17 пуасселя (30 августа) – Родион Гернсийский.

15 мендевря (13 февраля) – Эвридика Гваделупская.

7 эйнштерта (2 апреля) – Гвидо Ваский.

12 ламарта (28 июля) – Геннадий Вазиристанский.

13 лавуазевря (23 сентября) – Гликерия Южноосетинская.

1 лунеля (4 декабря) – Клитемнестра Кюрасауская.

24 пуасселя (6 сентября) – Эдуард Кукский.

5 кеплеря (28 апреля) – Евангелия Ниуэская.

27 мендевря (25 февраля) – Купидон Мэнский.

2 эйнштерта (28 марта) – Эрнестина Кралендейкская.

28 ламарта (13 августа) – Ирма Шанская.

Mythologia

Теперь мы переходим к разделу, в котором подробно описаны деяния святых. Этот раздел представляет собой 228 коротких рассказа о судьбе того или иного человека, сына или дочери нашей планеты.

Vitém¹ – прародитель, первый человек. Не имел имени, но для обозначения назовём его так.

Прим.: в произведениях содержится немало ссылок на известные и не очень произведения мировой культуры.

Януарий Абхазский

Януарий был рядовым пастухом, гоняющим скот по живописным горам солнечной Абхазии.

Его детство не отличалось ничем особенным; тем, что не было бы схожим с иной семьёй из соседнего аула.

Однако, что не было типичным, Януарий был единственным сыном своей матери: единственной дочери. Дедушка абхазского пастуха давно скончался, а отца мужчина никогда не знал, но, как говаривала ему бабушка, это был человек невероятной силы – не физической, но духовной, – что выражалось в том факте, что он был волевым и всегда сохранял ясный и трезвый ум.

Как единственный представитель мужского пола в семье, Януарий очень рано познал всяческие виды труда – тяжёлого и лёгкого, «женского» и «мужского», если эти прилагательные применимы к слову «труд». Но более всего самому Януарию нравилось пасти горных овец: эта работа давала ему много времени на то, чтобы порассуждать наедине с собой, в тишине, на свежем воздухе, посреди горных вершин, чувствуя единение с природой и всем живым и неживым миром.

Однажды, второго эйлерта (двадцатого июня) 200 года до нашей эры, Януарий не вернулся к вечеру в родной аул. Мать и бабушка забеспокоились слишком поздно, когда солнце уже было далеко за горизонтом.

Наутро мать Януария в сопровождении двух местных мужчин – двоюродного брата и дяди – последовала за сыном.

На полпути обеспокоенные родственники обнаружили растерянных овец, гуляющих в стороне от «народной» тропы. Один из мужчин заторопился сбить в стадо разбежавшийся скот, но мать Януария осекла эту его попытку.

К вечеру поиски завершились трагическим успехом: мать нашла тело любимого сына распростёртым на скалах, покрытых мхом и сухими кустарниками. Горю её не было предела, и даже стойкие и обычно хладнокровные мужчины пролили слёзы в память о юном пастухе, навсегда оставшемся лежать в месте, которое он так любил при жизни.

Юния Азербайджанская

В сто двадцать третьем году до нашей эры Юнии было восемь лет. Это была худенькая девочка с глазами и волосами цвета вороного крыла. Каждый член её многочисленной родни отмечал схожесть Юнии с её матерью – самой красивой женщины аула.

Однако, Юния не отличалась покорностью матери: она была взбалмошной, слегка капризной, но в равной степени игривая и забавная малышка. Поистине, единственным, что роднило её с матерью, была красота.

Как-то раз, в пасмурный и хмурый день, Юния потерялась, чем вызвала немало отчаяния и невыразимой печали в родственниках девочки. Мать её окончательно замкнулась в себе, а отец больше не мог вымолвить ни слова. Не было ни одного мальчика, девочки, юноши, девушки, женщины или мужчины, старика или старушки, кто не был бы огорчён пропажей маленькой прелестницы, озорной и вечно весёлой Юнии.

Шли дни, месяцы, годы, и только десятого кеплеря (третьего мая) сто тринадцатого года до н.э. Юния наконец нашла свой дом и свою семью. Многих уже не стало, но столько же и прибыло.

