Цитаты из книги «Избранные эссе. Пушкин, Достоевский, Цветаева»

Час Души – это час, когда человек становится достойным своей божественной природы, и тут полагается предел его пределам. Душа ощущает свою беспредельность, свое бессмертие, свою внутреннюю бездну, внутреннюю полноту. Час души – это час полного поворота извне вовнутрь.

До поры до времени может совмещаться множество начал. До поры до времени можно обходиться без жертвы. Но рано или поздно наступает момент выбора, после которого сытые волки с целыми овцами никак совместиться не могут. Себялюбие – или любовь. Самоутверждение – или самоотверженность, – вплоть до полного самоотречения. Перед таким выбором стоит библейский Авраам. Он выбрал. И эта готовность к жертве была важнее самой жертвы. Жертва не понадобилась (Быт. 22:1–19).

Чувство своей вины, чувство великого Долга перед своим высшим началом, чувство спроса с себя и готовности к ответу приходит в глубинный, тишайший час – час Души.

У человека есть возможность вместить Бога внутрь. И пока он этого не сделал, он виноват в том, что тигры-стихии рыскают по лесам земли и по трущобам души. Преобразиться – значит укротить этих тигров. И это задача человека. Укротить тигров и создать духовный космос и внутреннюю гармонию. Создать внутренний строй, подобный величественному строю мироздания.

Как бы ни была велика и могуча отдельная личность, она – ничто перед Роком. Даже боги подчинены Року. Только тот, кто ощутил свое единство со всем миром, кто чувствует себя неотделимым от самой далекой звезды, как и от любой живой души, – выходит из-под власти Рока. Для такой души нет ничего внешнего. Все внутри. И тогда оказывается, что Рока – нет. Ему негде быть. Нет пространства для него. Внешнего пространства больше нет. Дух собран и подчинен только самому себе. Бог – внутри.

Боги-стихии снимают с человека вину. Человек перед силой стихии – ничто. Для христианского мира все иначе. Человек виновен и ответственен. Человеческий дух – не ничто перед стихией. Он может дорасти до всемогущества, приняв на себя всю вину мира и взяв на себя всю ответственность.

Тут решает не порыв, не сверхсильный взлет; нужен повседневный, может быть, ежечасный труд духовный – тот бесконечно терпеливый труд, на который Марина Цветаева была способна (и как способна!) только в творчестве

Теперь нужна великая духовная работа погружения внутрь, освоения внутреннего пространства. Усвоения благодати, как сказали бы христианские богословы. Нужно привести все существо туда, куда на мгновение, в едином порыве, в озарении, заглянула душа. Это и есть самая трудная и самая обязательная для души работа. И никакая тоска по Вечности, никакой порыв от жизни этой работы не заменят. И смерть тут ничего не решит. Она только оттянет и бесконечно усложнит задачу.

У Орфея мифического и рильковского первое прикосновение к Вечности тоже оставило великую тоску, ожог, «посмертную сквозь». Певец не выдержал Вечности. Он оглянулся. И – Вечность, прожегшая его, достовернейшая Вечность, – исчезла. Он видел ее. Он был в ней. Он не может сомневаться в ее реальности. Она есть. Но он – вне ее. Оглянулся – остановился. Вышел изнутри наружу. Во тьму внешнюю. А вечность осталась внутри…

Тезей после встречи с Вакхом – существо раздвоенное, еще не небесное, но уже не земное, задыхающееся на земле и не могущее оторваться от нее. Боги – стихии – рвут это существо на части яростнее, чем когда-нибудь. Ведь существо это дерзнуло хоть на миг сравниться с ними; Тезей хоть на миг, но был богом, а «боги мстят своим подобиям»… Этот высший миг был поединком смертного с богом. Смертный выдержал руку бога. Поединок кончился добровольным поражением смертного и победой божественного начала в нем самом. Но ведь это был лишь миг. Вечность была мигом. Разорвала на мгновение, как молния, тучи смертной природы и скрылась. Душа знает, что это есть. Но где это?