Нашим детям, Ноэми и Милану, в надежде, что они вырастут в более справедливом и гуманном мире, и Саше, у которого больше нет этого шанса

GOOD ECONOMICS FOR HARD TIMES

Copyright © 2019 by Abhijit V. Banerjee and Esther Duflo

All rights reserved

© Издательство Института Гайдара, 2021

Предисловие

Десять лет назад мы написали книгу о своих исследованиях. К нашему удивлению, она нашла немало читателей. Нам это было приятно, но мы не совсем поняли, что произошло. На самом деле экономисты не пишут книги, по крайней мере такие книги, которые читаются людьми. Мы же сделали это, и это сошло нам с рук, после чего настало время вернуться к нашей обычной работе, то есть к написанию и публикации научных статей.

Именно этим мы и занимались, но заря первых лет Обамы сменилась психоделическим безумием брексита, желтых жилетов и американо-мексиканской стены, а напыщенные диктаторы (или их избранные эквиваленты) заменили сумбурный оптимизм «арабской весны». Неравенство активно нарастает, надвигаются экологические катастрофы, а проводимая политика грозит новыми глобальными бедствиями, но все, что мы можем этому противопоставить, – это набор банальностей.

Мы написали эту книгу, чтобы сохранить надежду, чтобы объяснить самим себе, что пошло не так и почему, книгу-напоминание о том, что получилось сделать правильно. Эта книга не только о проблемах, но и о том, как восстановить наш мир, если мы будем честны с диагнозом. Эта книга о провалах экономической политики, о том, когда и в чем мы были ослеплены идеологией и где мы упустили очевидное, но также и о том, где и почему продуманная экономическая наука полезна, особенно в современном мире.

Тот факт, что такая книга должна быть написана, еще не означает, что мы, авторы, лучше всего подходим для выполнения этой задачи. Многие из проблем, с которыми сталкивается мир сейчас, особенно заметны на богатом Севере, в то время как мы посвятили свою жизнь исследованию проблем бедных людей в бедных странах. Было очевидно, что нам придется погрузиться в изучение новой для себя литературы, при этом сохранялась вероятность, что мы что-нибудь упустим. Нам потребовалось некоторое время, чтобы убедить себя в том, что такие усилия оправданны.

В конечном итоге мы решились осуществить эту затею, отчасти потому, что нам надоело со стороны наблюдать за тем, как общественные дискуссии по основным экономическим вопросам – иммиграции, торговле, экономическому росту, неравенству или экологии – становятся все менее и менее рассудительными. Но также и потому, что в ходе наших размышлений мы осознали, что проблемы, с которыми сталкиваются богатые страны, на самом деле зачастую пугающе напоминают те проблемы, которые мы привыкли исследовать в развивающемся мире – забытые в результате развития люди, раздувающееся неравенство, неверие в правительство, фрагментация общества и политики и так далее. Мы многое узнали в процессе написания этой книги и укрепились в уверенности в наших профессиональных навыках в качестве экономистов, то есть в здравом отношении к фактам, скептическом – к простым решениям и чудодейственным средствам, скромном и честном осознании того, что мы знаем и понимаем, а также, что, возможно, самое важное, в желании испытывать новые идеи и решения, ошибаясь при этом, если это ведет нас к конечной цели построения более гуманного мира.

Глава 1
MEGA: Make Economics Great Again^[1]

Врач сообщает своей пациентке, что ей осталось жить всего полгода, и советует выйти замуж за экономиста и переехать в Южную Дакоту.

Пациентка: «Поможет ли мне это выздороветь?»

Врач: «Нет, но зато последние полгода покажутся вам очень долгими».

Мы живем в эпоху растущей поляризации. От Венгрии до Индии, от Филиппин до Соединенных Штатов, от Великобритании до Бразилии, от Индонезии до Италии общественные дискуссии между левыми и правыми превращаются во все более и более громкую ругань, в которой бессмысленное использование резких слов оставляет все меньше возможностей для примирения. В Соединенных Штатах, где мы живем и работаем, голосование за кандидатов разных партий на выборах разного уровня достигло наименьших значений за всю историю наблюдений^[2]. Восемьдесят один процент тех, кто идентифицирует себя с одной из партий, негативно относится к другой партии^[3]. Шестьдесят один процент демократов считает республиканцев расистами, сексистами и фанатиками. Пятьдесят четыре процента республиканцев называют демократов злобными. Треть всех американцев расстроятся, если близкий член их семьи вступит в брак с представителем другой партии^[4].

