Феспид сидел на походной скамье, мелкими глотками отпивая вино из красивого серебряного кубка, и поглядывал на воинов, прислушиваясь к их разговорам. Новички, те, что находились вокруг него, вели себя очень напряжённо, взволнованно, ели нехотя, больше задавая вопросы своим командирам о повадках саков, проявляя повышенный и очень настороженный интерес ко всему, что касалось воинской мощи кочевников и относилось к их тактике ведения войны. Это было понятно, так как новобранцы в большинстве своём не могли иметь особого военного опыта, кроме участия в подавлении мятежей после краткосрочной подготовки в тренировочных лагерях. Однако Феспид в душе был недоволен поведением новых воинов и особенно состоянием их духа. Он подолгу наблюдал, пытаясь определить среди них наиболее сдержанных, уверенных в себе и неподатливых воцарившемуся лёгкому паническому восприятию действительности, желая со временем вокруг них создать костяк этого отряда. Слухи о том, что саки невероятно сильны, воинственны, неуязвимы и непобедимы и что каждый из них без особого труда способен в бою одолеть несметное число противников, распространялись среди молодых людей с молниеносной быстротой, пагубно влияя на их настроения и в первую очередь воздействуя именно на таких, вновь прибывших воинов, наиболее подверженных всевозможным толкам.

«Кажется, вот этот из тех, кто крепок духом. Ни с кем не ведёт пустых разговоров. Молчун. Себе на уме. Да и отсутствием аппетита не страдает, как другие. Похоже, несмотря на ещё юный возраст, он достаточно хладнокровен. Или я ошибаюсь? Может, он попросту нелюдимый человек?» – подумал полководец, внимательно разглядывая воина, что сидел в кругу других под ближним к нему навесом. Тот, отламывая куски, ел хлеб, видимо, даже не ощущая его вкуса, и как-то отчуждённо смотрел на огонь, словно всё, что творилось вокруг, его не касалось и для него не существовало.

«Сложением он явно превосходит многих. Снаряжён добротно. Но вид у него всё-таки странный. Он или всецело погружён в какие-то свои думы, или же это напускное безразличие? Трудно понять. Нужно ещё раз заглянуть в военный список. Что-то не помню я его данных, кто он и с какого военного округа призван в войска». Феспид почувствовал нарастающий интерес к этому новичку, где-то в глубине души улавливая некую потаённую силу, исходящую от него. Решив при первом же удобном случае ещё разок просмотреть и сверить посписочные сведения со всеми прибывшими, он подал сигнал к завершению отдыха.

* * *

Дассария отныне больше не таился и разбил огромный лагерь по всем требованиям военного положения, направляя несметное число лазутчиков в земли, захваченные греками. Сведения, получаемые от них, к сожалению, были скудными и однообразными. Всюду они натыкались на отряды врага и, как ни старались, даже приблизительной информацией о его дислокации овладеть не могли. Из их донесений у правителя никак не складывалось хотя бы общего представления о численности греческих войск.

– Доблестные вожди! Время, о котором мы мечтали, наступило. Но не всё сложилось так, как мы хотели. То, что нас вновь объединило и собрало здесь, вовсе нам не по душе и не по нашим помыслам, но всё, что нам неугодно, будет уничтожено нами. Так было всегда! – начал Дассария, окинув взглядом сидящих вокруг костра вождей. – Очень жаль, что после долгих лет ненастья, потерь и скитаний мы оказались перед новым испытанием. Сильный, доселе не изведанный многочисленный враг вторгся в соседние страны. Он уже и в нашей степи и угрожает нам в землях наших предков. Такого никогда не было прежде. Славные наши отцы и деды никому не дозволяли посягнуть на вольную жизнь в родных краях. Мы же не допустим этого ни теперь, ни впредь! Нам суждено остановить иноземцев, пресечь продолжение их похода и изгнать навсегда. Случиться ещё одному горю я не позволю! Нас не так много, но мы все свободные саки, и покорность кому бы то ни было для нас чужда. Стоять здесь, терпеть вторжение и не знать о том, что замышляет грек Ксандр, я больше не намерен. Да, пока от наших лазутчиков мало проку. Врагу удаётся держать нас в неведении относительно своих сил и планов, но так не может продолжаться долго, и очень скоро мы будем знать о нём всё. – Дассария перевёл дух. – Я, как и вы, понимаю, что доброго прошлого уже не вернуть. Оно будет живо в нашей памяти, всегда своим теплом поддерживая в трудную пору уставшие души, но польза от него в нашем положении ничтожно мала. Нужны решительные действия. Теперь, как никогда, свято только одно – наше единение. Пока мы есть под этим небом и пока мы вместе, никто не посмеет завладеть ни могилами наших родичей, ни нашими семьями, ни пастбищами и родниками, принадлежащими всем нам. Этому не бывать никогда!

