Я стояла и смотрела на то, что происходит перед домом, совсем недалеко от нашего подъезда. Мне всё ещё не верилось в то, что наш жилой комплекс, такой надёжный, стоявший в элитном районе, провалился в бездну. Почти буквально. Осталось не так много, и он точно туда (в бездну) рухнет.
Тем временем между соседями шла нешуточная борьба: одна половина хотела отправиться в одну сторону, другая в другую. Громкие крики, залетавшие в приоткрытое окно, не оставляли в этом никаких сомнений.
– Нужно идти вдоль этой трещины! На запад! – громко говорил Альберт Акакиевич, потрясая кулаком в морозном воздухе.
– Предлагаю идти на юг! – крикнула молодая хрупкая девушка в ответ. Её звонкий голос был очень убедителен.
– Алана, как ты обоснуешь своё предложение? – накинулся на неё Акакиевич.
– Скажу просто: юг – тепло, а холод я не люблю, – пожала девчонка плечами и предложила:
– Люди, а давайте просто проголосуем?
Я отвернулась от окна и сказала бабушке:
– Альберт Акакиевич считает, что нужно идти вдоль обрыва. Я так понимаю, он думает, что лучше держаться вблизи воды. Но мне это не совсем понятно. Любое другое направление – не хуже. И вообще, я бы никуда отсюда не уходила. Разведать местность. Оглядеться. А потом решать: стоит отсюда сваливать, али обождать здесь. Может, портал в наш мир снова откроется?
Бабушка Надя возразила:
– Я считаю, что Альберт прав. Нужно идти и держаться воды.
– Бабушка, снег – это такая же вода. Ладно. Я так поняла, что своего старика ты не бросишь?
– Не брошу, – вздохнула женщина.
– А я не брошу тебя. Итак, нужно собрать всё самое жизненно необходимое для похода. Трещины под домом растут и, боюсь, у нас не так много времени осталось. Лекарства, тёплая одежда, сменная одежда, обувь, одеяла, нашу старую походную палатку разыскать на балконе, спички, зажигалки, свечки, фонарики всё прихватить. Еду достать и разложить компактно по пакетам. Не забыть про кухонные ножи, молотки, – бросив взгляд на бабулю, что быстро записывала за мной, тихо добавила, – свой боккен обязательно возьму. Возможно, оружие нам пригодится. Но, надеюсь, что всё же обойдётся без него.
Всё, что могли мы запихнули в чемоданы, рюкзаки, и то, очень много вещей осталось лежать по квартире печальными кучками.
– Бабушка Надя, давай оставшееся сложим в простыни и завяжем концы в узел? Чувствую в себе силы эти тюки уволочь.
И это было чистой правдой. Я, привыкшая прислушиваться к своему организму, ощущала небывалый прилив энергии. Горы сверну – не замечу!
– Не знаю, что это: адреналин ли али стресс, но у моего тела явно физический подъём. Ты что-нибудь подобное за собой заметила?
Старушка отрицательно качнула головой, проворчала:
– Тебе рук не хватит, чтобы столько унести.
– Мы по-другому поступим, – начала рассуждать я, – видишь, вон те то ли кусты, то ли молодые деревца? – кивнула я на окно. – Волокуши мне в помощь. Пойду, попрошу у кого-нибудь топор или пилу.
Спешно выбежав на улицу, огляделась.
– Алексей Сергеевич! – окликнула я усатого, высокого мужчину средних лет, бывшего полковника, соседа по лестничной площадке, – у вас не найдётся топора?
– Найдётся, – кивнул он. – Зачем тебе?
– Мне нужно несколько толстых ветвей срубить, чтобы смастерить волокуши.
– Погодь, я тебе подсоблю, – я, не будь дурой, с радостью согласилась. И через пол часа получила желаемое.
– С нами пойдёшь? – вдруг спросил сосед, но я качнула головой.
– Бабушка Надя не бросит мужа. А я должна за ней присмотреть. Так что я с ними.
– М-да, – хрустнул пальцами бывший полковник, – пойдём ко мне, дам тебе кое-что.
Несколько часов спустя мы, наконец-то, выступили. Семьдесят пять человек. Во главе нашей процессии встали Акакиевич и два незнакомых мне мужика. Один лет пятидесяти, второй помоложе, где-то около тридцати-тридцати пяти.
