Максим Ермолаев, а для друзей и одноклассников просто, коротко и стильно Макс, сидел в междугороднем автобусе у окна и скользил глазами по быстро меняющемуся пейзажу, представленному разномастными домами вперемешку с группками окутанных зеленью деревьев. Но мысли его были далеко отсюда и по расстоянию и по времени. Он вспоминал, как начиналась эта история, в которой он повел себя не лучшим образом. И, должно быть, именно плохое ее начало привело к тому, что произошло потом…
…Девятый «Б» был на хорошем счету среди учителей. Успеваемость в целом вполне приличная, активность в школьных мероприятиях выше средней, да и коллектив весьма дружный. Дисциплина, правда, кое-где хромала, но, в основном, из-за отдельных личностей. К таковым как раз и относился Ермолаев Максим, с младших классов зарекомендовавший себя как заядлый прогульщик, попирающий устои школы и вносящий своими шуточками и комментариями дисбаланс в уроки. Но учителя часто на все это закрывали глаза, потому что в жизни школы, не касающейся учебы, он был незаменим. Школьные концерты, соревнования юных дарований, театрализованные постановки – ничего из этого не обходилось без него. Максим был артистичным и очень любил выступать, а с третьего класса еще и занимался брейк-дансом. А таким звездам, как известно, сходит с рук многое, даже кольцо в носу.
…Достаточно большая часть класса тесно дружила между собой. Во многом эта сплоченность объяснялась их совместным участием в различных школьных мероприятиях. В эту группу активистов как раз и входил Макс. Время подкатывало к середине декабря, приближались каникулы и новогодние праздники. Директриса, женщина энергичная и неуемна, любила, когда вокруг нее бурлила и клокотала жизнь, причем не только учебная, но и творческая. Поэтому каждому классу было дано задание подготовить по два номера художественной самодеятельности к новогоднему концерту.
Собственно с этой целью и собралась сейчас часть девятого «Б» в размере десяти человек. Остальные вполне успешно смотались домой. Хотя оставшиеся не возмущались. По опыту было известно, что толку от смывшейся части все равно никакого нет. То, что исполнение одного номера должен взять на себя Макс, даже не обсуждалось. Его брейк всегда пользовался диким успехом у учеников. А вот над вторым выступлением приходилось поломать голову. Однако после восьмого урока на ум уже ничего не шло… Ребята с уставшими пасмурными лицами скучились недалеко от окна. Поступило несколько предложений, но они почти сразу отсеялись. Часть из-за того, что неинтересные, а часть из-за невозможности претворения в жизнь. И теперь в классе висела навевающая дремоту тишина. Иванкова Варя сидела за партой и тусклым взглядом смотрела сквозь оконное стекло вдаль на невеселое зимнее небо, подернутое серыми тучами.
– А, может, проучить ее как-нибудь? А-то достала уже всех! Заучка! – выдала вдруг она, разбив гнетущую тишину и обратив на себя взгляды всех, кто находился в классе.
– Варь, ты о чем? – удивленно вытаращилась на нее Лерочка Шумилина.
– Ни о чем, а о ком! – резанула ответом Варя и хлопнула ладошками по парте. – Я об Ольге Корольковой, этой немой выскочке! Она меня бесит! Сидит, как паук на своей паутине, и все лавры к себе тихонечко так подгребает. Четверти не прошло, а все учителя на нее надышаться не могут. Задолбали уже! «Ах! Олечка молодец! Ах! Олечка умничка! Олечка то, Олечка се! И контрольную-то она быстрее и лучше всех сделала, и сочинение-то у нее самое грамотное и талантливое!
– Да ладно тебе, Варька! Она списывать зато дает! – вступился Кротов Вадик, известный своим извечным зависшим состоянием «между тройкой и двойкой» почти по всем предметам.
– О! Продался уже! – гневно оборвала Иванкова попытку защиты и посмотрела на Кротова так, словно хотела испепелить.
– Да не продался ничего… – промямлил тот и втянул голову в плечи.
Иванкова сузила глаза и обвела всех присутствующих подозрительным взглядом.
