Ahmet Ümit

Bab-ı Esrar © 2008, Ahmet Ümit

© Kalem Agency

© А. Аврутина, А. Рыженков, перевод на русский язык, 2023

© Издание на русском языке, оформление. ТОО «Издательство «Фолиант», 2023

Моим дорогим старшим товарищам

Зейнеп Башаран и Мехмету Али Башарану посвящаю

эту книгу с глубочайшим уважением…

Мир – это сон во сне.

Индийская пословица

На камнях была кровь, в небе – полная луна, в саду – запах земли. В пугающей прохладе тонули деревья. Был сезон цветения зимних роз, свежего дыхания нарциссов. Семь человек вошли в сад… Семь разгневанных сердец, семь одержимых ненавистью умов, семь острых ножей. Семеро проклятых, разрезая на семь частей тишину ночного сада, двигались к деревянной двери дома жертвы.

На камнях была кровь. В саду – пугающая прохлада. Только луна стала свидетелем преступления. Без удивления, без опаски, без страха она глядела сквозь густые ветви высоких тополей. Младший из семи постучал в дверь. Старший позвал хозяина. Семеро одновременно вонзили ножи в человека, вышедшего к ним.

На камнях была кровь, в сердцах семерых – ненависть, луна же изливала невероятный покой. Где-то плакал младенец – младенец жил в одном из домов. Где-то девушка спала в земле – медленно гнило ее тело. Когда нож вонзал самый младший из семи, зашевелилось под могильным камнем гниющее тело той красивой девушки. Появилась улыбка на лице, которое не смогла изуродовать даже смерть. Когда нож вонзал самый младший из семи, вздох сорвался с запечатанных смертью губ.

На камнях была кровь, семь ножей сотворили семь ран, семь красных ручьев. Семь раз вздрогнуло тело, семь раз вздрогнули семеро, вонзившие в него ножи. Но ни разу больше не двинулось лежавшее под землей тело девушки.

Садом овладела мертвая тишина. Все вокруг, живое и неживое, не издавало более ни звука, словно настала пора Страшного суда. Молчалива была кровь на камнях. Молчалива была отражавшаяся в крови луна. Высокие тополя, бутоны роз, благоухавшие свежестью нарциссы, пахший землей сад… Все живое и неживое затихло, все утонуло в крови на камнях…

1
Из степи мне навстречу выступил город

Даже тот факт, что до приземления оставалось всего полчаса, не мог унять моего беспокойства. Мне было ясно, что и потом избавиться от этого настроения не удастся. Не стоило вообще соглашаться на эту работу… А все это Саймон, который считает себя самым прозорливым руководителем на всей земле. Что с того-то, что я говорю по-турецки, что с того, что знаю что-то о турках?! Будто мне только и нужно, что это дело… Полис-то на три миллиона фунтов стерлингов! Лучше бы я ничего о турках не знала, лучше бы никогда раньше не бывала в этом городе. Я с тоской вздохнула, но разве это могло мне как-то помочь? Случилось то, что случилось, да и это всего лишь работа. Чем она отличается от моей поездки в Рио шесть месяцев назад? Там я ничего не знала о бразильцах… Ладно, в этой стране я хотя бы не буду чувствовать себя слишком иностранкой… Ах да, работа…

Я перевела взгляд на цифры на экране ноутбука, стоявшего у меня на коленях. Цифры глядели на меня так, будто приглашали приступить к работе. И я приступила. Посмотрела на сумму полиса, постаралась пересчитать сумму компенсации по отелю «Рубин»… Но как-то быстро потеряла концентрацию. Нет, ничего не получается, в голове творится черт-те что, не могу работать. Я закрыла ноутбук и убрала его в сумку. И когда нагнулась, чтобы засунуть сумку под кресло, вдруг испугалась. Вот так, скрючившись в три погибели, не причиняла ли я вреда ребенку? Бред… Ему и двух месяцев нет… Это еще даже не назвать ребенком. Я и так собираюсь избавиться от него, как только вернусь в Лондон… Однако я все же побыстрее выпрямила спину. И тут же наткнулась на любопытный взгляд женщины средних лет, сидевшей рядом со мной. С тех пор как мы сели в самолет, она явно желала со мной поболтать. Откуда я, куда еду, чем занимаюсь… Но я была не в том настроении, чтобы о чем-то разговаривать. Я и сейчас даже не улыбнулась, а просто отвернулась и стала смотреть в окно.

Стояла ясная погода. Заходившее за горизонт красное солнце тянулось к спрятанному за тысячи километров под тоненьким слоем облаков кусочку темно-коричневой земли… К гигантскому, абсолютно плоскому, лишенному лесов и деревьев кусочку земли… Первый раз я проносилась через эту пыльную пустоту на автобусе. Это было где-то двадцать пять лет назад, а может быть, и еще раньше…

Тогда в Конью еще не летали самолеты, и мы приземлились в Анкаре. А после – четыре часа на автобусе. Кругом же бесконечная, до самого горизонта степь. И на этой бескрайней плоскости – чудо: белое-белое озеро. «Папа, а в этом озере живут рыбки?» – спросила я. «Нет, дочка, нет в этом озере никакой жизни, но есть важная для жизни вещь – соль», – ответил он мне, взглянув своими черными глазами на белое-белое озеро. Кажется, мне было лет девять или даже меньше. Мы были вдвоем с папой, мама с нами не поехала. Я заскучала от этой многочасовой плоской долины. «Папа, когда мы приедем?» Отец улыбнулся и закрыл своей правой рукой мне глаза. «Сосчитай про себя до двенадцати». Когда я досчитала до конца, отец убрал руку с моих глаз, и из степи мне навстречу выступил город. Он был великолепен. Я удивленно посмотрела на отца и пробормотала: «Папа, ты волшебник?» Он поцеловал меня в лоб и сказал: «Я просто родом из этих мест».

В то время все, что он говорил и делал, имело для меня большое значение, но потом… Потом, когда он ушел из семьи… Из-за того, что я вспомнила отца, разволновалась только больше. Он был худым, среднего роста человеком с короткими темно-русыми волосами. Огромные глаза, похожие на большие черные виноградины. Тонкие брови, удивительно подходившие его узкому лбу. Острый нос с горбинкой. Окаймляющая все лицо рыжеватая, с проседью борода… И извечная, непреходящая грусть лежала печатью на его длинном худом лице. Грусть мало кого красит, но именно моему отцу она добавляла странную красоту. Моей матери это очень нравилось. «Я никогда не видела человека, которому так бы шла грусть», – говорила она, целуя его в губы. Отец стеснялся, наверное, хотя этого я уже не могу вспомнить. Но его тонкое бледное лицо и грусть в черных глазах я забыть не смогла. Хотя и очень хотела… Потому что отец ушел от нас, ничего не объяснив; ушел к тому же к мужчине.

Чтобы прогнать мысли об отце, я отвела глаза от окна и просто смотрела вперед. Но любопытный взгляд соседки не дал мне развеяться. На этот раз я не отвернулась, а закрыла глаза и слушала только гул самолета. Если бы еще не это беспокойство внутри меня… Я старалась не думать ни о чем. Ни о растущем в моем животе ребенке, ни о бросившем нас отце, ни о городе отца, в который мне пришлось поехать, хотя совершенно не хотелось… Оторваться бы от прошлого, настоящего и будущего. Исчезнуть в темном, самом глубоком и самом спокойном саду сна… Отдать свое тело, разум и сердце воле этой пустоты…