Место, которое пахнет тайной. Именно так ощущала Варя знахаркину летнюю кухню. Многочисленные шкафчики и полочки до отвала заполнены скляночками всех размеров и форм, в каждой – своя субстанция. В каждой неизведанное волшебство. Резкие и мягкие ароматы переплетаются, создавая какофонию, но это только усиливает эффект. Под потолком множество веников из высушенных трав и цветов свисают безжизненными макушками вниз. Сколько бы ни пыталась сосчитать их – всегда выходит разное число.
– И зачем ей столько тазов и вёдер с водой? – в очередной раз щурится Варя. – Они всю атмосферу портят.
– Что бы ты понимала, неуёмина! Вода – это жизнь.
Девочка подскакивает на месте от неожиданности.
– Садись! – командует знахарка, засучивая рукава.
Варя медлит, примеряясь к неказистому и шаткому табурету, сулящему новые травмы. Но выбор невелик.
– Гляди, какая аккуратистка стала, раньше-то с размаху прыгала и не смотрела, куда. А теперь что?
– А то вы не знаете? – бурчит Варя, оборонительным тоном, но прохладные пальцы уже просачиваются сквозь волосы, касаясь головы, заставляя её замолчать и притаиться. Странный ритуал, который с каждым новым разом становится всё обыденнее.
Это место – запретное. Входить сюда можно только с разрешения, получить которое практически невозможно. Особенно, когда ты здоров. Всего пару раз прошлым летом Варе всё-таки удавалось пробраться тайком. Жаль, её тут же обнаружили. Ох, и получила она тогда!
Теперь её провожали сюда почти под конвоем два раза в день. И это хоть как-то скрашивало досаду из-за смазанного начала каникул.
Вообще-то Варя не очень верила в особую силу знахарки, лечившей её простуды и мелкие ссадины почти с самого рождения. Слишком близкой она была. Даже домашней. Девочка знала множество её настроений и перемен. Лёд во взгляде вытесняло тепло. А порывы резкости, роднящие её с горными реками родных мест, о которых она рассказывала порой, сменялись плавным спокойствием безмятежного озера, что мирно журчало у её нынешнего двора.
Были в ней особенности или, как любил говорить Ромка, «удивительности». Сколько бы Варя ни спрашивала, женщина всегда называлась новым именем. И ни одно не было настоящим. А на протесты только отмахивалась: «Незачем тебе знать!» Но даже это не делало её более загадочной, скорее сильнее роднило с непростым семейством девочки. Вписывало в него совершенно, оттого и казалась она настолько своей. Нельзя было представить, что ей могут быть открыты такие знания и силы, которых нет у остальных.
Варю бросило в жар, мысли тут же расступились. Тень снова возникала перед глазами. Огонь маячил за её спиной.
– На что это похоже? – слышался размеренный голос знахарки, спокойный, как гладь воды, прохладный, как утренний туман. Но другой звук уже прокрадывался в сознание далёким пугающим эхом.
Ясность. Ясли. Ясень.
– На что это похоже, Варя?
Я-го-да.
– Варька!
– А?!
Она открыла глаза. Лёд во взгляде женщины не предвещал ничего хорошего, но было в них что-то ещё. Что-то похожее на… Боль.
– Отпусти, – сквозь зубы процедила знахарка.
Варя поспешно расцепила пальцы, сомкнутые на её запястье. Красный след походил на ожог.
–Блин! – испугалась девочка. – Я не хотела! Я… что это?
Женщина быстро натянула рукав на больное место.
– Не отвлекайся! – скомандовала резко.
Варя была готова расплакаться.
– Соберись, – сказала женщина более спокойно.
Ком уже подступал к горлу.
– На что это было похоже? Варя!
– Кто-то… – она сбилась, паника оглушала.
– Посмотри на меня! Кто это был?
– Я не знаю, – ей стоило огромных усилий, собраться и выговорить хоть слово. – Кто-то говорил со мной. И тень… Она.