Я и бабушка встали в центре колонны, и вся эта толпа почапала в неизвестность.
Глупость несусветная. Но я решила не выступать. Меня всё равно никто не послушает. Для всех я внучка бабы Нади и Альберта Акакиевича и вообще, тёмная лошадка.
Оглянувшись, бросила последний взгляд на дом и на оставшуюся менее многочисленную группу людей, что всё ещё продолжала вдумчиво собирать свои вещи в компактные тюки. И я по достоинству оценила их организованность. Даже позавидовала, что Алексей Сергеевич решил отправиться с ними.
Крутой мужик.
От дома мы ушли достаточно далеко, но грохот рухнувшего в обрыв здания эхом пронёсся на многие километры окрест. Успели. Дружный вздох облегчения послышался со всех сторон.
– Не тормозим! – проорал молодой "предводитель". Я хмыкнула, натянула на глаза горнолыжные очки и пошагала вперёд. А в голове анализировала окружающие странности. И одна из главных: порядком нагруженные люди тащили слишком много скарба в руках и за плечами. Слишком. Много.
И никто этого не замечал. Я не слышала ни одного удивлённого возгласа, как будто все мои соседи по дому – суперлюди и привыкли к такому. Это вторая странность.
И третья. С каждым шагом мне становилось всё тоскливее, аж выть хотелось. У меня и раньше была чуткая интуиция, но сейчас… Сейчас все чувства обострились до предела и кричали, разрывая душу.
Тряхнув головой, отогнала тревогу прочь, вернула сползший с носа шарф на место и подхватила бабушку под локоток, чтобы та ненароком не упала.
Офигеть, как здесь холодно!
Народ тащился неорганизованной кучей, дети сидели в санках. Я всё пыталась их сосчитать, но мелкий снег, что так неожиданно начался, не давал мне этого сделать. Где-то десять-пятнадцать детей разных возрастов. Стариков немного, человек десять. Я знала только общее количество выступивших на запад людей. А кто есть кто – понятия не имела.
В этом доме мы жили полтора года и из-за моей вечной занятости и нелюдимости я толком и не знала, что за люди живут вокруг меня. Моё упущение, наверное. Нужно наверстать. Мне предстоит идти с ними бок о бок энное количество дней. А может недель. Есть потребность изучить своё нынешнее окружение, хотя бы в общих чертах.
Посмотрела на бабушку. Убедившись, что она не замерзла, бросила взгляд на новое солнце. Оно было немного другим, более бледным, что ли? Не уверена, возможно, преувеличиваю.
Первый привал организовали через пару часов. Нытьё женщин и возмущения стариков, заставили наше "руководство" объявить отдых.
Сухой лесочек стал нашим топливом для шикарных костров. Срубили всё. Подчистую. И надо же, вся древесина загорелась. А я ведь сильно сомневалась: в таких погодных условиях эти деревья должны были превратиться в сосульки, но… И это ещё одна странность, которую я отложила в копилку своих наблюдений.
Никто не экономил: перекус забабахали такой, что я рот приоткрыла. Это же надо, какие у меня соседи беспечные.
– Вы что делаете, Альберт Акакиевич? – возмутилась я, когда мужчина полез в мой рюкзак с запасами и начал в нём деловито рыскать, – нужно экономить еду. Всем об этом скажите. И мою сумку не трогайте!
Старикашка отмахнулся от меня, как от надоедливой мухи.
– Не кипишуй, Аня! Скоро к людям выйдем, не вижу смысла экономить. В таких лютых условиях питаться потребно соответствующе, дабы не окочуриться от холода.
Я глубоко вдохнула. Медленно выдохнула, подняла ладонь, чтобы треснуть по загребущим рукам, но заметила, как на меня внимательно смотрит бабушка и ограничилась простым: выхватила свой ранец из рук наглеца и отчеканила:
– У бабы Нади есть ещё мешок с едой. Берите оттуда, в сторону моей собственности не смейте даже смотреть!
Акакиевич захлопнул рот так, что я отчётливо услышала, как его вставная челюсть хрустнула.
– Тогда и ты не ешь с нами! – вызверился он. Я равнодушно пожала плечами и, отвернувшись от родственничка, откусила большой кусок от протеинового батончика и с удовольствием начала жевать сладкое угощение, оглядывая греющихся вокруг костров смеющихся, беззаботных людей.
