Про зеленые трусы

Ночью случилась такая беда, что все кухонные монстры выползли из своих убежищ и столпились под сушилкой для белья. Даже поддверный монстр, узкий, как ремешок, и тот приполз. А ведь ему давно за сто тыщ лет, одной лапой он уже на радуге для монстров. Его уже раза три хоронили, да он обратно приползает каждый раз. У – упорство.

Даже крохотный обгорелый монстрик из фена прилетел. Если когда вы сушите волосы, вам примерещится черный мотылек, не надо делать руками вертолет. Он так может башкой в кафель улететь, а вам потом мозги оттирать со стенки. Берегите своих монстриков, у вас же вся квартира ими нафарширована. В унитазе тоже есть, да. Нет, он не вылезет, если туда поорать, я пробовала. Нет, он не глухой, он в наушниках. Слушает музыку, унитазный джаз.

Сначала кухонные монстры приперлись позлорадствовать, ведь проблема была у монстра из стиральной машинки, у того самого, что всех бесит. Выделывается много. Все монстры – недоделки, один он крутой. Типа, в шкафу и под диваном любой может жить, вы попробуйте-ка пожить в стиральной машине!

Когда она просто стоит, еще терпимо, а когда ее врубают, начинается такое бу-у-у-э-э-э-э и дырдырдыр, что ходишь потом весь зеленый. Поэтому, когда монстр из стиралки выбирается наружу, он ходит как матрос враскачку, немножко держится за печень и дышит глубоко, чтоб не того-этого нечаянно.

Монстр из стиралки – это особая каста, не то что какие-нибудь подкроватные, которые, тьфу, всю жизнь возятся в пыли и кошачьих перекати-поле. Что сложного среди ночи вылезти и шуршать по комнате? Вы попробуйте среди бела дня контактировать с человеком.

Почему, когда человек открывает стиралку, она пустая?

Просто о тех случаях, когда человеки открывали стиралки, а стиралошные монстры по какой-то причине не успевали спрятаться (целовались там или жевали ваш лифчик), история умалчивает. Много, ой много страшных тайн скрыто в дырочках стирального бака. Зря вы думаете, что уж вас-то туда не запихать… туда однажды даже одного борца сумо запихали, и ничего, вошел.

Этим вечером стиралошный монстр то ли заснул, то ли просто обожрался носков и замешкался, не заметил, как хозяйка выключила машинку и стала белье развешивать. Еле успел прикинуться зелеными трусами.

– Странно. У меня таких не было. Наверное, соседские ветром принесло, – подумала хозяйка. Она была оптимистка и всегда находила логические объяснения любым странным происшествиям.

И крепко прищемила монстру шкуру прищепками. И еще кой-чо важное прищемила, да не при детях будет сказано.

Повисел, повисел стиралошный монстр, подергался, подергался, но прищепки хозяйке достались в наследство от бабушки и держали крепко.

– Помогите, – пискнул стиралошный, особо ни на что не рассчитывая. От отчаяния больше.

Поздно вечером, как только хозяйка ложилась в спальне читать, у кухонных монстров начиналась Бесшумная огрызошная вечеринка. И такая она была популярная, что даже из соседних квартир монстры припирались. И тараканы, и прочие букашки. И некоторые коты даже. Короче, много тусовщиков набивалось. Секьюрити пускали только самых бесшумных и быстрых, тех кто мог за секунду до открытия двери успеть зашифроваться под тапок или еще под что. Зайдет, бывало, хозяйка с книжкой водички попить или немножко пельменей поесть в час ночи, а там и на люстре в десять рядов висят, и под ковром в три слоя. И тишина. Очень любила хозяйка такие тихие вечера, когда даже любимые тапки сами собой подбегали к ногам.

