– И ещё, – переждав паузу, он махнул своей свите, – пять бочек вина для рабочего люда! – гаркнул Акбаш, довольно разглаживая окладистую седую бороду. Рев толпы заглушил последние его слова:

– Ай да Акбаш-бай! Вот и лады! – ржали, словно кони, мужичье. – Уважил народ!

За всем этим с ужасом наблюдали с колоколен священнослужители, неустанно перекрещивая толпу. Узнав о выходке Акбаша, имам уединился в самом дальнем углу молельного зала. Взяв в руки чётки, он о чем-то шептал про себя, иногда вздрагивая от доносящихся до него дурашливых взвизгов людей, собравшихся у моста.

Хасан с Антоном стояли друг против друга. Каждый из них понимал, для кого они пытаются выиграть богатый приз. Одна только мысль, что не он, а его соперник будет удостоен чести вручить золотое кольцо Амалии, приводила в бешенство их обоих.

– Хугыш! – скомандовал Акбаш и взмахнул рукой.

Соперники с яростью бросились друг на друга.

– Уралга! – кричали на все голоса друзья Хасана.

– Шаян, Шаян! – визжали девушки, поглядывая на Амалию, вот-вот готовую расплакаться от того безумства, что творилось из-за нее у стен храма. Сердце ее разрывалось, оба молодых человека были ей близки по-своему. Никому из них она до сих пор так и не смогла отдать предпочтения. Каждый по-своему интересен.

Хасан – веселый увалень, приветлив со всеми, мог запросто зайти в кабак, посидеть с работными людьми, угостить всех. И делал он это от всей души, а не ради дешевой славы.

Антон – мужественен, собран, склонен к философствованию. Его пытливый ум не давал никому покоя. Прочитав всех классиков литературы, а в последнее время – политические труды Ленина и Плеханова, он подолгу обдумывал, делал выводы, выплескивал прочитанное своим товарищам. Те, послушав, отмахивались от него: «Ничего не изменишь, в книге все гладко сказано, в жизни всё не так. Как были мы рабами, так и умрем рабами. Алчности буржуев нет предела и конца. Никакими законами не искоренить „рассейскую“ действительность». Делая такой горький вывод, расходились работяги по рабочим местам.

Слушать Антона и Амалии становилось скучно. Тогда она начинала подтрунивать над парнем, а он не мог сразу переключиться на юмор, терял мысль, становился смешным, и это умиляло её.

…Празднующая толпа, взявшись за плечи, раскачиваясь, пела:

 
– Наверх вы, товарищи, все по местам!
Последний парад наступает.
Врагу не сдается наш гордый «Варяг»,
Пощады никто не желает…
 

– Шаян, шаян! – пищали девчата, навеселе, раскрасневшиеся на весеннем солнце после хмельного кагора.

Девушки, в отличие от мужчин, держались вместе, в одной весёлой компании. Им нравились оба претендента: бесшабашный, с клоунскими выходками, Хасан и мужественный, белобрысый красавец Антон, любящий делать подарки всем своим подругам. Красивая она или нет, ему было все равно, ко всем он относился одинаково. В драках Антон был непобедим. Его необыкновенно сильный, длинный молниеносный удар крошил любого. А когда подвыпившие мужички в питейном заведении устраивали бузу, он никогда не принимал в этом участия. Отказывал даже хозяевам кабака, когда те просили его разнять дерущихся. Равнодушно поглядывая на потасовку, Антон перешагивал валяющихся и уходил. Если бы Хасан, тогда да! – и причина была бы, тогда бы и вскочил с радостью. И вот – нашелся повод, пришло время посостязаться в полную силу.

«Только бы не пропустить его коварный удар справа, тогда пиши пропало…» – мелькали мысли в голове Хасана.

«Ну что, Шаян, вона как за тебя радеют девчонки! Оне веселых и богатых любят…» – злился Антон.

Первый прямой удар Хасана сотряс Антона.

«М-да, – оценил он, – тяжелая рука!»

