Марианна как наяву увидела лорда Шервуда – статный силуэт воина в ореоле лучей заходящего солнца, улыбку, притаившуюся в уголках рта, лукавые золотые искорки, вспыхивавшие в синих глазах. Светлый Страж из древних валлийских легенд… «Ты не можешь погибнуть, – подумала она, – ведь в тебе так много жизни! Пусть у нас разные пути, но мне будет невыносимо больно, если с тобой что-нибудь случится!»

– Гай говорил о нем так, словно давно и хорошо знает его, – задумчиво сказала Марианна и печально покачала головой. – Впрочем, ненависть – чувство, равное по силе любви.

– Они и в самом деле давно знакомы друг с другом, – ответила Клэренс, с видимым усилием преодолев себя в соблюдении правила Шервуда о скрытности. – Гисборну нельзя отказать ни в уме, ни в проницательности, но все же ему не дано постичь действительный мир Шервудского леса. Он знает, что вольные стрелки преданы лорду Робину, но не понимает причины преданности. А она в том, что и он предан каждому из них так же, как они ему, – до последнего вздоха. Гисборну никогда не постичь этой истины – для него весь мир навсегда поделен на сословия, и он не в силах увидеть равного в том, кто не равен ему по рождению.

В то же самое время Гай Гисборн, внушавший Клэренс такую неприязнь, о чем не ведал сам, вертел в руке пустой кубок и размышлял, как бы деликатно намекнуть Лончему, что час поздний, а путь предстоит длинный и вставать придется засветло. Они оба уже расположились в отведенных им для ночлега покоях, где в камине был заранее разведен огонь, согрето отменное вино, а на широком серебряном блюде высилась горка орехов и сваренных в меду ломтиков яблок и груш. Но, несмотря на то, что все способствовало приятному продолжению вечера, Гая клонило в сон, а Лончему хотелось говорить, что он и делал.

– Ах, какая девушка! Что за красавица! – восхищенно твердил он, расхаживая по комнате. – От ее лица невозможно оторвать взгляд. Изящнее фигуры, чем у нее, я ни у кого не видел. А ее стан – он так тонок, что я мог бы обхватить его ладонями! А губы? Они прямо-таки манят впиться в них поцелуями! И какая очаровательная холодность! Поверь, Гай, под этой маской сдержанности горит настоящий огонь. В постели она будет великолепна!

Заметив, как при этих словах Гай брезгливо поморщился, Лончем бросил в его сторону долгий, внимательный взгляд.

– Не приветствуешь в женщинах пылкость?

Гай нехотя пожал плечами.

– Отчего же? Приветствую. В простолюдинках и продажных девках, Роджер. Но благородной даме не позволительно уподобляться низким тварям. Поэтому твой отзыв о леди Марианне, к которой я отношусь с уважением, считаю попросту оскорбительным.

Ничуть не задетый обвинением в неучтивости, Лончем расхохотался и снисходительно похлопал Гая по плечу.

– В таком случае, ты ничего не понял в этой девице при всем твоем уважении к ней. Она заставит желать себя снова и снова, и я в том не вижу греха в отличие от тебя. Раны господни! Да у меня кровь в жилах вскипела, едва лишь я прикоснулся к ней! И продолжает кипеть, когда я вспоминаю, какая у нее кожа – чистый шелк. Она должна быть моей, и я добьюсь ее, чего бы то ни стоило.

– То, что хорошо для любовницы, обычно не приветствуется в жене, – заметил Гай, надеясь остудить пылкий поток слов и чувств Лончема.

– А кто говорил о женитьбе?! – изумился Лончем. – Вот уж и в мыслях не держал – унизиться до брака с саксонкой, будь она даже так хороша собой, как леди Марианна!

Услышав эти слова, Гай замер, подобравшись, словно готовый к прыжку зверь. Вся дремота слетела с него в один момент.

– Если ты строишь бесчестные планы в отношении леди Марианны, изволь немедленно выбросить их из головы! – сказал он тихо и отчетливо, впившись в Лончема угрожающим взглядом. – Эта девушка стоит короны Англии, и я не дам ее в обиду даже тебе.

От такой отповеди Лончем впал в замешательство. Они с Гаем Гисборном были знакомы достаточно близко, чтобы даже в малости не заподозрить Гисборна в подобной щепетильности, тем более по столь ничтожному в понимании Лончема поводу.

– Гай, в чем причина твоего гнева? Добро бы я не знал, что ты смотришь на саксонских девиц ровно так же, как и я, – трофеи, принадлежащие нам по праву победителей! Да, леди Марианна – не простолюдинка, но ведь и не принцесса, хоть ты ее так называешь.