– Тень? – мамин голос дрожал. – Ты сказала: «Тень»?
Дочь вскочила на ноги, увидев в дверях знакомый силуэт. Она не сразу смогла разглядеть, но тут же пожалела, что вообще присматривалась. Глаза Марии полыхали ужасом и сожалением. В них стояли слёзы.
Варя не успела понять, как оказалась стиснутой в самых уютных в мире объятиях, любимый запах окружил её со всех сторон. Мама была повсюду. И от этого впервые за семь дней дочь не смогла сдержать приступ истерических рыданий.
– Моя девочка!
Мамины руки – тёплые и нежные – гладили её по волосам. Так, как в детстве.
– Моя ласточка!
Сердце билось в горле маленькой беззащитной птичкой, загнанной в угол.
– Моя малышка!
Всхлип. Ещё один. Минутка, и она точно сможет возразить. Справится с собой и скажет, что она уже большая. Объяснит маме, что не боится никаких теней или пламени. Она убедит всех, что не боится себя. Значит и им не стоит опасаться. Ещё минута, и она непременно это сможет, но…
– Убирайтесь, – голос звучал низко, как гул воды в бетонных трубах. – Вы обе! Без вас тут сырости хватает.
Варя ошалело глянула в наполненные льдом глаза. Мария тоже казалась озадаченной.
– Тёть, так ты тазик подставь! Лишним не будет.
Ромка стоял на пороге и улыбался во весь рот. Чёрные кудряшки по-прежнему свисали беспорядочно, закрывая половину лица.
– Сама же сказала, вода – жизнь.
Знахарка зыркнула на него зло, но её плечи стали подёргиваться, медленная дрожь становилась всё чаще и мельче. Мария с Варей тоже смеялись.
***
– Так ты всё видел сегодня? – Варе понадобилось время, чтобы решиться на этот вопрос.
Ромка помедлил. Джек, сидящий между ними, часто дышал и поминутно вставлял свои собачьи «реплики». Озеро выглядело встревоженным. Девочка и сама не знала, что это значит, но ощущение было именно таким.
– Вообще-то, не только сегодня, – признался друг. – Тебе лучше?
– Как видишь, – девочка пошевелила больной рукой, отводя её назад и поднимая вверх.
– Я про кошмары.
Варя не удивилась. Среди тех, кто мог похитить её тайну незаметно, мальчик с непослушными кудрями и цыганской кровью, бурлящей в его венах, был первым в списке. И всё-таки ей стало немного не по себе.
Ромка появился в её жизни три года назад, и первое, что они сделали – подрались. Вернее, он-то ни за что бы на девочку руку не поднял, а вот она… Варя попыталась припомнить причину, но так и не смогла. Макар сказал ей однажды, что если забываешь, из-за чего всё произошло, значит, ссора выеденного яйца не стоит. Тогда она не поняла этого. Только спросила: «Кто вообще будет драки в яйцах измерять?» А мужчина почему-то посмеялся.
Теперь выходит, что Макар был прав. Обида забылась быстро. Позже они нашли Джека – худющего и больного. Принялись выхаживать его. А когда пёс пошёл на поправку, надеялись пристроить, да он ни в какую не захотел насиженное местечко возле заброшенного дома покидать. Пришлось и дальше за ним приглядывать. Вместе. Так и завязалась дружба.
– Я тут думал, – снова заговорил Ромка и впервые за долгое время посмотрел ей прямо в глаза.
– И что решил?
Пауза оказалась дольше, чем хотелось бы.
– Мишка Есин – дурак, – выпалил друг. – Он тебе совсем не подходит.
– Да иди ты! – начала злиться Варя. – Без тебя бы я вот никак не догадалась!
– Кто вас, девочек, поймёт. Ты же – глупыха.
– Я ударю тебя сейчас.
– Тогда не узнаешь ещё кое-что.