На писк стиралошного монстра приперлись все. Вообще все. И десять рядов с люстры, и три слоя из-под ковра. И тараканы, и прочие букашки. И чей-то давно умерший кот. Не то чтобы скелет, скорее, привидение кота. Ну не захотел идти на Зарадугу, сидел, сидел, слушал как ему ангелы кискискают, передумал и пошел обратно по тоннелю домой. Так и бродит до сих пор по девятиэтажке где хочет.

Приперлись все, стали бесшумно ржать и клешнями да щупальцами с ложноножками тыкать:

– Блевотка висит! Ха-ха-ха. Идиотище.

Ну сам виноват как бы. Не надо было выпендриваться, нос воротить от кухонных монстров. Виси теперь, друг сердешный, до утра. А утром хозяйка сама решит, что с этими страшными зелеными трусами делать. Может, выкинет нафиг в мусоропровод, там на стиралошного монстра помоешные давно зуб точат. А не надо было в мусоропровод орать: «Дураки вонючие!»

Очень плохо у стиралошного монстра с дружбой было. Не любил его никто.

Перестал он пищать о помощи, повисел молча три минуты, да и заревел с зелеными такими красивыми соплищами: «Я больше не буду, простите меня!»

Ну, кухонные добрые душой были ребята. Когда всю жизнь возле вкусных огрызков да в тепле обитаешь, говнистых характеров не бывает. Говнистость – она от голода, холода и прочих неблагоприятных условиев появляется в организме.

– Точно не будешь больше?

– Честно-честно.

– Поклянись.

– Клянусь хозяйкиным лифчиком, что больше никогда не буду обзываться.

– А покатаешь нас в стиралке?

– А вы не наблюете тама?

– Наблюем. А пену нам сделаешь для вечеринки?

– Сделаю! Снимите меня сейчас же! У меня уже синяки от прищепок.

Повскакивали кухонные монстры друг на друга, сделали пирамиду и клешнями да щупальцами с ложноножками кое-как побороли старые прищепки. Упал стиралошный в копытца да в лапки к кухонным монстрам: «Спасибо, спасибо!» – говорит.

Очень ему не хотелось, чтоб помоешные ему морду сильно набили и в какашках изваляли.

С тех пор на каждой Бесшумной огрызошной вечеринке блевотный аттракцион «Эх, прокачу!» и мыльная пена до самого потолка.

Если у вас нет крепких прищепок и вы вдруг вытащите из стиралки неожиданные зеленые трусы, киньте это обратно. А то выколупывай вас потом из дырочек…

Синяк и лохматый

Лохматый так хотел собачку, что, проснувшись однажды ночью, увидел, как она бродила по его комнате. Правда, у нее было шесть ног, она чуть-чуть светилась и была синей, но все равно – чудесной.

Лохматый замер от восторга и молча любовался песиком.

– Назову его Фридрихом. Или Синяком. Здорово же будет орать на весь двор: «СИНЯК! Ко мне!»

Тут Синяк нашел носок и стал с чавканьем его жевать.

– Синяк! Фу! – громко сказал Лохматый.

От неожиданности песик упал на бок и притворился дохлым. Тогда Лохматый слез с кровати и вытащил пожеванный носок из пасти:

– Нельзя носок есть! У тебя живот потом болеть будет.

– Ни разу еще не болел, – буркнул песик, продолжая лежать на боку.

– Ты говорящий! Во дворе все сдохнут от зависти.

– Все сразу?

– Ага.

– Я люблю такое. Когда дохнут.

– Кто ж не любит! – улыбнулся Лохматый.

– Ты странный мальчик. Первый раз такого вижу, чтоб не орал, – сказал Синяк.

– А я первый раз вижу говорящего песика.

– А я и не песик вовсе.

– А кто?

– Дашь носок дожевать, скажу.

– На. А моя мама говорит, что если есть вредную фигню, то может случиться заворот кишок.

– А моя мама говорит: «Ешь, пока роток свеж!» – прочавкал Синяк.

– А ты как в мою комнату пролез?

– Через щелочку под обоями.

– Здорово. А можно к тебе в гости?

– Лучше не надо. Тем более, ты в щелочку не пролезешь.

