ГЛАВА 1

Алиса несколько раз приходила в себя и снова теряла сознание. Не погружалась во тьму, как перед этим, а именно теряла сознание.

С каждым новым пробуждением оставаться при памяти удавалось дольше. Иногда палата пустовала, иногда слышались голоса. Но чаще рядом находился неизвестный мужчина, постоянно что-то говоривший. Не все получалось разобрать, ведь иногда звуки слышались точно из-под воды. Разборчивая часть сводилась к одному и тому же: никто уже не надеялся, что она очнется, но он не прекращал верить и любить. Теперь в их жизни все будет по-другому.

Ещё одна странная деталь – незнакомец обращался к ней Анаит.

Находясь в полудреме, между бодрствованием и очередным провалом в беспамятство, Алиса не могла понять, что это за титул и при чем здесь она, кто этот мужчина и что ему нужно. Они абсолютно точно не встречались прежде, и он не врач. Лечащим доктором – по крайней мере, так мужчина представлялся каждый раз, когда оказывался в поле зрения Алисы – был коренастый мужчина лет пятидесяти с волосами, посеребренными временем и стрижкой ежиком. У него имелась раздражающая привычка много говорить: «Как тут наша пациентка?», «Я сгибаю вашу руку в локте», «Скоро вы будете бегать» и так дальше.

И доктор, чье имя Алиса никак не могла запомнить, и незнакомец, все время находившийся рядом, ни слова не сказали о Нике. Где её дочь? Она тоже выжила в пожаре? Тогда, скорее всего, Ника сейчас на лечении. Дым мог сильно навредить ребенку. Не говоря уже об огне.

А может она не выжила и Алисе не говорят правду, стараясь поберечь психику от очередного потрясения?

Наверное, в глубине души, Алиса понимала, что семимесячный ребенок не мог пережить пожар. Она едва научилась переворачиваться на животик и сидеть. Как бы такая кроха самостоятельно выбралась из кроватки? Но пока никто не произнес вслух горькую правду, можно позволить себе такую роскошь, как надежда.

Иногда Алиса приходила в себя от того, что кто-то её обмывал (чувствуя себя при этом крайне унизительно) или сгибал-разгибал руки в локтях, в пальцах, крутил запястье и повторял те же процедуры с ногами. Ощущая каждую манипуляцию с телом, но не имея сил выполнять все действия самостоятельно, Алисе хотелось кричать, рыдать, требовать, чтобы все оставили её в покое. Однако, не получалось не то, что накричать, даже посмотреть на тех, кто этим занимался. Находясь в сознании, она могла смотреть только в одну точку и то не долго.

Как это вообще возможно? Уставать от того, что смотришь в одну точку?

Доктора не удивляла её абсолютная беспомощность. В те немногие минуты, что Алиса не спала, он проводил тесты: то перышком пощекочет, то иголкой стопу уколет. И каждый раз внимательно следил за реакцией. От перышка становилось щекотно, но у неё буквально язык не поворачивался, чтобы об этом сказать и не было сил как-то отреагировать. А вот от уколов нога непроизвольно дергалась.

– Отлично! – радовался доктор, как ребенок конфетке.

Пошло какое-то время и Алиса начала оставаться в сознании дольше и дольше. Незнакомые люди каждый день приходили в палату, радовались тому, что она пришла в себя, и обращались только к «Анаит». Существовало только одно логическое объяснение: Алиса попала в больницу одновременно с этой девушкой, и по какой-то нелепой случайности их перепутали.

В этом логичном выводе имелась огромная нестыковка. Больничный персонал, теоретически в большой запарке мог перепутать двух женщин одного возраста, одного роста и, например, цвета волос. Но почему родственники не видят, что здесь не Анаит, а совершенно посторонняя девушка?

И этому имелось объяснение, о котором Алиса старалась не думать, чтобы не расстраиваться. Родственники могли не узнать свою дочь или сестру только в том случае, если обе женщины попали в больницу совершенно обезображенными. Из обрывков разговоров Алиса поняла, что Анаит попала в страшную аварию. Там не только лицо могло пострадать. Счастье, если руки-ноги на месте остались. А сама Алиса так и вовсе едва не сгорела заживо. И хоть боль от ожогов не ощущалась, это ещё ни о чем не говорило. Среди всех капельниц и уколов, литрами вливаемых в её тело, могли быть сильные обезболивающие.

