– Спокойной ночи, – произнесла Джоанна, наблюдая, как Кэрол, повернувшись, входит в дом – в профиль ее грудь выглядела неестественно большой, – и закрывает за собой дверь.

Вдруг, совершенно неожиданно, она появилась в окне, расположенном над раковиной; было видно, что она регулирует уровень воды, затем берет какую-то посудину и начинает чистить. Ее рыжие волосы были аккуратно уложены и блестели при свете ламп; лицо с тонким изящным носом казалось задумчивым (и, черт подери, интеллигентным); вызывающе высокая грудь покачивалась в такт движениям рук, скребущих посудину.

Джоанна побрела назад во внутренний дворик. Нет, ей, слава богу, не известно, что всегда находится какое-нибудь неотложное дело. Не известно, что значит быть порабощенной hausfrau^[4]. И кто может обвинять Теда в том, что он так недурно устроился, используя желание этой простушки постоянно пребывать в домашнем рабстве?

Только она и может обвинять его в этом. А кого же еще?

Уолтер в легком пиджачке вышел из дома.

– Не думаю, что задержусь там дольше чем на час, – сказал он.

– В этой Кэрол Ван Сент все какое-то надуманное, – задумчиво произнесла Джоанна. – Она не может зайти на чашечку кофе, потому что должна натереть пол в гостиной. Тед каждый вечер отправляется в Ассоциацию мужчин, а она остается дома и горбатится, выполняя разные домашние дела.

– Боже! – воскликнул Уолтер, недоверчиво качая головой.

– Представь, каково мне находиться рядом с ней, – сказала Джоанна, – мне, считающей Кейт Миллет^[5] своей матерью.

Уолтер в ответ лишь усмехнулся.

– Ну пока, – сказал он, поцеловал ее в щеку и, пересекая дворик, направился к входной двери.

Она снова посмотрела на звезды; сейчас они светили еще ярче. «Давай, принимайся за работу», – подумала Джоанна и пошла в дом.

* * *

Субботним утром все четверо сидят, по всем правилам пристегнувшись ремнями безопасности, в начищенном до блеска автомобиле «Универсал». Джоанна и Уолтер, оба в солнцезащитных очках, обсуждают магазины и предстоящие покупки. Пит и Ким щелкают выключателями, поднимая и опуская стекла в салоне, до тех пор, пока Уолтер не вмешивается и не велит им прекратить. День солнечный, даже чересчур, – такие дни предвещают приближение осени. Они поехали в торговый центр Степфорда (витрины с белыми рамами в колониальном стиле^[6] выглядят как на рождественских открытках), чтобы купить кое-что из домашних вещей, предметов гигиены и лекарств в магазинах, где предоставлялись скидки. Затем направились по Девятому шоссе в только что открытый гипермаркет, чтобы купить, опять же со скидкой (какая там очередь!), башмаки для Пита и Ким и шведскую стенку, правда уже без скидки; оттуда по Истбридж-роуд в «Макдоналдс» (биг-маки, шоколадные коктейли); потом проехали еще немного в восточном направлении до магазина антикварных вещей (восьмиугольный придиванный столик, правда без документов, свидетельствующих о принадлежности к означенной на этикетке эпохе). Проехали с севера на юг и с востока на запад вокруг Степфорда – по Энвил-роуд, Колдгрик-роуд, Ханникат, Бивертайл, пересекли нагорье Бургесс – ради того лишь, чтобы показать Питу и Ким (Джоанна и Уолтер уже успели проехать по этим местам, когда занимались покупкой дома) их новую школу и школы, где они будут учиться потом; показать им не загрязненную округу, а мусороперерабатывающий завод, который, если смотреть на него со стороны, можно принять за ангар для звездолетов; площадки для пикников, рядом с которыми сооружался муниципальный плавательный бассейн. Пит попросил Джоанну спеть «С добрым утром, звездный свет»^[7], а потом они все вместе исполнили «Оркестр Макнамары»^[8], причем каждый в финале подражал звуку какого-нибудь музыкального инструмента. Ким так старалась, что ее едва не вырвало, – слава богу, Уолтер заметил приближающуюся беду, быстро расстегнул ремень безопасности и вытащил ее из машины.

Это послужило сигналом к тому, что следует успокоиться и вести себя потише. Назад они ехали через центр Степфорда, потому что Пит сказал, что его укачало и тоже может стошнить. Уолтер обратил их внимание на белые рамы в окнах библиотеки и коттеджа, построенного два века назад, в котором сейчас размещалось Историческое общество.

Ким, приникшая к стеклу, сняла с языка тоненькую таблетку – средство против укачивания – и спросила:

– А кто живет в этом огромном доме?