– Я называю ее принцессой потому, что она и есть принцесса, – холодно ответил Гай. – Принцесса крови правящего дома Уэльса. Ее покойная мать – родная сестра принца Ллевелина. Брат леди Марианны носит титул графа Линкольна. На твоем месте, Роджер, я бы не стал сбрасывать его со счетов. Пусть он входит в число любимцев короля Ричарда, но принц Джон отзывается о нем с уважением. Род Невиллов ведет начало от королевского дома Нортумбрии⁵, если тебе это о чем-то говорит. Добавь ко всему услышанному богатство сэра Гилберта Невилла и его влияние на знатные саксонские фамилии, которые придут в возмущение, если ты поступишь с леди Марианной как с простолюдинкой. Сэр Рейнолд не будет тебе благодарен за то, что твоими усилиями в графстве нарушится мир. А теперь подумай и ответь: ты действительно хочешь устроить скандал?

Раздумывая над тем, что сказал Гай, Лончем несколько минут молчал, потом хмыкнул и пожал плечами.

– Ну а почему бы и не брак? Сколько мне еще вдоветь? Давно пора найти подходящую невесту! После того что ты рассказал, думаю, леди Марианна вполне годится стать мне супругой. За ней дадут хорошее приданое, родственные связи с Уэльсом тоже лишними не будут. Принц Ллевелин сейчас утверждает свою власть, и если я ему помогу, вряд ли он окажется неблагодарным к союзнику и родственнику.

Гай лишь покачал головой. Его спутник так быстро пришел к решению, абсолютно противоположному намерению, которое имел в начале разговора, что не оставлял сомнений в том, насколько сильным было его желание заполучить понравившуюся девушку так или иначе. Впрочем, Лончем всегда отличался горячим нравом и решимостью в достижении цели, поэтому Гай не был удивлен и теперь с насмешливой снисходительностью наблюдал, как менялось выражение лица Лончема: задумчивость, решительность, воодушевление и внезапная настороженность.

– Постой! Что ты имел в виду, сказав, что не все в ней хорошо для жены?

Гай рассмеялся и, словно не замечая вопросительного взгляда Лончема, неторопливо подошел к камину, сел в кресло и вытянул ноги к огню, с видимым удовольствием всем телом впитывая тепло.

– Как тебе понравилось ее умение играть в шахматы? – осведомился он в тот момент, когда Лончем уже был готов взорваться от негодования на промедление с ответом на заданный им вопрос.

– При чем здесь шахматы? – непонимающе переспросил Лончем, садясь в кресло напротив.

– Притом, Роджер, что леди Марианна знает и умеет многое из того, что считается лишним для девиц. Ты помнишь, она ответила тебе, что владеет грамотой? – и, когда Лончем кивнул в ответ, Гай пояснил: – Она не просто обучена грамоте, а и письму, и чтению, и счету. Еще она свободно владеет латынью, греческим, французским языком и несколькими диалектами, которыми пользуются в Англии и в Уэльсе, без особенных усилий переводит арабские тексты. Да и счет – не обычный счет: она сведуща не только в арифметике, но и в геометрии. Прими к сведению, что она равноправная советница отца в управлении фамильными владениями, и он настолько доволен ею, что доверил дочери разбирать вместо себя судебные тяжбы. Он не жалеет денег на рукописи: она любит читать. Но чтение, конечно, не целиком заполняет ее досуг. Верховая езда – одно из ее любимейших занятий. Она прекрасно держится в седле и может усмирить любого коня. Кроме прочего, она весьма метко стреляет из лука и даже умеет фехтовать. Однажды ради забавы я поддался на ее уговоры и провел с ней тренировочный бой на мечах. Конечно, примени я полную силу, она бы против меня и пяти минут не продержалась, но задатки у нее есть, и весьма неплохие!

По мере того как Гай перечислял знания и умения Марианны, глаза Лончема от удивления становились все шире, а брови поднимались все выше, так что Гай от души расхохотался.

– Для чего ей дали такое странное воспитание? К чему все эти изыски и причуды женщине, чье дело рожать детей и вести хозяйство?

– Я задавал сэру Гилберту те же вопросы. Он ответил, что хорошая хозяйка не сможет управлять имением, если не знает ни грамоты, ни счета, ни законов, не в силах начертить планы и правильно рассчитать пропорции, – пожал плечами Гай.

– А владение оружием? Чтобы самой защищать свои земли и замки от нападений? – недоверчиво хмыкнул Лончем. – Что он тебе на это сказал?

– Сказал, что времена нынче смутные, и он не находит ничего дурного в том, что девушка сумеет сама постоять за себя.

– Ну и ну! – покрутил головой Лончем. – Удивил, Гай! Диковинка, а не девица! А какие-нибудь сугубо женские умения ей присущи?