Две луны. Незнакомые созвездия. И две недели блужданий по этой ледяной земле.
Я стояла у еле тлеющего костра и смотрела на далёкие холодные звёзды. Но почему-то подмигивать им в ответ совсем не хотелось.
Пару часов назад закончился очень сложный разговор с «предводителями» нашей группы. И теперь на мне висела ответственность за отделившихся от них людей. Но обо всём по порядку.
***
Первые дни перехода были вполне сносными. Я ни во что не вмешивалась, наблюдала и делала выводы.
На третий день произошла неприятная ситуация в нашей маленькой семье.
– Надюша, моя милая, ты ведь отдашь мне свои очки? – услышала я тихий шёпот Акакиевича рано поутру. Сделав вид, что всё ещё сплю, прислушалась.
– Арни, – я чуть не хмыкнула, каждый раз, когда слышала это сокращение мне хотелось смеяться. Старик точно не тянул на небезызвестного всем актёра. – Дорогой, а как же я? Мне ветер и снег сильно режут глаза, ты же знаешь, мне нужно беречь зрение.
Акакиевич еле слышно фыркнул, и заявил:
– Ты за Аньку спрячься, и иди с закрытыми глазами. Она девка сильная, о тебе вполне может позаботиться. Мне же нужно вести людей вперёд.
Я скрипнула зубами – Сусанин недоделанный. Разница в том, что на погибель (совершенно бессистемно, наобум) он ведёт своих же, а не врагов. Гад. Наверняка, среди людей есть понимающие и умеющие ориентироваться на местности люди. Мог бы собрать совет. Нет же, только его слова верны. Точнее других двоих, с которыми я пока не была лично знакома. А Арнольд их хвостик.
– Арни, нет. Не дам, – я представила, как бабушка качает отрицательно головой и сейчас искренне порадовалась её упёртости. – Это Анюткины горнолыжные.
– У неё заберёшь, – снова хмыкнул мужик и добавил, – она молодая, без очочков справится.
– Арнольд Акакиевич, – буркнула я, разворачиваясь. В двухместной палатке на троих места было достаточно, как раз лежать столбом, без возможности согнуть ногу в колене. Моя любимая поза – цапля, в этих условиях – мечта несбыточная.
– Очки мои оставьте в покое, обе пары – мои, и одни из них я дала бабушке, а не вам. Так что на чужой каравай рот не разевай, – закончила я мысль принимая сидячее положение.
– Ах ты! Негроска! – напустился на меня старик, – тебя в роддоме попутали. Всё! Терпеть я больше не собираюсь! Квартира твоя провалилась в бездну. Сейчас каждый сам по себе. Ну-ка, Надя, отдавай очки, как глава семейства приказываю!
– Ошалел, что ли, старый!? – воскликнула бабушка и треснула ладонью по лбу мужу, – ну-ка пшёл отседова!
И толкнула сидящего у выхода из палатки старика. Тот, взмахнув руками, завалился на спину. Матерился Акакиевич любо-дорого послушать. Встав на четвереньки, кинул нам:
– Больше не буду с вами даже рядом стоять. Не ждите от меня помощи. Гадины.
И выполз наружу.
– Старый пень, – проворчала бабушка и вдруг улыбнулась мне, – я за эти дни много чего передумала, родненькая моя. И, знаешь ещё, что?
Я отрицательно помотала головой, перевязывая шарф по-новому. Спали мы в верхней одежде и сапоги тоже никто не снимал.
– У меня как будто пелена с глаз спала. Арнольд, оказывается, даже хуже, чем я о нём думала совсем недавно.
Мне не оставалось ничего – просто молча слушала причитания бабули и споро скатывала одеяло в тугой тюк.
– Думается, что права ты была, – продолжала вполголоса "исповедоваться" родственница. – Надо было идти с соседом нашим – Алексеем Сергеевичем. А сейчас, где их искать? У него поди ж и пистолет, какой завалялся, ай, чего уж теперь, – женщина махнула рукой и принялась мне помогать.
– Бабулечка, – приобняла я её за плечи, – он мне дал оружие, – тихо шепнула ей на ушко. – Лук свой со стрелами отдал и револьвер мне подарил. Ты только никому не говори. Я лук завернула плотно и в нашу волокушу сложила, всё равно им пользоваться не особо научена. Револьвер вот, – сказала я, расстёгивая куртку, на поясе висела кобура с бесценным в этих условиях подарком.