– Она, типа, меня одну достала? – процедила Варвара сквозь зубы.
– Да нет, не одну! И нас тоже! – загудели ученики.
– А, может, ее проучить как-нибудь? – подал неуверенный голос Женька Блеснов, который всегда старался подпеть Иванковой во всех ее начинаниях.
– За что? За хорошую учебу? Формально она ничего противозаконного не делает, – усмехнулась Варя.
– Ну… я так… предложил просто… – промычал Блеснов.
– От нее надо постараться избавиться, вот что. И это будет самым разумным. – Иванкова встала из-за парты и, обведя всех загоревшимися глазами, воодушевленно добавила: – Она же раньше на дому обучалась. Вот и пусть валит отсюда обратно на свое домашнее обучение!
– Только вопрос в том, как это сделать? – задумчиво произнесла Шумилина Лера.
В классе вновь стало тихо. Только мысли теперь у всех работали не над тем, какой номер предложить на новогодний концерт, а над совершенно иной, и некоторым, пожалуй, казавшейся весьма скользкой в моральном отношении проблемой. И тишина на этот раз поменялась. Из скучной и сонной она стала напряженной и тревожной… Правда, если брать Максима Ермолаева, то он-то в этот момент думал о том, как пойдет после их собрания в столовку и купит себе там большой ломоть горячей пиццы, которую на местной кухне готовили удивительно хорошо, а еще о том, что Вирсов Серега обзавелся крутой компьютерной игрой, и они сегодня должны ее обновить. А до интриг, сплетаемых Иванковой, ему не было совсем никакого дела, точно также как и до этой новенькой Ольги Корольковой, имени которой он до сегодняшнего дня даже толком и не знал.
– А что если объявить ей бойкот? – вдруг разбил молчание Сашка Пылев, который всегда был не прочь поучаствовать в какой-нибудь интриге. – Она тогда сама уйдет!
– Пылев, идейка-то, может, и ничего, да вот только эту Королькову бойкотировать сложно, – сказала Иванкова. – Она и так ни с кем особо не общается. Это скорее она нас бойкоту подвергает с первого дня, как тут появилась.
– Ну, а если доставать ее как-то начать, – вступила в обсуждение Катя Кашина.
– Ну да. Мелкие пакости там всякие, – тут же поддержала ее сестра-близняшка, Ира.
Иванкова глубоко вздохнула и, снисходительно посмотрев на близнецов, произнесла:
– У нее новоявленная мамочка тут работает, если кто забыл. Она ей настучит, и нам же по шапкам и достанется. И за все «мелкие пакости» мы получим по-крупному, так, что мало точно не покажется!
– Ну а ты что предлагаешь? – спросила Лера Шумилина. И все обратили свои обнадеженные взгляды к Варваре.
– Я?.. – Иванкова сделала весомую паузу, а потом вдруг произнесла:
– А я предлагаю задействовать Максика Ермолаева.
Максим даже вздрогнул от неожиданности.
– В смысле, меня?!
– Тебя, Максик, тебя! – многообещающе подтвердила Варвара. – И в том смысле, что ты должен будешь разбить этой заучке сердце. И как можно быстрее. А она после этого не захочет тебя лицезреть каждый день и уйдет из школы. Ну, или в худшем случае в другой класс переведется, что тоже неплохо.
– А чего сразу я то?! – возмутился Макс.– Вон, пускай Блеснов разбивает или Сашка Пылев.
– Макс, ты придурок! – воскликнула Варвара. – Неужели до сих пор не заметил, что она на тебя пялится?
– Кто? Королькова, что ли?
– Нет! Анджелина Джоли, идиот!
Макс стоял и хлопал глазами, пытаясь осознать себя в обновленной реальности, места для сочной пиццы в которой оставалось все меньше и меньше.
– Ну что, перезагрузился, звезда ты наша? – Иванкова уставилась на него в упор и сверлила глазами.
– Варь, нет, не буду я этого делать. Не хочу я ей ничего разбивать. Не нравится мне все это. Да и Королькова эта ваша мне тоже не нравится. Ни кожи, ни рожи. На фиг она мне сдалась!