– Отчего же нет! – охотно ответил Гай. – Хорошо шьет и вышивает, умеет врачевать, разбирается в лекарственных травах, грациозно танцует, бесподобно играет на лютне и поет так, что все как зачарованные готовы слушать ее пение бесконечно.

Вторая часть рассказа вернула Лончему хорошее настроение.

– Лечит, танцует, поет, вышивает – самая обычная девица! – он благодушно улыбнулся. – Отец избаловал ее. Обвенчаемся, увезу ее в Лондон, послежу, чтобы книг было поменьше, а шитья побольше. Потом дети пойдут, и вся эта блажь вылетит у нее из головы. Все просто, Гай.

Громко вздохнув от удовольствия, что никаких действительных недостатков в будущей супруге он не нашел, Лончем по примеру Гая вытянул ноги к камину и довольно закрыл глаза.

– Не просто, Роджер, – вывел его из умиротворения холодный голос Гая. – Владению оружием она училась не по настоянию отца – ей самой нравится перенимать воинские навыки. Ее чтение – не только куртуазные романы, но и хроники, и даже теологические и философские трактаты. И она не просто лечит. В знании секретов как медицины, так и приготовления лечебных снадобий и мазей ей нет равных, она лучшая целительница в Ноттингемшире. Но и это не все.

– Что же еще? – поморщился Лончем, не чувствуя себя настолько тщеславным, чтобы гордиться тем, что будущую супругу почитают первой врачевательницей хотя бы и одного графства.

– В середине осени сэр Гилберт отправился по делам в Уэльс, оставив дочь одну на целый месяц. Едва он уехал, как одно из селений на землях Невиллов поразила болезнь, которая сводила в могилу того, кто ею заразился, за три-четыре дня. Знаешь, что сделала леди Марианна? Она поехала в это селение и оставалась там до тех пор, пока болезнь не пошла на убыль.

– Что за причуды?! – вскричал Лончем. – Она ведь могла сама заразиться и заболеть!

– Она и заболела, – усмехнулся Гай. – Вернувшийся к этому времени сэр Гилберт бросился за ней и нашел ее при смерти. Не знаю, что ее спасло. Не иначе как чудо да молитвы отца. Когда я спросил ее, в чем причина такой ненужной смелости, она мне ответила только одним словом, – и, встретив выжидательный взгляд собеседника, Гай произнес, невольно повторив гордую интонацию самой Марианны: – Долг!

– Долг! – только и смог повторить вслед за Гаем ошеломленный рассказом Лончем и покачал головой, выражая и осуждение, и совершенное непонимание открывшихся ему черт Марианны.

– Так нужна ли тебе такая жена, Роджер? – насмешливо спросил Гай, не спуская с Лончема по-прежнему снисходительных глаз. – Не лучше ли послезавтра в Ноттингеме распрощаться с ней и забыть о самом ее существовании?

Лончем ответил ему очень внимательным взглядом и отчетливо повторил:

– Спасло ее чудо да молитвы отца… И твои молитвы, да, Гай?

Гай ничего не сказал, но его взгляд перестал быть снисходительным. Заметив это, Лончем негромко и совсем не по-доброму рассмеялся.

– Она нравится тебе, очень нравится, и такая, как есть. Ее недостатки – а ведь это и впрямь недостатки! – ты перечислял почти с восхищением. Странно, Гай! Ты не влюблен в нее, она не вызывает в тебе желания, но почему-то весьма занимает тебя. Почему?

– Меня привлекает ее нрав, Роджер, независимый и свободолюбивый, как у сокола, – улыбнулся Гай. – Ее дух, тонкий и несгибаемый, как клинок из лучшей стали. Ее ум, развитый, острый, наблюдательный. И ее бесконечно доброе сердце.

– Соколов приручают, любому клинку можно подобрать ножны. Глупая жена не самое большое счастье, а доброе сердце лишь украшает женщину. Так что, ты меня не убедил – я женюсь на леди Марианне. Выпей со мной за здоровье моей невесты!

Лончем поднялся, разлил вино по высоким кубкам и подал один Гаю, который тоже встал с кресла и теперь стоял перед Лончемом, глядя на него с легкой усмешкой.

– Но она тебе пока не невеста, Роджер. Ты торопишься называть ее своей. Я выпью с тобой, но просто так.

– Какой же ты педант! – шумно вздохнул Лончем, показывая всем видом, то сомнения Гая утомили его до крайности. – Я завтра же поговорю с ее отцом, и не думаю, что он мне откажет.

– Конечно нет. Он не откажет и не даст согласия, а предложит тебе поговорить с самой леди Марианной, потому что его слово целиком зависит от ее воли.

– Что за глупость?! Ты смеешься надо мной? – так и не пригубив кубок, Лончем поставил его обратно на стол.

Гай же, напротив, с удовольствием сделал глоток. Замешательство обычно такого самоуверенного Лончема забавляло его: там, где он почти освоился, Лончем спотыкался на каждом шагу, как слепой в лабиринте.