– Неинтересно.
Варя скрестила руки на груди и уставилась перед собой. Она больше не чувствовала настроение озера. Она была полностью поглощена своим собственным.
– Сначала я подумал, что ты могла бы быть какой-нибудь ведьмой из древнего рода, – продолжил Ромка таким обыденным тоном, словно говорил о погоде или лакомстве для Джека.
– Ну, спасибо! – буркнула Варя.
– А что? Подростковый возраст. Пробуждение силы. Всё такое.
– Ты сейчас про детей-мутантов говоришь.
– Это был мой следующий вариант.
– Сколько их всего?
– Не знаю. Я не считал.
– И что в итоге?
– Мне всё равно.
Варя посмотрела на него недоверчиво.
– Ты мой единственный друг. Будь ты хоть феей Динь-динь, это не изменится. Ведь так?
Девочка помолчала, облегчение всё никак не наступало, будто оставалось что-то не высказанное вслух.
– Ты меня боишься? – не выдержала, наконец.
– Нет, – не задумываясь, ответил Ромка.
– Но боялся?
– Скорее всего, да, – честно признался друг.
Макар смотрел на огонь. Теперь он почти не ощущал холодок под рёбрами от треска сухих веток, поедаемых огнём.
– Почему ты так боишься пламени? – спросил, не оборачиваясь.
– Я не боюсь, – отрезала знахарка. – Просто соблюдаю нейтралитет.
Она усмехнулась.
– Даже мне трудно застать тебя врасплох, а Варька всё надеется.
– То место многому научило меня.
Он повернулся и вздрогнул. Неестественный светло-голубой цвет лисьих глаз делал её похожей на божество – древнее и мудрое, но немного пугающее.
– Зачем ты носишь линзы? – задал вопрос, давно мучавший его.
– Не время выделяться. Люди не любят иных.
– Варьке бы твои глаза понравились.
– Ей незачем знать.
– Как и твоё имя.
– Имена опасны, когда попадают не в те уста, как и мысли. Но ты уже знаешь об этом.
Они замолчали. Стоя друг против друга, они выглядели как незнакомцы, изучающие и пытающиеся понять, чего ждать от этого человека. То место научило его многому, но не дало ни одного преимущества перед кем-то вроде неё. Да и кто она вообще такая? Или что? Он так и не нашёл ответ на этот вопрос. Потому перестал задавать его себе. Она просто знахарка. Ворчливая восточная тётушка с голубыми глазами, похожими на озеро, рядом с которым много лет стоит её дом. Глазами, которые привыкла прятать от людей. «Они не любят иных». Уж ему она может об этом не рассказывать. Ни ему. Ни Марии. Впрочем, с последней знахарка о таких вещах не говорит вовсе.
– Кажется, старая травма стала меньше тебя беспокоить, – вновь заговорила женщина.
– Я просто научился с ней жить.
Теперь он даже может спокойным тоном отвечать кому-то об этом, но никогда и ни за что он не хотел бы Варе такой участи. Она не должна попасть в то место.
– Рано или поздно ей придётся с этим столкнуться.
До чего же эта женщина порой напоминает ту ведьму!
– Ты действительно помогаешь? – он сощурился, пытаясь вглядеться в глубину голубых глаз, и ему показалось, что они побледнели.
– Ты знаешь, что она переняла у тебя эту милую привычку?
– Не уходи от темы, – он кипел внутри, но внешне был спокоен. – Почему ты всё время спрашиваешь, на что это похоже? Чего добиваешься?
– Я ищу кое-кого. И это точно поможет, если всё сделать правильно.
Он посмотрел на неё вопросительно, выжидая продолжения или хоть каких-то ответов. Что-то настораживало в ней, путало. Что-то было не так, как всегда. Она будто смеялась над ним.
– Чего ты хочешь?
– А ты? Честен с собой? А с ними?
– Я всегда был на её стороне.