– Да брось, Максик! Неужели для общего дела не постараешься? Ты ж, вроде как, свободен сейчас. С Жанкой из «А» класса завязал, я слышала. Ну и поработай на общественном поприще немного. Не убудет от тебя.
Однако Ермолаев сдаваться не собирался и упрямо замотал головой. Тогда Варвара прищурила глаза и, внимательно поглядев Максу в лицо, лукаво процедила:
– Что, думаешь, орешек не по зубам? Не справишься? Пожалуй, такая зубрила может оказаться неприступной крепостью. А осрамиться ты боишься, верно, Макс?!
– Да ничего я не боюсь!
– Боишься-боишься! – напирала Иванкова.
– Если откажешься, значит, признаешь, что слабо! – добавила масла в огонь Шумилина.
– Слабо! Слабо! Слабо! – дружно заскандировали девчонки-близняшки Ира и Катя Кашины.
– Кончай ломаться, брат! Тебе это сделать – раз плюнуть! – подхватил Пылев.
Ермолаев зло оглядел всю компанию, усердно наседающую на него. У него было жуткое желание наплевать на всех, развернуться и выйти из класса. Но… Но глупое самолюбие взяло верх, и Макс неожиданно для себя самого брякнул:
– Ладно! – а потом недовольно пробурчал себе под нос: – Достали уже…
– Ура! – победоносно заверещали девчонки.
– Ну, вот и молодец! – хлопнул его по плечу Пылев.
А когда через несколько минут все потянулись из класса, решив, что интеллектуальной работы на сегодня достаточно, к Максиму подошел Кротов и тихо и как-то неуверенно произнес:
– Нехорошо все это…
– Чего нехорошо? – не понял Макс, мысли которого вновь вернулись к сочному куску пиццы, а от инцидента остался лишь неприятный осадок.
– Да с Корольковой… с Ольгой.
Макс бросил на него беглый взгляд и лишь равнодушно пожал плечами…
Максим Ермолаев… Максим… Макс… Сидя за своей последней партой крайнего ряда, я украдкой поглядывала на него. Веселый, яркий, острый на язык. Учился он неважно, что, кажется, его более чем устраивало, часто опаздывал на уроки (и не только на первые), любил поспорить и даже попререкаться с учителями, хотя определенных границ приличия никогда не переходил и не опускался до открытой грубости и наглости. Учителя относились к нему и его порой дерзким выходкам вполне терпимо. И почему так происходило, мне очень скоро разъяснил Виталик Брянцев, очень любящий вводить меня в курс всех дел, независимо от того, интересно мне это или нет. Но в данном случае мне было очень интересно, и я с жадностью впитывала каждое произнесенное им слово о Максе, о его артистических способностях и танцевальных талантах. И с каждым его словом ореол, нарисованный мной вокруг Макса, сиял все ярче и ярче, а сердце билось все сильнее и сильнее. И уже через пару недель нашего совместного сосуществования с Максом в одном классном пространстве, я поняла, что безумно влюбилась. Влюбилась так, что стоило мне услышать его голос, увидеть его силуэт вдалеке длинного школьного коридора, или же просто его рюкзак, небрежно брошенный на парту и сообщающий о том, что хозяин где-то совсем рядом, как сердце заходилось так, что я слышала его стук даже в горле, дыхание перехватывало, а ноги, казалось, стоят не на твердой поверхности, а на палубе попавшего в шторм корабля. А Макс… совершенно не замечал меня. Недели за три я поймала на себе всего два его взгляда. Один, в первый день его появления, когда Блеснов, видимо, разъяснял ему, кто я такая. Взгляд этот был быстрый, но все же хоть чуточку заинтересованный. А второй через пару дней – лишь мельком, случайный, проскользнувший, будто по пустому месту! А ощущение было такое, словно по моему сердцу полоснули ножом. Я никогда не думала, что любить – это так больно, но не любить я уже не могла… Однако за пару недель до конца четверти Макс все же удостоил меня еще несколькими своими взглядами, причем в них читался интерес. Это было странно. И я даже решила, что у меня не все в порядке со зрением, и мне это просто кажется. Ведь так приятно выдавать желаемое за действительное и видеть то, чего хочешь, а не то, что есть на самом деле.