Он ненадолго замолчал, цепким взором всматриваясь в лица сидящих, затем продолжил:

– Во главе с вождём Цардаром, вожди Тынгир, Елемар, Мелисар и Пунт, со своими войсками двинетесь поутру на восток, к реке, перейдёте её и с северной стороны от излучины встанете там одним лагерем. Самим битвы не начинать. В случае переправы врага на ваш берег отступите, нанося урон ему издали. Если вам удастся заманить его отряды вглубь, то можете вступить с ними в сражение, но только лавами. Оттесните его обратно, но за ним через воду не идите и останьтесь на прежнем месте. Я с остальными воинами буду находиться здесь. Что будет дальше и как действовать вам, вы узнаете от моих гонцов. Я всё сказал.

Вожди поднялись, молча склонили головы и удалились. С Дассарией остался Чардад.

– Что ты задумал? – спросил он правителя.

– Скоро мне нужна будет твоя помощь, и ты всё поймёшь, – ответил тот.

На заре, проводив войска, верховный правитель долго смотрел им вслед, и лишь когда их не стало видно, развернулся к оставшимся вождям:

– Дозоры донесли, что в небольшом отдалении от нас находится большой греческий отряд, более чем полутысячная конница. На этот раз они вошли очень далеко в наши земли. Похоже, это неспроста. Видимо, пытаются разведать как можно больше о нас. Я тоже хочу узнать о них всё, и поэтому сам двинусь поближе к ним и поведу с собой лишь две сотни. Вождь Чардад заменит меня здесь. Выступаю на закате.

Больше не сказав ни слова, он тронул коня и направился к лагерю.

* * *

В полдень Дассария, сидя у своего костра, пригласил Чардада.

Тот, пребывая в ожидании разговора с верховным правителем, тотчас же явился, желая услышать о его задумках, всем нутром предчувствуя их важность и далеко идущие последствия.

– Чардад, то, что я скажу тебе, должно остаться между нами. Сотники Дуйя и Фарх пойдут со мной. Их, наверняка, ты больше никогда не увидишь, – Дассария пристально посмотрел в глаза друга. – Прости меня, но такова будет цена всего задуманного. Другого выхода не вижу. На греческого скакуна погрузи доспехи, шлем и оружие их воина, из тех, что захвачены Цардаром. Подбери для меня. Ничего не упусти. Я уйду раньше и уведу коня с собой. Ближе к вечеру сам выведешь сотни из лагеря и направишь на запад. Я буду ждать темноты и встречу их на пути. Так надо. Ну а теперь о самом главном. Незадолго до выступления мы с тобой направимся в ту же сторону. Я говорил тебе о своей просьбе. Вот ты и исполнишь её для меня. Ни о чём больше не спрашивай. С ушедшими вождями держи частую связь. Что бы ни случилось в моё отсутствие, постарайся в войну не вступать. Жди меня, как бы долго ни пришлось делать это. Все племена собраны на прежнем месте, у моей ставки. В случае крайней необходимости отступи в том направлении, но врага не пропусти.

– Повинуюсь, правитель, – растерянно прошептал Чардад, не сводя глаз с лица Дассарии, поражённый услышанным.

– Да, вот ещё что. Своего коня я оставлю там, где встречу сотни. Забери его, – отведя задумчивый взор от вождя, тихо добавил Дассария. – Ну а это береги пуще жизни. Здесь символы власти верховного правителя.