– Даже тогда, когда украл обратный билет у её отца.
– Он ей не отец.
– А Мария – не мать. Ты ведь так и не решился занять место её мужа. Кто ты теперь этой семье, а главное зачем?
– Мария любит Варю, как свою дочь, ни на одну минуту она не считала её подкидышем, а я…
Он запнулся. Только сейчас почувствовал присутствие. Почему только сейчас? Он обернулся к огню. Огромные зелёные глаза были наполнены слезами и смотрели на него в упор.
– О чём ты говоришь? – её голос срывался.
– Варюха… – попытался Макар.
– Моя мама, – она сглотнула тяжёлый ком, – не моя мама…
Поток слёз хлынул из глаз.
– Варя!
Но девочка уже неслась прочь так быстро, как могла.
Макар чувствовал, как почва уходит из-под ног. Огонь снова обрёл пугающие очертания, треск усилился
– Зачем ты это сделала? – рявкнул он, готовый броситься на женщину с голубыми глазами. – Это ты наворожила! Ты хотела, чтобы я не услышал её!
– Разве ты не обещал подыграть ей в следующий раз? – она хохотала прямо ему в лицо.
– Ведьма! Да кто ты такая!
Он двинулся на неё.
– Дядя Макар! – испуганный Ромкин голос заставил остановиться, он и не заметил, что мальчишка был тут, когда Варя убегала. – Вы чего?
– Не сейчас, малец, я должен с ней разобраться.
– Да с кем? – его глаза становились всё круглее. – Вы же сами с собой разговариваете!
Макар оцепенел. Сердце упало вниз. Он смотрел на Ромку дикими глазами, пытаясь понять, что тот говорит.
– Чего вы тут шум подняли? – знахаркин голос звучал устало, она шла неуклюже переваливаясь с ноги на ногу. – Да затушите уже кто-нибудь этот чёртов костёр!
Макар оглядел её с ног до головы. Синяя бандана, туго стягивающая череп, платье чуть ниже колена и чёрные линзы. Он резко обернулся, видение растворилось.
– Это была не ты?
– Чего? – женщина непонимающе уставилась на него.
– Это была не ты, – он схватился за голову, точно пытался выдавить из неё воспоминания.
– Да что ты мямлишь-то! Говори уже, что стряслось?
Он едва мог отдышаться, но первый шок начал постепенно затухать, глаза прояснились. И знахарка почти удивилась осознанному взгляду, направленному на неё.
– Она была здесь.
– Водяной тебя утащи! Кто?
– Старуха.
Несколько секунд понадобилось, чтобы сообразить.
– Не может быть такого, – отрезала раздражённо, но тут же добавила:
– Подождите, – она глянула на свою раненую руку, следа от ожога уже не было. – Тьфу! Зараза такая! И сюда пролезала!
– Это всё, конечно, очень интересно, хоть и неясно, – вкрадчиво вступил Ромка. – Но кто-нибудь из вас знает, куда могла побежать Варька?
Она чувствовала, что задыхается, сердце рвалось на части. Душевная боль ощущалась физически.
«Обман!» – звучало в голове.
«Предательство!» – рычало что-то извне.
«Подкидыш!» – кричали ломкие мальчишеские голоса.
– Ммм! – неслось откуда-то издалека.
– Я сказала, – звук срывался и терялся на ветру, – не ходи за мной! Убирайся!
Резкое знахаркино слово из Вариных уст звучало жестоко. Стёпка его не заслуживал. И сердцу не хотелось его произносить. Но теперь ею двигало что-то ещё. И это был совсем не разум.
Тень скользила между деревьями параллельно девочке. Выискивала её. Вынюхивала. Следила, готовая наброситься в любую минуту. Сейчас она могла поглотить Варю целиком. Она ощущалась в воздухе тяжёлым смрадом болезни. Свисала с каждой ветки серыми линиями, стелилась по тропинке туманом. Она лилась из сердца непроглядной чернотой, прямо из того места, где ещё пару минут назад были её родные люди.