Как это случилось? Дело в том, что Юния была похищена стариком-отшельником, желавшим воспитать из буйной девчонки смиренную девушку. Idee fixe так не была достигнута отчаявшимся стариком, хотя Юния снискала славу загадочной, серьёзной девушки, предсказательницы, живущей в мрачной пещере посреди азербайджанских холмов.

Изредка смелые девы и мужи, ищущие приключений или пропитания молодые, скрывающиеся от любопытных глаз любовники и просто заблудшие – все приходили к «Загадочной девушке из Дамджылы». Юния радушно принимала редких гостей и с удовольствием гадала им, указывала выход из сложных и запутанных ситуаций и частенько развлекала приятным и милым общением.

Но такой, казалось, идиллии тоже когда-то должен был подойти конец. Старичок скончался, и нежданно издалека прибрёл неизвестный доселе охотник, объявивший себя хозяином пещеры, позабавившись с Юнией, а затем выгнав её.

Долго Юния скиталась меж пейзажами Азербайджана, но путь резко прервался, как только она увидала сидящую у реки, плачущую женщину.

– Что с вами? Почему вы плачете? – спросила Юния, кладя нежную руку на плечо незнакомки.

– Ох, если б ты знала, милая девушка! Десять лет назад я потеряла свою дочь, и образ её не даёт мне покоя, – молвила сквозь слёзы женщина, – А вдруг она до сих пор жива? О, милая, наверное, ей сейчас было бы столько же, сколько тебе! Я была бы так рада, если б она была также красива, как ты! Ступай, милая девушка, я должна задерживать тебя своими откровениями. Ступай и не думай ни о чём. Оставь меня наедине с моим горем.

– Десять лет? Ох, как бы не столько же прошло с того момента, как я последний раз видела свою семью. Не столько же прошло времени с момента, как старик из Дамджылы похитил меня совсем девчонкою?!

Женщина мгновенно оставила свой плач:

– Назови имя, дитя моё, коль оно есть у тебя.

– Юния.

– Ох, неужели! – вставая и сплетя ладони, словно в мольбе, воскликнула незнакомка, – Юния, ты ли это?! Как же?! – оглядывая девушка с головы до ног, продолжала она, – Юния? О, дорогая моя, как ты прекрасна! Сколько прошло лет? Сколько времени?! Где ты была? Что с тобой было? – забывалась она, – Ох, если ж это ты, то скажи же, каково имя твоей матери?

– Аида, – кротко ответила Юния.

– О, Юния! Верно, это ты!

Женщина крепко обняла свою давно потерянную дочь, плача – от счастья и от радости – и целуя своё «маленькое золотце».

Позже мать и дочь вернулись в аул, где Юния рассказала о том, что происходило в её жизни все эти годы, отнюдь не потерянные. К сожалению, отец Юнии так и не узнал о судьбе любимой дочурки.

Юния удивила всех переменой своего характера. Она стала жить обычной жизнью азербайджанской крестьянки. Она гадала, но теперь более открыто, нежели в пещере у старика.

Так, на одном из «сеансов», Юния и нашла свою любовь: красивого и храброго юношу из соседнего аула. Влюблённые быстро стали жить вместе, создав новую, счастливую семью. Мать девушки к тому времени скончалась, и Юния каждый день ходила ухаживать за её могилой.

Юния прожила ещё долго, будучи всегда в мире и согласии с мужем и детьми, пронеся радушие, весёлость и готовность идти на помощь через всю жизнь.

Прасковья Андоррская

В маленькой части суши на Пиренеях жила уже не первый год пожилая и одинокая, но не утратившая своей природной красоты, женщина Прасковья. Целые дни она проводила, сидя у своего ветхого домика, смотря на окрестности Андорры и вспоминая былые времена, давно и безвозвратно ушедшие.

Когда-то давно, в ранней юности, Прасковья прислуживала римскому императору Октавиану Августу и помнила правление Гая Юлия Цезаря, в период которого была ещё совсем юной. Ей приходилось выполнять самую грязную работу, но любое мерзкое дело окрашивалось новыми цветами, как только на горизонте появлялась Прасковья.