…До каникул оставалось чуть больше недели. Я пришла рано. Первым уроком по расписанию была алгебра, и мы должны были сегодня писать полугодовую контрольную. Я уткнулась в книгу и пролистывала пройденный материал. Народ потихоньку прибывал и занимал свои места. В атмосфере чувствовались волнение и напряженность. До начала урока оставалось минут десять, учительницы еще не было, и класс негромко гудел, обсуждая возможные задания и возможность списать. Макс пока не появился. Хотя опоздать на контрольную вполне в его амплуа. Я случайно сбила рукой карандаш со стола и нагнулась, чтобы поднять его, как вдруг совсем рядом раздался грохот, и я ощутила, как вздрогнула столешница, о которую я опиралась рукой. Я резко поднялась и увидела на моей парте знакомый рюкзак. Настолько знакомый, что трудно было поверить своим глазам. Рюкзак Макса лежал совсем рядом, в пятнадцати сантиметрах от моего локтя. А возле него… стоял… сам Макс… Я почувствовала, что не могу даже сглотнуть, все мышцы напрочь отказывались слушать меня. Я вытаращилась на парня и никак не могла отвести от него глаз, хотя понимала, что вот так откровенно пялиться – это полное безумие.
– Можно я тут сяду?
Я видела, что Макс что-то говорит мне, но суть вопроса дошла не сразу.
Ощущение реальности, казалось, покинуло меня полностью, впрочем, как и самообладание. На моем лице, видимо, отчетливо читались растерянность и непонимание того, что происходит, потому что уже в следующее мгновение Макс повторил свой вопрос, кажется, стараясь на этот раз говорить более четко.
– Я спрашиваю, сесть здесь можно?
Но на этот раз я ответила, утвердительно кивнув головой. Однако получилось это у меня немного резко и быстро, словно теперь я боялась промедлить с ответом. Хотя, так оно и было…
Макс опустился на соседний стул. Рядом. Совсем рядом со мной. Сердце барабанило, но тело мое начинало подчиняться законам благоразумия. Я вновь уткнулась в учебник и сделала вид, что читаю и вскоре даже действительно начала читать. А сердце понемногу стало успокаиваться. Я не слишком-то привыкла, чтобы судьба преподносила мне что-то на блюдечке с голубой каемочкой. И ко всем даже благоприятным на первый взгляд ее поворотам относилась с осторожностью. Этому меня научила жизнь в детдоме, да и предыдущий опыт двухгодичного проживания с отчимом под одной крышей тоже сыграл свою роль. Я привыкла не расслабляться и ожидать всего, порой самого неожиданного и непредсказуемого и, конечно же, плохого.
А Макс тем временем разложил на парте все необходимое к уроку. И…
– Говорят, ты в алгебре шаришь. Поможешь контрольную решить? А-то у меня нелады с этим предметом.
Вот оно – то самое, неожиданное. До умопомрачения приятно, что Максим обратился за помощью ко мне. Сердце сбилось в своем почти успокоившемся стуке. Но…
«Почему?»
Макс внимательно и отчего-то долго читал всего лишь одно слово, написанное на листочке.
– Чего «почему»?
«Почему я должна помогать тебе?»
– Ну-у… – протянул Максим.
А я стала ругать себя за то, что просто не согласилась ему помочь. Ну вот, действительно, почему? Зачем?! Куда меня кривая понесла?! Сейчас он встанет, заберет свои вещи и пересядет куда-нибудь. От меня. Подальше…
Но Макс не ушел.
– … скажем, из обычного человеколюбия, – при этих словах он посмотрел мне прямо в глаза, и на его губах появилась ухмылка, слегка нагловатая, как мне показалось.
Бесплатно
Установите приложение, чтобы читать эту книгу бесплатно
О проекте
О подписке