– Ах ты ж, батюшки, – зашептала бабушка, прижимая ладони к щекам, – спрячь, отберут. Молчать буду. Никому не скажу. Используешь, когда совсем без этого будет не обойтись.
– Ты тоже чувствуешь, да? – прищурилась я, оглядывая женщину пристальным взглядом.
– Чую, – кивнула та, – грядёт что-то. Сердце не на месте. Тревога гложет меня, старую.
– У меня ещё боккен упакован, тоже лежит среди вещей. Но сегодня я его достану и буду держать рядом. Не боись! Прорвёмся.
Дни тянулись, бесконечно… Сначала с едой не было никаких проблем. Люди ели от пуза и забот не знали. Но всё хорошее имеет свойство заканчиваться. И продукты тоже стали подходить к концу. Лесов вокруг не было, только пышные заросли низкорослого кустарника, что служил нам топливом для костров. Как будто специально росли по пути нашего следования.
Мужики начали пытаться охотиться на грызунов, ямки которых виднелись то тут, то там в снегу. Безрезультатно. Я тоже ни разу не охотница, поэтому помочь им ничем не могла.
Стали экономить. "Предводители" догадались собрать в одну волокушу все припасы и готовить в одном котле на всех. Понемногу. Чуть больше доставалось детям.
Я свои запасы тоже отдала в общую кучу. Как и бабушка. Но протеиновые батончики оставила при себе. По большей части на них мы с бабулей и держались.
Палаток было мало. Всего десять на такое количество людей. Нашу хотел забрать себе молчаливый мужик со скандальной женой и двумя тихими детьми. Я не дала. Сказала, чтобы детей оставляли у нас, а сами искали себе другое место для ночлега. Почему-то отец девочек-погодок на меня сильно обиделся и, схватив малышек подмышки, свалил куда-то вглубь лагеря. Ну что же, философски подумала я, не силой же забирать у него детей. Замёрзнут, принесут их к нам, как миленькие.
У многих были спальные мешки и абсолютно все взяли с собой одеяла. Тем и спасались.
Но… мы мёрзли. Конкретно так. И при всём при этом, никто не заболел и не отморозил себе что-нибудь. У меня уже были теории на этот счёт. Одна из них мне нравилась больше всего: некто или нечто нас оберегает. Вот только для чего? И это пугало. Не бывает нахаляву. Я, привыкшая добиваться всего трудом, не верила в безвозмездность происходящего.
Через день, с вселенской печалью на морщинистых лицах, у "порога" моей палатки остановилась пожилая супружеская пара и попросила дать им место.
А меня всё больше начало раздражать наше руководство. Разместив троих стариков, я пошла гулять по лагерю в поисках места, где можно было бы переждать ночь. Идя между группками людей, прислушивалась, о чём они между собой говорят. Костров было много, и тепла они давали достаточно. Только на голой земле сидеть не вариант. Одно из одеял я забрала. Старики промолчали. Были счастливы, что со всех сторон их не обдувает ледяной ветер.
Так продолжалось довольно долго. Кусты стали встречаться всё реже, ночной холод становился злее и безжалостнее.
А сегодня моему великому двухнедельному терпению настал конец. Кажется, я слишком затянула. Мой неконфликтный, в общем-то, характер сыграл со мной злую шутку.
Меня всё это достало и я, как только объявили привал, направилась к нашему "руководству": Арнольду Акакиевичу, который все эти дни словно забыл о существовании своей супруги, Кириллу, мужик пятидесяти пяти лет, бывший начальник отдела сбыта на птицефабрике, третий из них – Виктор, молодой самоуверенный, себялюбивый, в другом мире он был вполне успешным юристом. А потом выловлю этих троих и поговорю с ними. По-хорошему. А дальше, как пойдёт.
– Не дело это, – услышала я, проходя мимо группки людей, сидевших вокруг небольшого костра. Трое мужчин и пара женщин кутались в уже порядком истрёпанные синтетические одеяла и негромко переговаривались между собой. – Они вон в какой палатке ночуют, а мы у костров кости морозим и гениталии. Надо идти и говорить с ними.
О проекте
О подписке