– Жалко. Тогда пошли завтра днем в наш двор, я тебя ребятам покажу.

– Днем не могу. Вашим днем я сплю.

– Блин! А можешь разик не поспать?

– Не, мне лучше поспать, а то я кому-нибудь носок откушу вместе с ногой. Сон делает меня добрым.

– Понимаю, меня тоже. Ты обещал сказать, кто ты.

– Дашь второй носок?

– Держи.

Синяк снова зачавкал, заодно жадно поглядывая на свисающие со стула шорты:

– Жалко, что у людей не десять ног, а всего две. Двумя носками разве наешься.

– Шорты не могу дать. Мама прибьет.

– Понимаю. Мамы они такие. А чо можешь?

– В смысле – чо могу?

– Чо можешь дать еще пожевать?

– На кухне ветчина есть в холодильнике.

– Бе. Не, я такое не ем же. Может, платок носовой есть засморканный? Или что-нибудь мятое и грязное?

– Такого у меня полно.

– Правда? – так обрадовался песик, что даже завис в воздухе и перевернулся два раза.

– Правда-правда! – сказал Лохматый. – Подожди минутку, я сейчас быстро в ванную схожу! – Лохматый тихонько выскользнул из детской. Минуты через три он вернулся с виноватым видом.

– Слушай, я забыл. Мама вчера стирку устроила, так из грязного ничего не осталось. Вот я папины трусы принес, но они тоже чистые.

– Да что за дом у вас такой? Собачку покормить нечем! – сердито сказал Синяк. – Некогда мне тут с тобой разговаривать, у меня дел полно. Закрой глаза!

– Зачем?

– Чтоб ты не видел, в какую щелку я залазить буду.

– Ладно. – Лохматый закрыл глаза ладошками.

Синяк тихонько протопал к дальней стенке, отогнул краешек обоев и стал протискивать в щелку.

– Да штош такое! Ы-Ы-Ы-Ыххх!

– Что, не пролазишь? – поинтересовался Лохматый, глядя на Синяка сквозь растопыренные пальцы.

– Это ты виноват! Накормил меня своими толстыми носками! Говорила мне мама: «Не связывайся с людьми, они подлые!»

Синяк еще раз потыкался в щель, потом сел и заныл: «Я до-о-о-мо-мой хочу! К мамочке моей!»

– Да не реви ты. А то разбудишь родителей. Я придумал!

Лохматый сел рядом с Синяком, засунул палец в нос поглубже, что-то там подцепил, вытащил и стал размазывать по синей шкурке.

– Клади мне прямо в рот! – оживился Синяк и широко-широко раззявил пасть.

– Стой! Не ешь. Это не для этого.

– Для этого, для этого!

– Ты что, хочешь застрять в моей комнате навсегда?

– Не-а.

– Тогда сиди смирно. И не мешай мне тебя козявками обмазывать. Они помогут тебе стать скользким, и ты пролезешь в свою щелочку, понял?

– Ты гений!

– Гений не гений, главное, чтоб козявок хватило, – озабоченно сказал Лохматый и снова засунул палец в нос.

На счастье Синяка, в тот вечер Лохматый катался с ледяной горки до звездочек в глазах, промочил ноги и слегка простыл. Так что материала хватило на всего синего «песика», благо он был небольшой. Можно сказал, повезло. Пришлось, конечно, слегка подтолкнуть, но в конце концов Синяк проскользнул в щелку под обоями.

– Спасибо! – раздалось из – под обоев.

– Не за что. Приходи еще. Я обещаю достать еще носков.

– Ладно, приду.

Так у Лохматого появилась своя собственная личная собачка. И исчезли все носки. Потому что это никакая не собачка, это обыкновенный ночной носочник. Тот самый, который живет в щелочке за обоями. Только тсссссс. А то его мама прибьет.

Настоящий монстр

– Пап, а сколько идти от моей комнаты до туалета?

Конец ознакомительного фрагмента.