Все люди, которые видели Прасковью в молодости, заглядывались на неё. Но ни один из романов не оканчивался ни свадьбой, ни даже помолвкой.

Когда роскошной молодой римлянке исполнилось двадцать лет, родители отыскали её подходящего им мужа, могущего привнести в семью обширный капитал. Узнав об этом, Прасковья была шокирована решением родителей, а, встретившись с женихом, утвердилась в своём решении окончательно.

Звёздной ночью Прасковья сбежала из отчего дома вместе с очередным любовником. Долго они бежали навстречу новой жизни. Но на третий день побега пара наткнулась на группу бежавших от казни преступников. С любовником Прасковьи они разделались без лишних мыслей, но девушку отпускать не хотели также, как и убивать.

Так Прасковья стала путешествовать вместе с преступниками, пока ей не удалось на одной из стоянок скрыться в глуши кустарников и лесов. Найдя небольшую андоррскую деревню, Прасковья устремилась к люду, по которому она так скучала и который так любила. Она быстро «вошла» в коллектив, но никогда не открывала ни своего происхождения, ни прежней жизни, говоря, что она заблудилась и ничего не помнит.

Через пару лет, после долгих уговоров, она вышла замуж за мудрейшего господина, какой только был в ближайшей округе. Они прожили вместе двадцать лет, пока муж Прасковьи не умер от скоротечной болезни.

Детей в браке Прасковьи и Леонилла (так звали её мужа) не было: после двух выкидышей Прасковья более не беременела. Зато женщина с удовольствием дарила нежность, доброту, заботу и любовь животным и детям из других семей.

Так продолжалось до тех пор, пока в Прасковье оставались силы. Двадцать восьмого мендевря (двадцать шестого февраля) у неё произошёл апоплексический удар, вследствие которого женщину парализовало. Только одна соседская девушка взялась ухаживать за одинокой старушкой, скрашивая последние дни её существования.

Юлиус Афганский

Когда расцвет Парфянского царства подходил к концу, Юлиус был вынужден покинуть свой дом, пока он не превратился в сухие и пыльные руины. Впредь Юлиус числился военным. Обоснованием такого выбора можно назвать также и желание «отдать честь Родине», рождающиеся от осознания собственной никчёмности и невозможности дать миру что-либо ещё. Но самым весомым аргументом было, естественно, то, что в истинности выбора никакого не было. Благо, Юлиус являлся, как сейчас сказали бы, «первым парнем на деревне»: он был силён, красив и умён. В иные времена этому мужчине была бы уготовлена другая, возможно, более счастливая и невынужденная, доля.

Юлиус, несмотря на его достоинства, приводившие в экстаз даже отчаявшихся дурнушек, быстро затерялся в толпе таких же воинов, как и он, как и почти две тысячи спустя. Потому окончание его судьбы, как и многих других, значится словами: «Без вести пропавший».

Тевкр Бахрейнский

Где-то на живописном ландшафте Дильмуна процветало рыболовецкое ремесло, в котором был занят грубоватый, могутный мужчина Тевкр, славившийся в сих краях, как самый бравый и ответственный господин и приветливый хозяин. Внешний вид его поначалу всегда отталкивал, но, чем доскональнее люди узнавали его, тем желаннее становились встреча и разговор с ним.

Всем Тевкр помогал, и со всеми он был одинаково вежлив и услужлив. Богатым и баловням судьбы мужчина не имел привычки лишний раз показываться на глаза, но, как только Тевкр оказывался нужным, его персона была тут как тут. Беднякам и бродягам он всегда отвешивал половину своего улова, даже если тот был невелик. Но не смотря на кажущуюся открытость и радушие Тевкра, никто из его близких не мог сказать, что знает и понимает мужчину.