«Моя мама – не моя мама».
И Макар ей не отец.
«Я – чужая».
Одна во всём мире. Ненужная. Помеха. Ошибка.
– Ммм! – противился Стёпка.
«И брат – не мой брат».
Что-то больно ударило по коленям, сбивая с ног. Тьма накрыла её с головой. Всё исчезло, прямо как в тех снах, что по пятам следовали за ней.
Варя вскочила на ноги. Место показалось знакомым, но всё в нём было каким-то неправильным, изуродованным, чужим.
«Прямо как я», – это не то, что она хотела думать, будто даже теперь кто-то силой врезал в неё слова.
Я-го-да.
– Нет! Только не сейчас!
Варя закрыла уши, зажмурила глаза.
«Проснись! Проснись! Да, проснись же ты!».
Она не видела, но чувствовала. Огонь уже подступал. Жар касался её рук, лицо нестерпимо пекло.
– Больно! Больно! Больно! – взмолилась девочка, когда чьи-то костлявые пальцы вцепились в плечо, так и не успевшее зажить до конца. Казалось, рана открылась вновь.
– Тьфу, неженка какая! – было в этом старческом трясущемся голосе что-то невыносимо мерзкое. Скрежет слышался в каждой ноте.
«Будто ножом по стеклу возят», – поморщилась Варя.
– Ну, уж, девка, не серчай, другого не выдали.
– Что? – от удивления глаза открылись сами, но девочке тут же захотелось снова зажмуриться.
Пустые белки «смотрели» прямо на неё, отчего старуха не казалась слепой. Седые волосы торчали из-под платка непослушной паклей. Морщинистое лицо землистого цвета выглядело мёртвым.
«Как Баба Яга»,– подумалось Варе, и холодок пробежался по позвоночнику.
– Что значит «как»? – недовольно спросила старуха.
Сердце замерло в груди. Варя попыталась оглядеться. Но полутьма мешала понять хоть что-то. Огонь зловеще трещал в камине, и в него смотреть совсем не хотелось. Кажется, это успело укорениться страхом в её душе.
– Кто вы? – попыталась Варя и тут же поняла, как глупо звучит.
– А ты кто? – старуха оголила почти беззубый рот с клыком посередине. Похоже, она пыталась изобразить улыбку. Почему-то такой неприятный жест напомнил девочке о знахарке. И ей это не понравилось.
– Как тебя зовут? – снова заскрежетала женщина.
– Катя.
– Врёшь… – протянула старуха, по-змеиному шипя.
– Или Света.
– Дрянь, – звучало скорее равнодушно, чем злобно.
– Не помню. Я ударилась.
– ЯГДА.
Огонь взвился, готовясь к нападению. Варе стало ещё жутче.
– Это не моё имя.
– Врёшь! – снова зашипела старуха.
– Откуда вам знать? – сердце бешено колотилось, но отступать было некуда.
Пустые глаза остановились, выражая что-то ещё более неприятное, чем прежде. Сухие губы снова скривились в ухмылке.
– Я всё-таки твоя мать. В некотором роде.
В груди что-то дёрнулось подталкивая к горлу ком тошноты. На глаза выступили слёзы. Всё, что угодно, но не это. «Проснись, проснись, пожалуйста, проснись», – беспомощно шептали губы. Звук не шёл. И картинка не менялась. Никто не звал её. Никто не ждал её домой. Дыхание сбивалось и путалось.
Мама.
Нежные руки касались её волос.
Мамочка.
Губы ласково целовали в макушку.
Мария.
«Если у меня родится дочь, когда я вырасту, можно мне назвать его твоим именем?» Мама смеётся и довольно кивает.
«Марья», – ворчит знахарка.
«Ммм…» – ластится Стёпа.
О проекте
О подписке