Во Франции и Индии, двух других странах, где мы проводим много времени, рост популярности правой идеологии обсуждается, в близких нам кругах либеральной «просвещенной» элиты, во все более эсхатологических терминах. Существует четкое ощущение, что цивилизация, как мы ее знаем, основанная на демократии и дискуссиях, находится под угрозой.

Как представители общественных наук, мы видим свою задачу в том, чтобы предложить такие факты и интерпретации этих фактов, которые, как мы надеемся, смогут содействовать коммуникации между разделенными сторонами, помогут каждой стороне понять, что говорит другая. В результате, даже если согласие не будет достигнуто, разногласия получат разумное обоснование. Демократия может существовать при разногласиях, пока обе стороны уважают друг друга. Но уважение требует некоторого понимания.

Что особенно беспокоит в нынешней ситуации, так это то, что пространство для подобного общения, похоже, сокращается. Представляется, что возникает «трайбализация» взглядов, не только политических, но и в отношении того, в чем состоят важнейшие общественные проблемы и каковы способы их решения. Масштабное исследование показало, что взгляды американцев по широкому спектру вопросов объединяются подобно виноградной грозди^[5]. Люди, разделяющие некоторое мировоззрение, скажем, в отношении гендерных ролей или о том, всегда ли тяжелая работа ведет к успеху, имеют, похоже, одинаковые мнения по целому ряду вопросов, от иммиграции до торговли, от неравенства до налогов, а также в отношении роли правительства. С помощью этих основополагающих элементов мировоззренческой системы гораздо легче предсказать политические взгляды людей, чем на основе их доходов, демографических характеристик или местожительства.

Эти вопросы в некотором роде находятся в центре политического дискурса, и не только в Соединенных Штатах. Проблемы иммиграции, торговли, налогов и роли правительства одинаковым образом оспариваются в Европе, Индии, Южной Африке или Вьетнаме. Но мнения слишком часто основываются на заявлении конкретных личных ценностей («я за иммиграцию, потому что я бескорыстный человек», «я против иммиграции, потому что мигранты угрожают нашей идентичности как нации»). Подкрепляются же они лишь произвольно подобранными цифрами и очень упрощенной интерпретацией фактов. При этом серьезно эти вопросы сами по себе никто в обществе на самом деле не обдумывает.

Все это может иметь пагубные последствия, поскольку, как представляется, нам грозят тяжелые времена. Динамичные годы глобального роста, поддерживаемого расширением торговли и удивительным экономическим успехом Китая, могут закончиться, что связано с замедлением роста Китая и повсеместно разгорающимися торговыми войнами. Процветавшие во время волны подъема страны – в Азии, Африке и Латинской Америке – начинают задумываться о том, что с ними произойдет в будущем. Разумеется, для большинства стран процветающего Запада медленный рост не представляет чего-то нового на настоящем этапе, но зато их особенно беспокоит быстрая эрозия общественного договора, которую мы видим в этих странах. Похоже, мы вернулись в мир «Тяжелых времен» Диккенса^[6], в котором имущие сталкиваются с растущим отчуждением неимущих, и решения этой проблемы не видно^[7].

Центральное место в современном кризисе занимают вопросы экономической теории и экономической политики. Есть ли что-то, что можно сделать, чтобы ускорить экономический рост? Должно ли это быть приоритетом для богатого Запада? И что еще? А как насчет повсеместно растущего неравенства? Является ли международная торговля проблемой или решением? Как она влияет на неравенство? Каково будущее торговли? Смогут ли страны с более низкими затратами на рабочую силу переманить мировое производство из Китая? А как насчет миграции? Действительно ли уровень малоквалифицированной миграции слишком велик? А как насчет новых технологий? Является ли, например, развитие искусственного интеллекта поводом для опасений или поводом для ликования? Наконец, что, пожалуй, требует наиболее срочного решения, как общество может помочь всем тем людям, которые были оттеснены рынком на обочину?