«А-а, почувствовал мой кулак! – подумал про себя Хасан, услышав, как охнул от удара его соперник. – Осунулся, дружище… в последнее время не спишь, по ночам Ленина читаешь, листовки разбрасываешь… Отец мой всё про тебя знает… митинги в цехах устраиваешь, баламутишь простой народ. Звали мы тебя: давай с нами в торговый двор! Жил бы хорошо, родителей вытащил бы из нищеты. Так ты же вбил себе в голову: свобода и равенство…»

– У-у-ух! – реагировали обе стороны, наблюдая, как тяжело ложатся удары по разным частям тела соперников. Шёл открытый обоюдный обмен ударами. Никто не собирался прятаться в глухой защите.

Антон пропустил сильный встречный удар под локоть.

– Мама! – вдруг вырвался у него стон из груди. Показалось, будто мамка схватила и приподняла его, как в детстве, и закружила вокруг себя. «Мне страшно, отпусти!» – «Не бойся, сынок, – звонко хохотала она, – соколёнок мой!»

– Что с тобой? – подхватили падающего Антона товарищи. Все разом ахнули, когда Антон сполз с рук на растоптанный снег. Судорожно сгрёб ладонью со льда рыхлый снег, приложил к лицу. Отдышавшись, подхваченный дружками, вскочил на ноги.

– Фу! – тряхнул он головой. – Неплохо бьёт байский сын! Перехватило дух малость, сейчас… Погодь, погодь, братки! – и, с силой оттолкнувшись от друзей, снова выскочил на середину круга. Странная улыбка, превращающаяся в белозубый оскал, легла на его худощавое лицо.

Хасан, подбежав, встретил его прямым хуком. Антон наклонился вправо и ловко ушел от удара. Хасан провалился вперед, и тут произошло что-то непонятное – Антон выпрямился откуда-то из-за плеча соперника и, как по команде «Отпускай руку!», будто из стенобитного орудия, вылетел его кулак, со страшной силой врезаясь в квадратную челюсть Хасана.

– Всё, финита ля комедия! – произнёс один из свиты Акбаша, когда они склонились над Хасаном.

– Этот парень – бог кулачного боя, если смог уронить вашего сына! – удивленно произнес он, вернувшись к Акбаш-баю.

Толпа безмолвствовала. Каждый молча прокручивал в своей голове эпизоды схватки. Вот Антон уклонился, сделал шаг в сторону, выпрямился и тут же нанес ответный удар. Хасан упал навзничь, воткнувшись головой в снег.

Было непривычно – сам Хасан повержен! Грустно вздыхали девчата: сегодня он не будет гоняться за ними, вылавливать по очереди, нагло целовать в затылок, в шею – сегодня не его праздник, не его день. Близко приняв к сердцу проигрыш Хасана-Шаяна, хныкал в стороне мальчик Фаиз.

– А ну, расступись! – зло гаркнул Акбаш Шаяпов, быстро прошел сквозь толпу, по пути всадив крепкий подзатыльник оклемавшемуся сыну, отчего тот съёжился.

– Ну, я это, батя… – промямлил растерянно Хасан что-то себе под нос.

Акбаш-бай с женой Разией и своей свитой, пробравшись к месту поединка, остановились, ожидая победителя. Антон, отделившись от группы радостно ликующих товарищей, вразвалочку вышел навстречу делегации.

Акбаш прямо взглянул в глаза Антона, потом, кисло улыбнувшись, спросил:

– Значит, это ты наш гордый «Варяг»?

– Эта песня не про меня, – ответил Антон. – Они герои, а я – простой рабочий.

Еще раз смерив его взглядом, Акбаш громко, во всеуслышание, произнес:

– Таких, как он, у нас называют «Челяберкет» – по-нашему «гордый орел». А клоунов, – он покосился на своего отпрыска, – Шаяном! Вручаем победителю обещанный приз! – Акбаш протянул Антону малахитовую шкатулку, завернутую в дорогую, расшитую золотом, шаль. – Ты достоин сегодня этого подарка.

Толпа одобрительно закивала головами, разразилась аплодисментами, крича: «Браво! Браво, Челяберкет!»

– Выкатывай обещанное, Акбаш-бай! – загалдели мужички. – Будем, как ты сказал, за Челяберкета пить!

