Я все еще бреду за Катериной. Вижу, как входит во двор детского сада. Костян сказал, что сынишке три годика всего. Вспоминаю эту сломанную пластмассовую игрушку. И оглядываюсь по сторонам в поисках магазина детских игрушек. Мечусь по улице. Как назло – рядом ни одного торгового центра. Мелкие продуктовые магазинчики и уличные палатки торгашей овощами и фруктами. Скорым бегом направляюсь в конец улицы. Кажется, что когда маршрутка выворачивала из-за угла, в окне промелькнул какой-то мелкий торговый дом. Так и есть. Одноэтажное здание с облупленной надписью времен совдепа "универмаг". И внутри все такое же – тесное, видавшее виды. Я прохожу из одного конца магазина в другой, ища отдел с игрушками. Сегодня мне везёт – небольшой закуток, полки которого завалены всевозможными барби, мишками, черепашками-ниндзя и еще бог знает чем. Я впадаю в кратковременный ступор, теряюсь даже среди этого мизера, рыща глазами по полкам. Самолёты, катера, мотоциклы… Бля, да где же этот грузовик? Взгляд цепляется за жёлто-красный. Присматриваюсь – точно, это он.
За прилавком возится рыжеватая, полная девушка.
– Вечер добрый. Девушка, дайте мне вон ту красную машинку пожарного. На второй полке стоит.
Девушка бросает в мою сторону хмурый взгляд:
– Молодой человек, я уже закрыла отдел.
– Вы же ещё здесь находитесь!
– Но касса уже закрыта… Я не смогу продать вам товар.
Что за упрямство? Не вижу в упор кассового аппарата. Перед продавщицей – зеркало и тюбик ярко-сиреневатой помады. Она уже накрасила одну губу и собирается мазать вторую губу помадой цвета мертвечины. Злость закипает внутри мгновенно.
– Плевать мне на твою кассу. Завтра доложишь. Вот эту машинку продай мне.
– Я неясно выразилась? Я УЖЕ закрыла отдел…
Вредная сука. Стоит, хлопает своими наращенными опахалами и капризно кривит ярко-накрашенный рот.
– Что тебе стоит протянуть руку и достать с прилавка этот грёбаный красный грузовичок? От тебя отвалится кусок? Ты перетрудишься за эти тридцать секунд?
Я опираюсь локтями на прилавок и загораживаю проход.
– Не надо на меня так смотреть. Ручку протянула и достала необходимое, – во мне во всю кипит недовольство, – ты, мля, пререкаешься со мной дольше, чем требуется. Уже дала бы то, что я прошу, и спокойно отправилась куда глаза глядят.
– Я… Я…
– Если сейчас не продашь мне этот сраный грузовичок, я перемахну через прилавок и возьму его сам.
Девица смотрит на меня испуганно и всё же выполняет мою просьбу. Я отсчитываю ей деньги.
– Сдачу себе оставь. За моральный ущерб.
Прижимаю эту машинку к себе и тороплюсь обратно. На выходе едва не сбиваю с ног заходящего внутрь мужчину, бурчу под нос извинения и спешу к детскому саду. В голове вообще ни одной путной мысли. Криво усмехаюсь – смешно от самого себя. Мне в лицо прямым текстом дали от ворот поворот, а я пытаюсь выудить хоть что-то из сложившейся ситуации. Я успеваю вовремя. Как раз начинают тянуться первые мамашки с радостно галдящими малышами. Я прохаживаюсь по бордюру, не спуская глаз с дверей. Через минут десять появляется Катерина, держа за руку мелкого пацанчика. Смешной такой – маленький крепыш, лицо серьёзное. Что-то рассказывает своей маме. Смотрю попеременно на Катю и на него, пытаюсь понять, на кого он больше похож. Глаза и рот явно не Катины…
Чёрт, пока разглядывал, упустил момент, а бежать вслед и окликать как-то стрёмно. Держусь немного поодаль с этим красным грузовичком под мышкой. Катя полностью увлечена сыном, не смотрит на других прохожих. Улыбается так незаметно, одними уголками губ, но лицо неуловимо меняется от этой лёгкой улыбки. Хочется встать напротив и глядеть до одури на это тонкое лицо, когда оно освещается такой улыбкой. А еще больше хочется стянуть резинку и распустить волосы. Отчего-то кажется, что они мягкие и невесомые, как пушистые белые головки одуванчиков.
Я залезаю в ту же самую маршрутку и вылезаю из неё первым. Катя крепко держит за руку малыша, пока тот с серьёзным видом пытается своими крошечными ножками преодолеть высокие ступени маршрутки. Я подхватываю его на руки, помогая спуститься, и тяну руку следом. Она машинально опирается на мою ладонь.
