслана, сердце ёкает и начинает колотиться быстрее. В моём идеальном представлении мы не должны были видеться ещё минимум две недели, для того чтобы вся эта вопиющая неловкость ушла.

– Эльзу Дворкович пришлось позвать, – продолжает Алина, не замечая моего замешательства. – Она за Булатовым таскается как последняя шавка в надежде, что он, напившись, снова её оприходует.

– Я думала, они встречаются.

– С Булатовым? – Алина презрительно кривит нос. – Нет, конечно. Он способен только трахать. В его понимании все девушки в окружении недостаточно для него хороши.

Я вспоминаю тяжелый взгляд в отражении и, невольно поёжившись, обхватываю себя руками.

– Это он так и говорит?

– Это говорю тебе я, потому что знаю Руса десять лет. Это тебе не Мирон.

– В общем, празднование в пятницу, – произносит она, понизив голос, потому что в этот момент в аудиторию входит преподаватель. – Ты поняла.

*************

– Мы не будем заезжать за цветами?

Не отрывая взгляда от дороги, Мирон отрицательно качает головой.

– Не хочу ждать, пока они что-нибудь соберут. Я сам ступил, нужно было заранее заказать.

– Может быть, из готовых букетов что-то выберем?

– Для Алины? – Мирон косится на меня с усмешкой. – Чтобы она в очередной раз сморщила нос?

Я начинаю смеяться. Но не над Алиной, а от радости, что Мирон настолько отличается от своего окружения. Понятный мне, близкий, без снобизма и кричащих понтов. Он определённо стоит того, чтобы мириться со всеми его друзьями.

Когда мой смех стихает, Мирон прибавляет звук на магнитоле и кладёт ладонь мне на колено. Играет какой-то мелодичный клубный микс, кажется, кого-то из его приятелей. Мирон неравнодушен к музыке, поэтому я не пытаюсь донимать его разговорами, отворачиваюсь к окну и собираюсь с мыслями, чтобы чуть позже спросить его о том, о чём давно собиралась.

– Мирон, у тебя что-то с Велес в прошлом было?

Мирон снижает громкость на руле до минимума и, повернувшись, вопросительно смотрит мне в глаза.

– Она тебе что-то наговорила?

Я мотаю головой.

– Совсем нет. Просто я это чувствую. Она говорит о тебе всегда по-особенному.

– Мы трахались пару раз. Это было задолго до тебя. Она хотела большего, а я нет.

Опустив взгляд на колени, я нервно тру гель-лак на указательном пальце. Одно дело догадываться о том, что у них был секс, и совсем другое – услышать.

– Тати, – рука Мирона вновь ложится мне на колено и сжимает. – Я знал её ещё соплячкой. Родители дружили. Она нормальная девчонка, пусть и с закидонами, но больше чем другом я её не считаю. У меня ты есть, на хер мне кто-то ещё?

– Я не для этого спросила, Мирон. Просто хотелось понять, правильно ли я поняла. Я тебе доверяю, не думай.

Мирон начинает улыбаться и вновь смотрит на дорогу, в то время как его рука соскальзывает с моего колена и перемещается к шву джинсовых шорт. Смеясь, я перехватываю его запястье, предпринимая слабые попытки оттолкнуть, но его пальцы продолжают настойчиво вдавливать плотную ткань мне в промежность. В животе мгновенно становится горячо, а кровь приливает к вискам. Он действует на меня так всегда.

– Блядь, и съехать с дороги как назло негде, – ругается Мирон, свободной рукой поправляя ширинку. – Борта сплошняком.

– Вот поэтому дотерпим до места, – я заставляю себя свести ноги и, сжав его ладонь, возвращаю себе на колено. – Мы, кстати, с ночевой?

– Думаю, останемся. А ты не хотела?

– Если с местами проблем не будет, то почему нет, – в течение нескольких секунд я разглядываю свой многострадальный ноготь и впервые спрашиваю о том, что, как и вопрос с Алиной, не даёт мне покоя.

– Мирон, а ты замечал, что я не нравлюсь Руслану?

– Русу? – сейчас Мирон выглядит по-настоящему удивлённым и даже немного сбрасывает скорость. – Почему ты так решила?

Я слегка улыбаюсь, чтобы смягчить внезапную атаку любопытства и не портить ему настроение:

– Наверное, как и в случае с Алиной, интуиция.

– Тут ты ошибаешься, малыш, – уверенно произносит Мирон, глядя мне в глаза. – Рус со всеми не слишком напрягается в общении, так что не стоит воспринимать на свой счёт. Он тебя как-то обижал?

Он смотрит так серьёзно, что я считаю нужным свести всё в шутку. Меньше всего я хочу, чтобы он поругался из-за меня с одним из своих лучших друзей.

– Ну… Например, мой кофе недостаточно для него крепкий.

Издав хрипловатый смешок, Мирон начинает улыбаться, и я делаю то же самое вслед за ним. Вот поэтому я не хочу, чтобы он покупал мне машину. Потому что тогда всего этого станет меньше: наших шуток, заигрываний, разговоров и времени, проведённого вместе. С Мироном мне этого никогда не будет достаточно.