Довольный Антон, разглядев стоящую неподалеку Амалию, взялся было за шкатулку, но Акбаш вдруг резко притянул его к себе и тихо прошептал:

– Не вздумай дарить золотое кольцо Амалии…

– Что? – удивился Антон. – Вы же сами сказали, объявили всем, что победитель волен сам распоряжаться своим выигрышем!

– Послушай, молодой и горячий! – выдавил из себя Акбаш. – Посмотри на друзей Хасана – они тебе не простят, если ты прилюдно вручишь кольцо Амалии. Начнется потасовка, которая может перерасти в массовое побоище. Это между нашими народами давно сидит. Россия велика, но мы все разобщены. Вместо единого общества народы нашей страны предпочитают традиционализм…

– Традиционализм? – повторил Антон. – Это что-то новое, надо прочитать про это.

Призадумался парень над новым словом. Казалось, он вовсе и забыл, зачем выходил к Акбашу.

– Ты поверь мне, они очень ревностно относятся к красавице Амалии. Она их, и никому из русских они не позволят коснуться ее. Молчишь? Ну вот и молчи, значит, договорились. Ты же умный малый! – Акбаш хлопнул по плечу Антона под согласные кивки не на шутку встревоженной свиты: что будет, если Антон-Челяберкет не согласится с их условиями?

– Хм, – Антон глядел через плечо банкира на Амалию, – вот не ожидал от вас, Акбаш Шаяпов. Вы для меня всегда были примером решительности и смелости в поступках, а теперь ставите мне условия: бери приз, не касайся Амалии, она не для тебя, забудь… Что же это? С одной стороны, вы требуете справедливости, с другой – показываете кулак.

– Успокойся, Челяберкет, ты и твои товарищи – не пацаны. Вы уже вступили во взрослую жизнь, игры закончились. За слова и поступки пора отвечать перед обществом. Кнут и пряник! Одной рукой шлепнул, другой погладил – жизнь сложна. Бог и закон. Закон правового государства и божий закон совести должны быть неотделимы друг от друга.

– Я понял, – пораженный услышанным, выдавил из себя Антон. Он оглянулся на своих товарищей, потом снова обратил свой взор на противоположную сторону, где, сверкая белизной на весеннем солнце, высилась у обрыва реки «Ак-мечеть».

«Акбаш Шаяпов, похоже, прав – зачем портить праздник? Она невеста самого Хасана. Хасан – достойный противник, и я его уважаю. Да и наши меня не поймут: своих баб мало, что ли?! Эх, была не была, прости, Амалька!» – вздохнул Антон.

Круто развернувшись, поднял он над собой шкатулку, звонко крикнул:

– Эту победу я посвящаю своей матушке!

– Ура-а! – взорвались в ликовании вокруг люди.

Засунув шаль в боковой карман тужурки, Антон открыл шкатулку и, взяв полную пригоршню монет, швырнул их ватаге ребят.

– Куды, Антошка?! – подбежал к нему отец, дав сыну пинка под зад, выхватил у него из рук малахитовую шкатулку и отскочил в сторону.

Толпа людей, расталкивающих друг друга локтями, рванула к саням, которые подвезли бочки с вином. По пути толпа сбила с ног растерянного Антона под общий хохот горожан, наблюдавших за всем представлением с моста. «Браво, Антон-Челяберкет!» – кричали они, не умолкая.

Только одной Амалии было не до радости. Вырвавшись из объятий тоскующих подруг, она вскарабкалась по заснеженному обрыву, вбежала во двор мечети. Прильнув к холодной кирпичной стене храма, горько разрыдалась.

– А ну, прекрати, доченька, – сказал вышедший на высокое крыльцо имам. – Акбаш правильно решил, вовремя оценил обстановку. Сам ее заварил, сам же и разгрёб.

Тут во двор вбежал ее братишка Фаиз, держа в руках большую разноцветную шаль, накинул на плечи сестре.

Оказывается, мать Антона в знак примирения вернула шаль жене Акбаша, Разии, сказав, что денег в шкатулке хватит им на большой дом. А Разия нашла Фаиза и сказала ему: «Передай шаль Амалии от меня, пусть она хранит ее».