– Спасибо, – поднимает глаза и осекается, узнав меня.
– Не за что, – улыбаюсь я. Почему-то рот сам по себе расползается в улыбке, едва стоит взглянуть ей в лицо.
– Мама, а кто этот дядя? – подаёт голос малыш.
Я присаживаюсь перед ним на корточки. Да, глаза точно не Катины – карие, чуть более вытянутые.
– Я – Денис, а тебя как зовут?
– Саня, – важно заявляет мальчишка и пожимает мою протянутую ладонь.
– Ну привет, Саня. Как дела у тебя?
– Класс! – он оттопыривает большой палец.
– Здорово. А знаешь, кто это?
Я протягиваю ему машинку.
– Даа!
Глаза Сани сразу загораются огоньком. Он протягивает руку, но потом отдёргивает её и смотрит на Катю. А та всё это время стоит без малейшего движения, словно замершая статуя.
– Маам?
– Ты же знаешь, Саша, что нельзя ничего брать у чужих.
– А мы уже познакомились, правда?
Лицо Кати вспыхивает, она берёт сына за руку.
– Саш, пойдём на качели покатаешься.
В метрах двадцати от остановки – уличная игровая площадка. Ничего особенного – старые железные горки и качели, кое-какие турники и покосившийся грибок. Но в глазах трёхлетки всё выглядит совершенно иначе. Он охотно шагает в том направлении, едва не переходя на бег, и сразу же взбирается на горку.
– Мама, Дени, – машет он сверху и лихо скатывается вниз.
– Молодец, – радостно улыбается ему Катя, потом смотрит на меня. Выражение лица мгновенно меняется, брови чуть хмурятся. Она словно заставляет себя выглядеть более взрослой, чем есть на самом деле.
– Самое время уйти.
Это она уже мне говорит.
– Почему ты меня гонишь прочь?
Она теряется на мгновение от такого вопроса, сцепляет руки замком, переводя взгляд на сынишку.
– Разве это не очевидно?
– Для меня – нет.
– Такой настырный, да?
Я пожимаю плечами. Самому ещё непонятно, отчего прицепился к ней как репейник.
– Да вот нашло что-то…
– Значит, как нашло, так и сойдёт.
– Злая ты, Катя.
– Уже и имя выяснил?
– Так соседи же.
– Ты же сказал, что не живёшь там?
– Сейчас еще нет, но мало ли… Вдруг придётся перебраться на старое место. Вот и станем соседями.
– Спасибо, не надо.
– Ну это уже не тебе решать, – внезапно захотелось пойти и попросить жильцов освободить квартиру. В голове завертелись шестерёнки, запущенные на полную мощность: предложу поменять шило на мыло. Я живу во второй своей однушке, за пару микрорайонов отсюда. Какая разница, где им снимать? А у той хаты и состояние получше, и сам район благоприятнее…
Катя собирается сказать мне что-то в ответ, но подбегает Санька.
– Ладно, я пойду. Не буду тебя смущать. Держи, Саня, это твоё.
Я всё же всовываю в руки малышу эту игрушку.
– Держи, не бойся. Это мама твоя купила, но меня попросила у себя подержать. Сюрприз тебе сделать хотела.
Выполнив задуманное, я торопливо удаляюсь прочь, едва ли не трусцой. Не станет же она гнаться за мной, чтобы вернуть детскую игрушку. Оборачиваюсь и кричу издали:
– Ещё увидимся!
Санька машет мне изо всех своей ручонкой. А Катя молча смотрит мне вслед, едва взмахнув рукой. Хотелось бы верить, что в этот момент она улыбалась хотя бы самую малость. Но издали непонятно то ли действительно улыбнулась, то ли это просто игра света и моего воображения, сражённого наповал одним точным выстрелом.
Встреча с Кириллом выбила меня из колеи. Я и не думала, что он бросится на мои розыски. Ведь за всё то время, что прошло с момента нашего развода он почти ничем не давал о себе знать. Только в первый месяц после получения заветных бумаг о разводе его штормило и периодически прибивало к нашему берегу. Общение по большей части происходило исключительно в формате телефонной связи: постоянные звонки, смс. Трудно было назвать полноценным общением поток его желчной злобы. Иногда его автомобиль появлялся под окнами дома и во дворе, где я жила. Изредка я сталкивалась с ним, но всегда на расстоянии и при большом скоплении народу, в людных местах. Но сегодня… Как только узнал, куда я уехала и где сняла квартиру? Вариант был только один.