С последними словами Дассария встал, подошёл к Чардаду и протянул ему небольшой увесистый кожаный мешок.

* * *

Ближе к вечеру Чардад вновь появился у костра верховного правителя.

– У меня всё готово, правитель, – сообщил он.

– Идём. Пора, – тихо, но твёрдо произнёс Дассария, накинув на себя длинный плащ, затем осмотрелся вокруг, скользнув взором и по небосводу.

Греческий конь явно сторонился сакских скакунов и, натянув до предела короткую верёвку, бил оземь копытом.

– Ишь ты, какой норовистый! – увидев его поведение, как-то обыденно и почти шутливо заметил Дассария, подходя к своему скакуну, от которого в трёх шагах на привязи стоял подготовленный закладной.

Воин, державший его скакуна под уздцы, почтительно склонил голову, а когда верховный правитель ловко запрыгнул в седло, передал ему поводья и отступил.

Дассария направился из лагеря и вскоре покинул его пределы. Чардад следовал рядом, украдкой напряжённо поглядывая на правителя. Тот был спокоен и лишь изредка склонялся к гриве своего любимчика, поглаживал его по шее. Продвигались они молча, иногда озираясь по сторонам и всматриваясь в холмистую местность. Прошли повстречавшийся ближний дозор. Дассария повернул к кургану, подступил к поросшему кустарником подножью, оглянулся, внимательно осмотрел округу, затем спешился.

– Вот здесь и попрощаемся с тобой, Чардад. Сюда приведёшь мои сотни, – он выбрал подходящую ветку и накинул на неё поводья, потом приблизился вплотную к голове своего скакуна, заглянул в глаза, провёл ладонью по его лбу и отошёл к закладному коню, чтобы снять с него мешки со снаряжением.

С помощью Чардада примерил на себя греческие доспехи, надел шлем и поножи, повертел в руках меч и копьё, осмотрел щит и лук и, довольно кивнув, снял панцирь и остался по пояс раздетым.

– Давай разведём огонь, – предложил он, собирая хворост.

Вскоре запылал небольшой костёр.

– Иди за мной, – позвал Дассария.

Они отошли чуть в сторону. Чардад исполнял всё сказанное им, но ничего не понимал.

– Обнажи свой меч, – остановившись и повернувшись к другу, повелел Дассария, вертя в руке копьё, словно желая нанести им удар. – Бей меня вот сюда. – Остриём он указал на правую область груди. – Да не смей жалеть! Крепко ударь. Если я вдруг потеряю сознание, то в первую очередь останови мне кровь. Прижги рану, посыпь её пеплом и смажь жиром. Он там, в притороченном мешке. После этого обязательно приведи меня в рассудок. Чардад, ты всё понял? Так приступай!

Дассария резко ткнул в его сторону своим копьём, призывая к началу странного поединка.

Чардад вытащил меч, выставил его перед собой, расставил ноги, подался вперёд и стал плавно продвигаться, по привычке пытаясь обойти его сбоку.

– Ах вот ты как! Хочешь мне за спину зайти? Ничего у тебя не выйдет, – оскалился Дассария, подзадоривая друга на решительные действия.

Не видя лица правителя, полузакрытого забралом, Чардад и в самом деле стал воспринимать его как врага. Он уже не думал над тем, для чего всё это нужно другу, зная и помня лишь об одном – нужно ударить в грудь. Дассария выжидал, по мере продвижения Чардада поворачиваясь к нему лицом. Сообразив, что тому мешает копьё, подкинул оружие на руке, занёс над плечом и метнул. Быстро пригнувшись и отбив мечом в сторону тяжёлое орудие, летевшее прямо в голову, Чардад сделал сильный выпад и, нанеся удар в грудь Дассарии, отскочил. Правитель пошатнулся, прижал ладонь к ране и опустился на колено.

– Как ты? – подскочив к нему, встревоженно спросил Чардад, присаживаясь.

– Хороший удар… – прохрипел Дассария и повалился на спину, раскинув руки.

– Эх, что ты задумал! Я мигом, потерпи немного, – подобрав брошенный меч, Чардад побежал к костру.