Вот так шумно и весело, но с оттенком драматизма, отпраздновали масленицу в городе Челяби. Каждый остался при своих интересах, довольны были обе стороны берега. Вина хватило всем. Звонницы колоколен Троицкой церкви еще долго возвещали о празднике, на котором башкиры и русские в обнимку плясали под гармошку, хлебнув пару кружек крепкого и сладкого вина. Спустились к реке на празднество и настоятель храма со священнослужителями. Имам со служителями соборной мечети столпились над обрывом реки. Протоирей громко и зычно провозгласил:

– Пусть вся Россия берет пример с Урала. Здесь зарождаются новые отношения в обществе, зреют новые колосья межнационального единства всех наций, проживающих на Урале. Нам делить Россию незачем. Пусть светит всем великое Русское солнце!

…Звуки канонады всю ночь были слышны со стороны железнодорожного вокзала. К утру мимо окон по улицам города проскакала Красная кавалерия. За ними, тяжело шаркая по брусчатке сапогами, прошла пехота. Солдаты скопились у берега реки, выкатив несколько пушек на мост. Расставив часовых, расположились на привал. Ближе к полудню в торговом дворе объявились командиры подразделений с охраной из красногвардейцев.

– Тэ-эк, – протянул для начала главный из них, остановившись на середине улицы. Он был среднего роста, в кожаной фураге, обутый в солдатские сапоги, в черном суконном железнодорожном бушлате, перепоясанный ремнем, на котором по бокам висела шашка и кобура с револьвером. Разгладив усы, он громко окликнул сходившихся на торговую улицу встревоженных, испуганных горожан:

– Я – комиссар кавалерийского полка и вверенного мне стрелкового батальона под командованием комдива Блюхера. Волен разъяснить вам новый порядок и учредить новую власть, власть Советов, состоящих теперича из рабочих и крестьян. Заводы и фабрики переходят под юрисдикцию красных депутатов. Помещики и фабриканты, не желающие сотрудничать с новой властью, становятся врагами, а с врагами революции разговор короткий – ликвидация. Наша задача состоит в том, чтобы убрать с дороги чуждый нам класс и пробить тем самым дорогу к социализму. Так как, – зычным голосом продолжал комиссар, – на пути рабочего движения стоит царизм – цепная собака капитализма. Продавать свою рабочую силу по дешевке капиталистам и подвергаться эксплуатации мы больше не намерены.

Собравшиеся жители тихо слушали комиссара, перекрещивались, как на воскресной проповеди, вздыхали, переглядывались в недоумении.

За спиной командиров Амалия заметила Антона – в папахе, в армейской шинели до колен, на ремне висела кобура с наганом.

– Где твой Хасан? – спросил он, подойдя к лавке после выступления комиссара. Амалия поначалу, увидев Антона в военной форме, в больших рабочих, на толстой подошве, ботинках, растерялась. Перед ней стоял не тот, прежний, с хулиганскими выходками, парень, а серьезный, с суровым взглядом убежденного в своей правоте, возмужавший человек.

– Не бойся! – цыкнул он на спрятавшегося за сестрой Фаиза. – Мелких лавочников не тронем – тех, кто зарабатывает на жизнь своим трудом. А вот Акбаша и его сынка спаймаем – не уйдут от праведного возмездия народа.

Амалия, слушая Антона, разглядывала его. Похудел, усики появились – отмечала она про себя.

– Чего, Амалия, молчишь? – оглядев ее, смягчился Антон. – Изменилась, повзрослела… Я вспоминаю тебя иногда, синичка моя…

– Я уже не твоя, – отвела глаза девушка.

– Ну да, конечно, как же я запамятовал? Акбаш прямо тогда сказал: она никогда не будет твоей.

– О чем это ты? – не поняла Амалия. – Ты же сам тогда, на масленице, прилюдно отказался от меня. При чем здесь отец Хасана?

– Стройся! – раздалась команда.

– Ну да ладно. Пока, братишка! – потеребил Антон голову Фаиза. – Будь смел, выбрав однажды свой путь, никогда не сворачивай с него, не останавливайся. Будет трудно, но без трудностей не бывает результата, которого хочешь достигнуть.

Тоскливо скользнув глазами по Амалии, Антон грустно вздохнул, попытался еще что-то сказать ей, но не нашел слов, развернулся и быстро ушел.