Но если все так, почему не ведется подготовка к операциям? Пересадка кожи и что там ещё требуется в таких случаях? Почему тело обмывают, вместо того, чтобы менять мокрые повязки?

Скорее всего, сильно пострадало лицо, а не руки-ноги и все остальное.

Алиса немного завидовала той женщине, чье место случайно заняла. К ней приходило так много родственников и друзей, стольким она небезразлична. Да и у Анаит был мужчина, который очень сильно любил жену, постоянно находился рядом и всячески поддерживал.

Она подумала о том, кто мог бы прийти к ней в палату. Мерзавец, у которого не получилось убить жену машиной? Подонок, поджегший дом, с семимесячным ребёнком внутри? Алиса была почти уверенна, что пожар – дело рук Богучева. Он всегда делал всю грязную работу за Сергея.

От мыслей о Нике сердце заходилось болью. Как она там? Кто за ней присматривает? Жива ли ещё?

Мысленно Алиса снова и снова возвращалась к каждому эпизоду и событию, приведшим её в эту палату. И кляла себя за доверчивость, нерешительность и за то, что оставалась бесхребетной тряпкой, куклой в руках умелого кукловода.

Судьба предоставляла столько возможностей спасти себя и Нику от жестокой участи! Но Алиса не решилась хоть что-нибудь сделать. Всё надеялась на «авось»: «авось» все образуется; «авось» проблемы обойдут их с Никой стороной; «авось» Михаил не даст свою единственную сестру в обиду, ведь кровь гуще воды.

Думая, что вот-вот простится с миром живых, Алиса просила только об одном – о возможности отомстить. Наверное, само провидение услышало отчаянный крик и мольбу. Смерть отступила и дала шанс на справедливое отмщение.

Как только появится возможность, необходимо спрятать Нику в безопасном месте и идти в полицию. Годами никто не обращал внимания на младшую дочь Артура Ухарова. При Алисе многое обсуждалось, ничего не скрывалось, и теперь она могла многое рассказать о махинациях Михаила и всех тех, по чьей вине лежит прикованная к кровати в этой стерильно чистой палате. Их посадят, всерьез и надолго!

Каждый раз, думая о тех, кто виноват в произошедшем, Алиса сильно нервничала. В тот же момент рядом материализовывалась медсестра и делала укол, после которого её либо принимал в свои объятия Морфей, либо мозг практически переставал думать, и оставалось только лежать, тупо глядя в потолок.

Прошло недели две, а может и больше. Почти все время Алиса пребывала в каком-то затяжном сне, иногда прерывающимся недолгим бодрствованием. Но почему-то казалось, что прошло именно две недели. Очередной сон прервали голоса. Слова, которые произносили неизвестные, острыми иглами впивались в мозг, разгоняя сонливость и грезы, насильно возвращая в реальность.

Алиса приоткрыла глаза, и посмотрела перед собой. В тот момент рядом находился доктор, беседующий с кем-то, вне её поле зрения. Отчетливо слышались женские всхлипы и суровый мужской голос.

– Но что-то же можно сделать? – настаивал мужчина.

– Мы и так делаем все возможное, – оправдывался Яблочков. – Но выздоровление после комы – затяжной процесс. Поймите, дело ведь даже не в том, что тело пролежало без движения больше двух лет. Тело то, как раз реагирует нормально. Проблема в мозге. Часть нейронов головного мозга отмерла.

– Мы вас не понимаем, – всхлипнула женщина.

– Как вам объяснить… – попытался подыскать правильные слова доктор. – Представьте, что все в нашем мозгу связано… телефонными проводами! Память, чувства, эмоциональные реакции, болевые и так дальше. Чтобы все функционировало правильно, связь должна быть непрерывной. В случае Анаит проводами два года не пользовались вообще. Часть из них просто поржавела и развалилась. И мы пока не можем определить какая именно.

– Это можно исправить? – спросил мужчина.

В голосе врача слышалось сожаление:

– К несчастью, такие изменения необратимы и в любом случае на чем-то скажутся.

– Вы хотите сказать, что Анаит станет овощем или умственно-неполноценной? – сдерживая волнение, спросил мужчина. А женщина продолжила тихо плакать.