* * *

Солнце уже наполовину скрылось за горизонтом, когда Дассария открыл глаза. Он лежал у огня на разостланной шкуре, прикрытый плащом. Рядом сидел Чардад.

– Я похвалил тебя или не успел? Что-то уже не помню, – улыбнувшись, прошептал Дассария, повернув к нему голову.

– Лучше б ты наказал меня, – склонившись над ним, недовольно буркнул Чардад. – Как ты?

– Вроде всё хорошо, – приподнимаясь, ответил Дассария.

– Давай вместе вернёмся обратно. Ты неважно выглядишь. Видишь, всё задуманное уже стало опасным для тебя, а что будет дальше, когда окажешься вдали от нас? – помогая ему, попросил Чардад. – Для какого дела ты такой сгодишься-то теперь? Рана глубокая. Переусердствовал я, прости.

Дассария сидел, чувствуя сильную боль во всей груди. Он попытался шевельнуть правой рукой, но тут же понял, что пока это невозможно.

– Возьми панцирь и очень точно на уровне моей раны пробей его мечом и изнутри замажь кровью, – тихо повелел он.

– Что ж ты в нём сразу-то не стал биться? – удивлённо спросил Чардад.

– Тебя не хотел утомлять. Не так бы всё получилось. Не рассчитал бы ты удара, а так в самый раз вышло, – откидываясь, ответил Дассария.

Чардад ушёл. Послышался приглушённый скрежет. Вскоре он вернулся, бросил под ноги панцирь, присел на землю у самого изголовья Дассарии, мотнул головой и тихо произнёс:

– Ты верно сказал. Даже не знаю, что бы получилось, будь на тебе он.

– Вот видишь, я прав оказался. Впредь будешь знать. Нужно бы наших воинов обучать на этих снаряжениях, – как-то злобно произнёс Дассария.

– Позволь, я пойду с тобой? – взглянув на него, вновь попросил Чардад.

– Нет. Это мой путь. Не обессудь. Смотри, как быстро темнеет. Тебе скоро нужно будет уходить. За меня не волнуйся. Я постараюсь справиться со всем, что предстоит мне пережить, – жестко ответил Дассария и, поджав колени и упираясь левой рукой в землю, вскочил на ноги. – Сними с меня это, чем перевязал меня. Помоги надеть панцирь и отправляйся в лагерь.

– Повинуюсь, правитель.

* * *

Звёздное небо тускло освещало сумрачную вечернюю долину. Где-то далеко низко над землёй зарождалась луна. Чардад вёл за собой две сотни. Рядом с ним, придерживая скакунов, находились Дуйя и Фарх. Вскоре они заметили одинокого всадника, неподвижно стоящего у них на пути. В нескольких шагах от него паслась лошадь.

– Правитель ждёт вас, – кивнув в сторону Дассарии, пояснил Чардад.

Сотники вытянулись в сёдлах, оглянулись на воинов, поправляя оружие.

«Очень сожалею, что не смогу с вами проститься, как подобает делать это в нашей степи со всеми уходящими на смерть. Вы оба и все ваши воины – самые доблестные сыны своей земли. Уготованная судьба вам неведома, но, видимо, ниспослана вечным небом именно для вас. Всё в его воле и власти. Простите нас за это, если сможете», – взглянув внимательно на сотников, с болью в душе подумал Чардад.

Подняв руку, чтобы остановить войска, он вместе с сотниками приблизился к верховному правителю, склонил голову и произнёс:

– Правитель, я исполнил твоё веление.

Дассария кивнул, но с места не тронулся. На его плечи был накинут длиннополый сакский плащ, скрывавший под собой греческое снаряжение. Голова оставалась непокрытой, отчего длинные волосы развевались на лёгком ветру.

– Вождь Чардад, возвращайся обратно. Ты знаешь, что делать дальше, – развернув скакуна, Дассария повёл его шагом, отдаляясь.

Повернув в сторону и пропуская мимо себя войска, Чардад смотрел в спину Дассарии.

– Да сохранят тебя небеса!

Когда сотни исчезли вдали, он подхватил поводья оставленного другом скакуна и повёл его за собой.

* * *