Третьего эйнштерта (двадцать девятого марта) пугающая весть ледяным ветром пронеслась по Дильмуну. Пропала маленькая девочка – дочка знатной дамы и уважаемого мужа. Всё поселение отчаянно искало дорогую потерю. К вечеру того же дня девочка была найдена… в доме бобыля Тевкра. Девочка, увидав мать, со всех ног бросилась ей в объятия. На множественные расспросы жителей «Зачем?», «Почему ты украл её?», «На что тебе сдалось невинное дитя?» преступник не мог дать должного ответа.

По мановению руки Тевкр из приятного члена общества перешёл в разряд изгоя и персоны нон-грата. Так длилось неделю, пока, не знающий, как загладить вину – ни подарки, ни добрые слова не возымели действия, – Тевкр, будучи крайне опечален и удручён, направился в очередной раз на излюбленную работу – рыбную ловлю, – к берегу океана, дабы поразмыслить и вынести себе приговор и наказание.

Но суд уже состоялся: общество произвело его. До пляжа мужчина не дошёл, а дом его превратился в обгоревшее стойбище неназванного гостя, продолжавшего жить в устах жестокого люда.

Юлиан Бельгийский

На севере Галлии забрезжил рассвет, когда монах Юлиан покинул родные земли и отправился в странствие по Европе. Его никто не ждал, никто не любил, но все были одинаково удивлены, когда вечно мечущийся где-то рядом Юлиан испарился так, будто его и не было.

По прошествии нескольких лет аскетичной жизни мужчина, к тому времени ставший седым и истощённым стариком, пришёл в неизвестные ему Дельфы, где встретил Плутарха и Эномая и имел удовольствия вступать в полемику с ними. Таким образом Юлиан в благородных летах, увлёкшись философией, вернулся к мирской жизни.

«Юлиан из Галлии», как называли его местные жители, в течение многих лет оставался неизвестен за пределами Дельф, пока седьмого ламарта (двадцать третье июля) сто четвёртого года нашей эры он не выпустил своё первое произведение «О человеке и судьбе», представляющее собой огромное собрание рассуждений, начертанных на нескольких пергаментах.

И знаменитые, и малоизвестные философы и их ученики сразу же обратили внимание на произведение Юлиана и прочли его, объявив автора «учёным» и «мудрейшим из мудрейших». Один из знакомых Юлиана поспешил сообщить ему о безграничных восторгах и одобрениях и незначительной критике, относившейся более манере письма, нежели к содержанию, но, с трудом отворив дверь холостяцкой хибары, не нашёл виновника торжества. Снова Юлиан исчез в момент, когда жизнь его должна была измениться не по его собственной воле, а по воздействию извне.

Поиски в Дельфах ни к чему не привели, но и за пределами города никто не слышал о теперь уже «странном старике, сбежавшем от успеха». Единственный труд Юлиана был забыт через год, а все вопросы читателей и их замечания остались безответны. Только дети плебеев продолжали пугать друг друга «призраком из Галлии» и «тенью отшельника», однако и этим пустословиям в скором времени пришёл конец.

Поистине, ничего не меняется.

Ювеналий Боснийский

На просторах, в будущем ставших известными, как Босния и Герцеговина, трудился гончар Ювеналий, многодетный отец, любящий муж и исправный работник. Вся жизнь его походила на вымышленную и далекую от реальности идиллию, пока четвёртого пуасселя (семнадцатого августа) он не встретил Лиру – девушку из богатой семьи торговца, мерзкого и жестокосердного человека, для которого наивысшим благом считалось набить сполна итак набухший кошелёк и такое же брюхо.

Зрелый мужчина и юная дева с первой встречи понравились друг другу, но оба не хотели и думать о возникшем из ниоткуда чувстве. Ювеналий был в отчаянии. Как он, семьянин и ответственный, преданный своему делу работник, мог влюбиться в девушку, годившуюся ему в дочери? Лира в то же время размышляла: «Как дочь богатейшего господина могла заметить и овеять вниманием какого-то мужлана, такого же, как моряки, доставляющие товар её отца в чужеземные местности?» Но и тот, и другая в унисон стремились к сближению друг с другом, не осознавая и недооценивая всей глубины «мимолётного увлечения».

В попытке развеяться Ювеналий отправился вон из дома и, к собственному же удивлению, обнаружил на одной дороге с собою Лиру.