– В нем находится Ассоциация мужчин, – ответил Уолтер.

Пит изогнулся, насколько позволял ему ремень, и во все глаза уставился на здание.

– Так это сюда ты ходишь по вечерам? – спросил он.

– Точно, – ответил Уолтер.

– А как ты добираешься?

– Там за холмом есть дорога.

Они догнали грузовик; в открытом кузове, ухватившись руками за борта, стоял человек в униформе цвета хаки. У него были длинные каштановые волосы и очки на худом удлиненном лице.

– Это же Гари Клейбрук, верно? – спросила Джоанна.

Уолтер посигналил и помахал рукой, высунутой в открытое окно. Их сосед, живший в доме напротив, согнулся, чтобы рассмотреть, кто находится в машине, улыбнулся и помахал в ответ, а затем снова ухватился за борта кузова. Джоанна тоже улыбнулась и помахала. Ким закричала:

– Здравствуйте, мистер Клейбрук!

Пит присоединился:

– А где Джереми?

– Он вас не слышит, – обратилась к детям Джоанна.

– Как бы мне хотелось вот так же прокатиться на грузовике! – со вздохом сказал Пит.

– Мне тоже! – согласилась с братом Ким.

Грузовик с надсадным урчанием одолевал крутой подъем, резко забирая влево. Кузов был наполовину заполнен мелкими картонными коробками.

– Чем он занимается? – спросила Джоанна. – Халтурит?

– Не похоже, особенно если вспомнить, сколько, по словам Теда, он зарабатывает, – ответил Уолтер.

– А что такое «халтурит»? – спросил Пит.

Тормозные фары грузовика засветились; он остановился, а затем замигал сигнал левого поворота.

Джоанна принялась объяснять, что значит «халтурить».

Когда автомобиль добрался до вершины горы, грузовик уже повернул на дорогу, ведущую влево.

– Это и есть та самая дорога? – спросил Пит.

Уолтер кивнул:

– Да, это она.

Ким опустила стекло до самого низа и что было мочи закричала:

– Привет, мистер Клейбрук!

Он махнул им рукой, когда машина, обгоняя грузовик, шла рядом.

Пит расстегнул пряжку на своем ремне безопасности и, встав на колени, прильнул к окну.

– А я смогу когда-нибудь прийти сюда? – спросил он, высовывая голову в окно и оглядываясь назад.

– М-м-м, не думаю, – ответил Уолтер. – Детям запрещено приходить туда.

– Посмотрите, ну и забор! – закричал Пит. – Прямо как в фильме «Герои Хогана»!^[9]

– Для того, чтобы женщины туда не проникли, – сказала Джоанна, глядя вперед и поправляя солнцезащитные очки.

Уолтер улыбнулся.

– Это правда? – спросил Пит. – Поэтому он такой высокий?

– Пит, немедленно пристегни ремень, – строгим голосом приказала Ким.

– Пит… – начала было Джоанна. Они выехали на Норвуд-роуд и по ней направились в сторону шоссе Уинтерхилл-драйв.

* * *

Она из принципиальных соображений намеревалась не заниматься сегодня никакой домашней работой. Не то чтобы работы у нее было невпроворот, вовсе нет, и кое-что она проделала бы даже с удовольствием, например, разобрала книжные полки в гостиной, – но уж только не сегодняшним вечером. Не выйдет, сэр. Ничего не случится, если с этим подождать. Она не Кэрол Ван Сент и не Мэри-Энн Ставрос – уж она-то не станет проталкивать трубу пылесоса через окно нижнего этажа, для того чтобы опустить штору на окне в комнате Пита и одновременно продемонстрировать соседям, что занимается уборкой.

Нет, сэр, этого не будет. Уолтер отправился в Ассоциацию мужчин – отлично. Он должен был пойти туда, чтобы вступить в Ассоциацию, и должен будет ходить туда раз или два в неделю, чтобы изменить основы тамошнего устройства. Но впредь она не собирается заниматься домашней работой, пока он будет находиться там (по крайней мере, первое время), если, конечно, Уолтер в свою очередь не станет выполнять работу по дому, когда она будет отлучаться куда-нибудь по своим делам – она как раз уже наметила, что в следующую лунную ночь поедет в центр Степфорда, чтобы сфотографировать фасады магазинов, оформленных в колониальном стиле. (Лунный свет, вероятно, будет по-особому отражаться от кривых зеркальных стекол в витринах магазина домашней утвари.)