– Нет, Роджер, отнюдь не смеюсь. Сэр Гилберт предоставил дочери право сделать самостоятельный выбор. Именно так! – подтвердил он, встретив откровенно недоверчивый взгляд Лончема. – Она первая красавица графства, и ей сделал предложение, наверное, каждый из неженатых и равных ей рыцарей. Но никто пока не нашел дорогу к ее сердцу. В начале февраля ей исполнится восемнадцать, а она все еще не замужем.

– А ты, Гай? Ты тоже делал ей предложение? – неожиданно спросил Лончем, впившись взглядом в лицо Гая, не слишком рассчитывая на ответную откровенность.

Но Гай, грустно улыбнувшись, ответил с внезапной прямотой:

– Я сделал ей предложение в первый же месяц нашего знакомства. Я был очарован ею, как ароматом весенних цветов.

– И она отказала тебе? Почему? Ведь ты богат, родовит, к тебе благоволит принц Джон, и только сэр Рейнолд пребывает в заблуждении, кто на самом деле олицетворяет власть в Ноттингемшире!

– Она сказала, что наш брак не будет удачным, – кратко отозвался Гай, и его лицо приняло замкнутое, отчужденное выражение.

– И только?! – искренно удивился Лончем. – И ты согласился с таким смехотворным отказом?

– Согласился и не счел его смехотворным: она это так сказала! Даже с сочувствием, что вынуждена огорчить меня. Ты не поймешь меня, Роджер, но таким отказом она еще больше очаровала меня. Я стал искать с ней встреч и, чтобы она не сочла меня навязчивым искателем ее благосклонности, сумел убедить ее в своей дружбе. Сам же изучал ее и пытался понять, что породило в ней уверенность в том, что мы не подходим друг другу. После ее затворничества в охваченном мором селении я подумал, что она права.

Лончем как в молитве возвел взгляд к потолку и сокрушенно заметил:

– Я тебя не узнаю, Гай! Ты – и такая чувствительность! Будто ты не смог бы привести ее к послушанию и укротить ее нрав?

– Разумеется, смог бы. Но, как ты верно подметил, она представляет для меня ценность такой, какая она есть. Я не хочу разрушать то, чем дорожу.

Лончем пристально посмотрел на Гая и, утвердившись в мелькнувшей у него догадке, рассмеялся:

– Я понял! Если меня влечет ее тело, то ты жаждешь обладать ее душой. Зачем тебе это, Гай?

– Потому что ее душа исключительно прекрасна, – ровным тоном ответил Гай, – а я люблю прекрасное.

– Особенно если это прекрасное безраздельно принадлежит тебе?

– Как получится. Даже если не принадлежит и никогда не будет принадлежать, я все равно намерен сейчас и впредь оберегать то, что меня восхищает, от любых угроз.

– Но что если она примет мое предложение? Как тогда ты поступишь?

Гай глубоко вздохнул и пожал плечами с видимым равнодушием.

– Я первый принесу поздравления вам обоим.

Лончем расплылся в улыбке и одобрительно хлопнул его по плечу.

– Вот это по-товарищески! Поняв твое истинное отношение к ней, я опасался встретить соперника в твоем лице, потеряв друга и союзника.

– Напрасные опасения, Роджер. Мы с тобой друг другу не соперники, – улыбнулся Гай, и Лончем уловил в его улыбке некий скрытый намек.

– Считаешь, если ты моложе, то все преимущества за тобой? – снисходительно спросил он. – Да, я старше тебя, но на моей стороне опыт. Я знаю, что в действительности нравится женщинам. Не просто восхищение, а всеобщий восторг, не только любезности, но и дорогие подарки. Я сумею справиться с этим нравом, который завел тебя в тупик. Еще не закончатся праздники в Ноттингеме, как я оглашу дату нашей помолвки, и она в этот момент будет стоять рука об руку со мной, сияя от счастья!

Гай вежливо прикрыл ладонью рот, словно скрывая зевок, а на самом деле – широкую улыбку, которую ему никак не удалось сдержать.

– Прости, я утомил тебя, – спохватился Лончем. – Ты прав, пора в постель. Хотя, признаюсь, я мог бы не спать до рассвета!

Не сдерживая радостного смеха, он прошел в свою спальню, обняв Гая на прощанье. Тот, проводив Лончема насмешливым взглядом, почти неслышно повторил:

– Ты не соперник мне, Роджер! Это не я – ты в ней не разобрался даже в самой малости. Если я правильно понимаю суть Марианны, у тебя впереди еще много ночей без сна. Но не от радостного предвкушения, а от горького разочарования в твоем пресловутом опыте, за который именно в этом случае я не дам ни пенса.