– Во-первых, – чувствовалось, что Яблочков (Алиса вдруг вспомнила его фамилию) тщательно подбирает слова. – Об этом пока рано судить. Пройдет три-четыре недели, прежде чем мы сможем понять, как перенесенная травма повлияла на мозг. Во-вторых, последствия необязательно скажутся на умственных способностях. В моей практике были случаи, когда пациенты после комы переставали спать или выговаривать конкретную букву, начинали различать какой-то цвет или могли без проблем есть ложками и вилками, но не могли пользоваться палочками для китайской еды или вязать спицами. Поймите, нужно время…

– Но вы сказали, что она уже сейчас не реагирует, так как должна, – настаивал мужчина. – О чем это может говорить?

Яблочков замялся, послышалось протяжное «Ну-у-у…», затем тяжелый вздох и Алиса, хоть и не могла этого видеть, но четко представила, как доктор разводит руками и говорит первое, что пришло в голову:

– Этому может быть разное объяснение. Тело восстанавливается, но пока контакт с Анаит не установлен, невозможно точно сказать в чем причина столь странного поведения. Повторюсь! – поспешно добавил Яблочков, предвосхищая то ли вопрос, то ли очередной виток слез. – Анаит никак не реагирует на появление близких – пульс не меняется, глаза не пытаются следить за ними, нет необычной мозговой активности – и тому может быть несколько разных объяснений: заторможенная реакция, потеря зрения или даже самая элементарная потеря памяти!

– Потеря памяти? – с надеждой повторила женщина, как будто услышала единственно приемлемый вариант из всего сказанного.

– Да, – обрадованный тем, что смог предоставить более или менее достоверное объяснение доктор, принялся закреплять успех: – Ретроградная амнезия или даже полная потеря памяти вполне вероятны после той черепно-мозговой травмы, что привела к коме. Анаит может ясно мыслить, но просто не узнавать окружающих.

– Но… это обратимо? – спросил мужчина, вероятно отец той Анаит, о которой говорили.

– В каких-то случаях да, в каких-то нет, – не стал давать ложных надежд Яблочков. – Но если у вашей дочери амнезия или не приведи господи потеря зрения, то это хорошие новости. Значит мозг не так поврежден, как мы боимся. Вы сможете научить дочь разговаривать и писать заново, окружите любовью, заботой, семейным теплом и Анаит постепенно привыкнет жить в обществе. Это будет жизнь, а не…

Он не договорил, но даже Алиса поняла, что врач имел в виду – Анаит не будет живым овощем, обузой для родных и близких.

– Спасибо вам доктор, – воспрял духом отец Анаит.

– Скажите что нужно и мы всем поможем! – пообещала мать.

Яблочков заверил:

– Ни о чем не переживайте. Даниил Анатолиевич уже обо всем позаботился. У нас есть все необходимое и даже больше.

– Да, мы знаем, – смущенно пробормотал мужчина. Наверное, ему неудобно, что о дочери заботиться кто-то другой. – Но все же, дайте знать если что.

– Может потребуется переливание крови или донорские органы, – нашлась мать. – Мы семья, значит обязательно подойдем!

– Это хорошая, здравая мысль, – похвалил Яблочков.

Голоса начали отдаляться. Видимо, вышли из палаты. И Алиса обрадовалась наступившей тишине. Короткий период бодрствования оказался выматывающим и очень хотелось хотя бы немного поспать. И тут в полудреме, на периферии сознания замаячила какая-то мысль, беспокоящая, как комар, летающий по комнате и мешающий уснуть.

Вдруг в памяти всплыли оброненные доктором слова: «…тело пролежало без движения больше двух лет» и глаза Алисы резко распахнулись. Рядом как сумасшедший запищал аппарат, измеряющий сердцебиение.

Два года! Алиса пролежала здесь два года! Как такое могло произойти? Проспать два года своей жизни и даже не знать об этом!

Вспомнились слова про кому. И тут же нахлынули вопросы. Та вторая женщина, Анаит, должна бы уже прийти в себя и все рассказать! Почему подлог ещё не раскрыли? Должны были обнаружить хотя бы то, что у них разная группа крови…

Если только Анаит не страдает амнезией… или если не умерла…

Медсестра с уколом быстро появилась