Ну что ж, раз Пит и Ким заснули да еще и шумно посапывали, Джоанна спустилась в погреб и сделала замеры, необходимые для перепланировки кладовой, которой предстояло стать ее потайной комнатой, а также фотолабораторией. Затем, поднявшись наверх, проверила Пита и Ким, после чего приготовила себе порцию водки с тоником и, держа в руках стакан, отправилась в кабинет. Она настроила приемник на станцию, передававшую слезливо-сентиментальную, но приятную мелодию, сдвинула к краю стола контракты и другие бумаги Уолтера, достала увеличительное стекло, красный карандаш и контракт на фотографии видов города, который заключила перед отъездом. Большинство снимков – просто напрасная трата пленки. Это Джоанна понимала еще тогда, когда щелкала затвором, – ей никогда не удавалось сделать ничего хорошего второпях, – но один из кадров по-настоящему взволновал ее. На снимке хорошо одетый молодой темнокожий человек с «дипломатом» провожает озлобленным взглядом пустой таксомотор, проходящий мимо и проигнорировавший его жест остановиться. Если его лицо увеличить в правильной пропорции, слегка затемнить фон и чуть выпятить размытое изображение проносящегося мимо автомобиля, получится снимок, достойный внимания, – она уверена, что любое агентство возьмет его с охотой. Существовал постоянный спрос на фотографии, в драматическом ключе освещающие проблемы межрасовой напряженности.

Джоанна взяла красный карандаш, отметила этот кадр красным крестиком и принялась рассматривать остальные, которые считала хорошими или потенциально хорошими при соответствующей доработке. Вспомнив про водку с тоником, поднесла стакан к губам и сделала несколько глотков.

В четверть двенадцатого она, почувствовав усталость, передвинула вещи на свою половину стола, а бумаги Уолтера положила туда, где они лежали, выключила радиоприемник, пошла на кухню и ополоснула стакан. Проверила, закрыты ли двери, выключила свет – повсюду, оставив гореть лишь единственную лампочку в прихожей, – и пошла наверх.

Любимый слон Ким лежал на полу. Джоанна подняла его и, положив рядом с подушкой, накрыла одеялом. Затем укутала одеялом плечики дочки и слегка коснулась пальцами мягких завитков на шейке.

Пит спал на спине с открытым ртом, точно в той же позе, что и прежде, когда она проходила мимо спальни детей в кабинет. Джоанна посмотрела, как поднимается и опускается при дыхании его грудь, затем приоткрыла дверь пошире, погасила свет в коридоре и пошла в их с Уолтером спальню.

Она разделась, причесала волосы, помылась под душем, почистила зубы и легла в постель.

Без двадцати двенадцать выключила бра.

Лежа на спине, Джоанна попеременно покачивала то правой ногой, то правой рукой. Ей было тоскливо оттого, что Уолтера не было рядом, но телу было приятно лежать на прохладной простыне и в просторной кровати. Сколько раз ей приходилось ложиться спать одной с того дня, как они поженились? Не много: ночи, когда он уезжал из Марбурга-Донлеви в деловые командировки; ночи, которые она провела в больнице, откуда вернулась домой с Питом и Ким; ночь, когда произошел сбой в системе электроснабжения; затем во время поездки домой на похороны дяди Берта – где-то двадцать, ну максимум двадцать пять ночей в течение десяти с лишним лет. Этот подсчет не омрачил настроения. Боже милостивый, от этого она снова почувствовала себя прежней Джоанной Ингаллс. Помнит ли она ее?

Вдруг Джоанна подумала, а не попал ли Уолтер в аварию. Ведь в том грузовике, на котором ехал Гари Клейбрук, везли вино (или размеры картонных ящиков были слишком маленькими для хранения и перевозки вина?). Но Уолтер поехал в машине Вика Ставроса и поэтому напился. Нет, такого никак не могло случиться; такого с ним практически никогда не случалось. А что, если напился Вик Ставрос? Крутые повороты на Норвуд-роуд…

Да нет, все это чушь. О чем вообще волноваться?

* * *

Кровать тряслась. Джоанна лежала в темноте, глядя в чернеющую за открытой дверью ванную комнату. На блестящих ручках шкафа еле заметно отражался неведомо откуда проникающий свет. А кровать все тряслась и тряслась в каком-то медленном постоянном ритме, и каждое колебание матраса сопровождалось слабым скрипом пружин… снова и снова, снова и снова. Кровать тряс Уолтер! Да, да, Уолтер!.. У него лихорадка! А может, белая горячка? Она повернулась на бок, приподнялась на локте, попыталась увидеть в темноте его лицо и протянула руку, стараясь нащупать веко. Его глаз посмотрел на нее и внезапно он отвернулся; все тело Уолтера отвернулось от нее, а вздыбленное холмиком одеяло на месте паха опало сразу, как только ее взгляд скользнул по нему; никакого холмика не было, только гладкое бедро. Кровать больше не тряслась.

Он что… мастурбировал?

Джоанна не знала что думать.