Решения этих проблем нельзя описать одним твитом. Поэтому возникает желание просто избегать их. Отчасти в результате этого страны делают очень мало для решения самых насущных проблем нашего времени; они продолжают подпитывать гнев и недоверие, которые поляризуют нас, что еще больше снижает нашу способность говорить и думать вместе, что-то предпринимать для их решения. Очень часто это напоминает порочный круг.

Экономисты могут многое сказать об этих важных проблемах. Они изучают иммиграцию, чтобы увидеть, как она влияет на уровень заработной платы, налоги, чтобы определить, препятствуют ли они предпринимательству, перераспределение, чтобы понять, поощряет ли оно тунеядство. Они обдумывают последствия международной торговли и дают полезные прогнозы о том, кто от нее, скорее всего, выиграет, а кто проиграет. Они упорно трудятся, чтобы понять, почему в некоторых странах начинается экономический рост, а в других нет и могут ли правительства сделать что-нибудь, чтобы помочь росту. Они собирают данные о том, что делает людей щедрыми или скупыми, что заставляет человека покидать свой дом и уезжать на чужбину, как социальные сети играют на наших предрассудках.

В результате оказывается, что выводы самых современных исследований часто удивляют, особенно тех, кто привык к ответам, полученным от телевизионных «экономистов» и из школьных учебников. Экономическая теория способна по-новому осветить общественные дебаты.

К сожалению, слишком мало людей доверяют экономистам настолько, чтобы внимательно слушать то, что они могут сказать. Непосредственно перед референдумом о членстве Великобритании в Европейском союзе наши британские коллеги отчаянно пытались предупредить общество о том, что брексит будет сопровождаться высокими затратами, но они чувствовали, что не были услышаны. Они были правы. Никто не обращал внимания на их предупреждения. В начале 2017 года аналитическая компания YouGov провела в Великобритании опрос, в котором задавался следующий вопрос: «Кто из представителей перечисленных занятий заслуживает наибольшего доверия, когда говорит о своей области специализации?». Первое место заняли медсестры. 84 % людей ответили, что они доверяют им. На последнем месте оказались политики, с пятью процентами (хотя членам парламента от своего округа доверяет несколько больше опрошенных, 20 %). Экономисты оказались сразу перед политиками, им доверяет 25 %. Доверие к синоптикам было в два раза выше^[8]. Осенью 2018 года мы задали тот же самый вопрос (наряду с рядом других, о взглядах на экономические проблемы, этот опрос мы будем использовать в других местах этой книги) десяти тысячам человек в Соединенных Штатах^[9]. Был получен тот же результат – только 25 % доверяют экономистам в их собственной области специализации. Меньше доверяют только политикам.

Подобный недостаток доверия отражает тот факт, что профессиональный консенсус в экономической науке (когда он существует) зачастую систематически отличается от представлений обычных граждан. Школа бизнеса имени Бута при Чикагском университете регулярно опрашивает группу примерно из сорока академических экономистов, являющихся признанными лидерами в профессии, об их взглядах по ключевым экономическим темам. На эти опросы (Initiative on Global Markets – Инициатива по глобальным рынкам) мы будем часто ссылаться в этой книге (далее – IGM Booth). Мы выбрали десять вопросов, поставленных перед респондентами IGM Booth, и задали их обычным американцам в рамках своего опроса. По большинству из этих вопросов экономисты и наши респонденты были совершенно не согласны друг с другом. Например, каждый респондент из панели IGM Booth посчитал неверным следующее утверждение: «введение в США новых таможенных тарифов на сталь и алюминий повысит благосостояние американцев»^[10], тогда как среди наших респондентов эту точку зрения поддержали чуть более трети.

В целом наши респонденты оказывались пессимистичнее профессиональных экономистов. Среди последних 40 % согласились с утверждением о том, что «наплыв беженцев в Германию, начавшийся летом 2015 года, принесет экономические выгоды Германии в последующем десятилетии», а большинство оставшихся выразили неуверенность или не дали ответа (только один не согласился)^[11]