– Добрый вечер, – произнесла девушка, – Я вас уже где-то видела. Вы Ювеналий…

– Да, это я, – грубо ответил мужчина, – А вы Лира, дочь Мустафы?

– Именно, – весело ответила Лира, – Вы гуляете?

– Да…

– Я тоже! Как мы совпали. Никого на улице нет, кроме нас. Как прекрасно! Ой, простите, – смущённо осеклась она, – Я не очень люблю толпу, рынки и всё это… Ну, вы понимаете. То, без чего имя моего отца не было бы так известно.

– Да, я вас понял, – жёстко ответил Ювеналий и побрёл в противоположную от собеседницы сторону.

– Подождите, куда вы? – опешила Лира, – Я же не о вас… А, может, перейдём на «ты»?

Ювеналий резко остановился и устремил взгляд в лицо девушки:

– Если вы, то есть… Если ты так хочешь. Главное, чтобы никто не застал нас, а то иначе доложат твоему отцу, и мы вряд ли ещё встретимся.

– Верно… – медленно осознавая сказанное, промолвила Лира.

– И вообще, я лучше пойду, – тихо и строго сказал Ювеналий и торопливо пошёл в сторону мастерской.

– Подождите! Нет, подождите! – закричала дева, вызвав удивление в глазах мужчины, продолжив стихшим голосом, – Я хотела… хотела бы сказать вам, то есть… тебе, – говорила она, приближаясь к гончару, – Я, в самом деле, люблю тебя. Да, люблю, и я хотела бы, чтобы ты знал это.

– Знаешь… – начал Ювеналий, но Лира перебила его:

– Нет, не говори. Я знаю, что ты не любишь меня, поэтому я лучше пойду…

– Я тоже люблю тебя, Лира, – произнёс мужчина, обнимаю дрожащую от вечернего холода девушку; он произнёс с ухмылкой, – Ты замёрзла?

– Да, слишком лёгкое платье для пляжа.

– Пойдём ко мне в мастерскую, – предложил Ювеналий.

– Нет, там наверняка кто-то есть, – отрезала девушка.

– В это время там уже никого нет. Пойдём.

Лира повиновалась.

Так начались отношения дочери торговца и гончара, в мастерской которого они встречались каждые два дня.

Однако, роман продлился всего месяц, после чего девушка, разоблачённая и пристыженная, вынуждена была по велению отца удалиться в монастырь.

Ювеналий, узнав об этом, окончательно погрузился в скорбь и, сломленный, вновь побрёл всё на ту же прибрежную равнину, где не так давно вспыхнула страсть его и божественной Лиры. Чтобы никто не увидал «распутника», мужчина отошёл от наиболее посещаемой части пляжа.

Всю ночь он оплакивал свою разрушенную жизнь, а под утро приблизился к морю, дабы смыть грех и позор.

Домой он не вернулся, и никто понятия не имел, куда запропастился талантливый гончар и любящий отец.

Эмиль Уагадугский

В четырёхсотых годах нашей эры произошла эта история.

Эмиль, парень с кожей цвета кофейных зёрен и мускулами – символом усердия и крепости духа. Он выжил, несмотря на бесконечные засухи и недостаток пищи и воды.

Будучи юнцом, Эмиль женился на ещё более молодой тёмненькой девочке, которая, однако, вскоре скончалась при родах.

Убитый горем Эмиль забросил всякую работу, закрывшись в хижине и оплакивая свою дорогую и любимую жену.

Позже Эмиль начал видеть призрак маленькой жены, когда солнце полностью закатывалось за горизонт. Привидение подплывало и клало мнимые ручки на шею вдовцу. Тот пугался, но сразу же говорил:

– А, это ты, моя милая. Ты снова напугала меня, но ничего. Я всё равно тебя люблю. Люблю также, как и в то время, когда ты была жива, – и гладил её призрачные пальцы, целуя и лелея их.

Эмиль забыл о сне и об удовлетворении естественных потребностей.

Местные жители не решались заглянуть в «хибару сумасшедшего». А Эмиль, тем временем, проводил дни напролёт в общении со своей давно почившей женой.