Села на постели.

– Я подумала, у тебя белая горячка, – сказала она. – Или лихорадка.

Некоторое время Уолтер лежал молча, а затем произнес:

– Я не хотел будить тебя. Уже третий час.

Джоанна все еще сидела, стараясь справиться с дыханием.

Он лежал на своей половине, не произнося ни слова.

Она обвела взглядом комнату. Окна, мебель были едва различимы в тусклом свете от плафона в ванной комнате детей. Джоанна распустила волосы и несколько раз провела руками по талии.

– Тебе надо было разбудить меня. Я бы не возражала.

Уолтер ничего не ответил.

– Послушай, дружок, не надо этим заниматься, – негромко произнесла Джоанна.

– Да я просто не хотел тебя будить, – оправдывался он. – Ты так крепко спала.

– Ладно, но в следующий раз буди меня.

Уолтер перевернулся на спину. Холмика в паху не было.

– Ты что… уже все?

– Нет, – ответил он.

– Ох-х-х, – выдохнула Джоанна. – Тогда, – она с улыбкой посмотрела на него, – я готова. – Передвинулась на его половину, повернулась к нему, обвила его тело руками; Уолтер повернулся к ней; они обнялись, и их губы слились в поцелуе. От него пахло шотландским виски. – Я думаю, мы приняли отличное решение, – прошептала Джоанна ему в самое ухо и, задыхаясь, простонала: – О господи…

Такое, как в этот раз, они испытали впервые – по крайней мере, Джоанна.

– О-о-о, – произнесла она, выходя из ванной. – Я до сих пор еще вся дрожу.

Уолтер, сидя на кровати с зажженной сигаретой, смотрел на нее, улыбаясь.

Она села рядом с ним, приникла к нему, положила его руку на свою грудь.

– Ну, что там происходило? – спросила она. – Смотрели порнофильмы или еще как-нибудь развлекались?

Он улыбнулся:

– Если бы! Ничего подобного не было. – Уолтер поднес сигарету к ее губам. Джоанна затянулась. – Обули меня на восемь с половиной долларов в покер и вконец достали своими занудными рассуждениями о злонамеренных действиях зонального комитета в отношении Истбридж-роуд.

– А я боялась, что ты попал в аварию.

– Я? После двух стаканчиков скотча? Они вовсе не горькие пьяницы. А ты чем занималась?

Джоанна рассказала, что делала; поделилась и своими надеждами, связанными с фотографией чернокожего человека. Уолтер рассказал ей о некоторых людях, с которыми встретился: о педиатре, которого рекомендовали семейства Ван Сентов и Клейбруков; о художнике-иллюстраторе журналов, считающемся местной знаменитостью; двух юристах; психиатре; шефе полиции; директоре торгового центра.

– Психиатр, должно быть, является горячим сторонником допущения в Ассоциацию женщин? – предположила Джоанна.

– Ты права, – подтвердил Уолтер. – А также и доктор Верри. Что думают другие, я не знаю. Просто мне не хотелось проявлять активность во время первого посещения Ассоциации.

– А когда ты пойдешь туда снова? – спросила она и вдруг напугалась, что он может ответить, что пойдет туда завтра.

– Не знаю, – ответил он. – Понимаешь, я не хочу возводить эти посещения в жизненно необходимый ритуал, как это сделали Тед и Вик. Думаю, пойду через неделю, не раньше. А впрочем, не знаю. Это один из аспектов жизни в провинции.

Она улыбнулась и прижалась к нему сильнее.

* * *

Нащупывая ногами ступеньки и неся в руках тяжеленную корзину с только что выстиранным бельем, лавируя между перилами, Джоанна одолела уже треть лестничного подъема, когда этот распроклятый телефон вдруг зазвонил.

Она не могла поставить свою ношу на ступеньки: корзина скатилась бы вниз, а ширина лестницы была недостаточной для того, чтобы повернуться и спуститься вниз. Ей ничего не оставалось, как продолжать подниматься, нащупывая ступени ногами, отвечая каждому телефонному звонку фразой «еще одна ступенька», «еще одна ступенька»…

Она одолела лестницу, поставила корзину на пол и подошла к письменному столу в кабинете.

– Алло, – произнесла Джоанна голосом, в котором, как ей показалось, напрочь отсутствовали вежливость и дружелюбие.

– Здравствуйте, это Джоанна Эберхарт?

Голос в трубке был громким, радостным, дребезжащим, точь-в-точь голос Пегги Клевенджер. Но Пегги Клевенджер, по последним сведениям, работала в «Пари-Матч» и вряд ли знала о замужестве Джоанны, не говоря уже о ее нынешнем месте жительства.

– Да, – ответила она. – С кем имею честь?