Саша уже спал, утомившийся за целый день, а меня всё ещё мелко потряхивало ознобом от случившегося. Я посмотрела на часы – начало одиннадцатого. Не поздновато ли для звонка? Но всё же набрала номер тёти Нади. Я сложила один плюс один и решила, что это она рассказала бывшему мужу, где меня можно найти. Вспомнила её неподдельный интерес к разрушенной семейной жизни, возникший внезапно.
Удивительно, но трубку она взяла сразу:
– Привет, а ты чего так поздно? Не спите еще с сыном?
– Саша спит, а мне сон нейдёт.
– С чего бы это?
– Может быть с того, что бывший муж внезапно появился на горизонте. Интересно только, откуда он узнал, где я живу.
– Мало ли откуда…
– О нынешнем адресе знают только двое: ты и я. Я никому адрес не называла.
– На что ты намекаешь? – разозлилась тётка.
– Кирилл звонил тебе?
– Знаешь, что, племяшка. Просрала семью – не стоит винить в этом других. И корчить из себя обиженку.
– Я ничего из себя не корчу. Но не хотела бы, чтобы кто-то за моей спиной решал за меня, стоит ли мне видеться с бывшим мужем или нет.
– Послушай, Катя. Меня твои проблемы мало заботят. Своих оболтусов и вечной головной боли от их причуд хватает. И я не виновата, что ты с мужем чего-то не поделила. Он сказал, что ты не даешь ему видеться с сыном… и попросил сказать, где тебя можно найти.
– Спасибо, но не стоило этого делать. О сыне он вспомнил впервые за все те месяцы, что мы не вместе.
Плевать ему на сына, добавила я мысленно. За те несколько минут, что провёл рядом, не поинтересовался им ни разу, только вылил сверху на голову мне ушат дерьма. Но тётке о таком знать ни к чему, потому я просто говорю:
– Дело уже сделано, тёть Надь. Но не стоило ему что-либо сообщать обо мне. Надо было поставить в известность меня, что он объявился здесь.
– У тебя всё? Или ещё за что-то меня отчитаешь, как соплячку? Не доросла ещё жизни меня учить…
– Не в этом дело. Ладно, вижу, что разговора путного у нас не выйдет.
– А ты осмелела, Катенька. Давно ли мои пороги околачивала, прося о помощи? Память настолько короткая?
Я едва не задыхаюсь от возмущения.
– Так не безвозмездная помощь же. За всё заплачено, как и договаривались!
Тётка возмущенно кудахчет на том конце провода.
– Спасибо, племяшка. Теперь ты меня ещё и моей же копейкой заработанной попрекаешь?.. А не хочешь ли съехать? Нет? Может, тогда освободишь мою квартиру, если тебя что-то не устраивает?
Я едва сдерживаю себя, напоминая, что тётка нас прописала в свою квартиру, что я уже нашла детский сад, куда Саша ходит с удовольствием. А изнутри меня сгрызает мыслишка – не единственный же вариант. Но не хочется опять сниматься с места, осложняя тем самым себе жизнь ещё больше. Потому я как можно миролюбивее говорю:
– Меня квартира, как и плата за неё устраивают. Если тебе что-то не нравится, можем разойтись и каждый останется при своём.
Тётка замолкает, понимая намёк. Возвращать уплаченное ей не хочется, потому она тоже прячет свои копья, торопливо прощаясь и желая напоследок спокойной ночи. Спокойствие. Если бы его разливали на заводе, запечатывая в бутылки, я бы сейчас не отказалась от парочки бокалов чистого, не разбавленного тревогой спокойствия высшего сорта. Вместо этого распахиваю окна, впуская свежий воздух и выхожу на балкон. Дышу остывающим воздухом, уже пропитанным ночной прохладой, разглядываю степенно гуляющих людей и проезжающие мимо машины. Взгляд падает на одинокий мужской силуэт под окнами, выхваченный из ночной темноты фарами проезжающего авто. Яркий сноп света вскользь мазнул по нему. Руки в карманах, капюшон надвинут на голову, чуть сутулится. На какой-то короткий миг мне показалось, будто он смотрит прямо на меня. В этой застывшей фигуре мне чудится сегодняшний новый знакомый. Но потом мужчина разворачивается и не торопясь бредёт прочь. Я устало провожу рукой по лицу – примерещится же всякое. Я заставляю себя идти и лечь спать. Но прежде чем уснуть, встаю раза три для того, чтобы проверить, закрыты ли все замки.
О проекте
О подписке