Дерево, уже напоминающее очертаниями пирогу, с помощью катков перевозится в деревню. Транспортировка по пересеченной местности занимает несколько суток, ибо колдун часто останавливает людей для выполнения магических ритуалов. Никто никуда не торопится. Изготовление пироги – это не просто полезное дело. Это церемониал. Пирога для ее владельца – кормилица, залог выживания, и относится он к ней почти так же, как ребенок к отцу и матери.

Остров Пасхи. Гигантские статуи моаи

© steve_is_on_holiday

Медлительность при изготовлении лодки вызвана вовсе не ленью туземцев. С момента, когда сердцевина удалена, ствол обтесан, мачта установлена и лодка снабжена поплавком-балансиром (со всем этим европейцы управляются за несколько дней, у туземцев работа продолжалась три месяца), процесс невероятно ускоряется. К примеру, парус изготавливается за один день, с восхода до захода солнца, хотя работа эта требует большой тщательности. Так велит ритуал.

Луи Ле Бретон. Вид поселения в Полинезии. 1846

Готовая лодка получает имя. Для всей деревни пирога на несколько дней становится центром внимания. Владелец, его родственники и друзья говорят только о ней, всячески ее расхваливая. В день, назначенный для спуска на воду, главы соседних деревень являются для участия в гонках. Негласное соглашение требует, чтобы регату выиграл глава деревни, где спущена на воду новая пирога, а сама пирога должна занять почетное место.

Пирога, изготовленная зимой 1521 года туземцами одной из деревень Гуама, должна обойти морем весь остров, чтобы быть представленной другим деревням. Такой обход сопровождается празднествами и ритуалами.

Вильгельм Тилезиус фон Тиленау. Воин с Маркизских островов. 1813

В 1972 году Ален Кола победил в трансатлантической гонке яхт-одиночек на тримаране «Пен Дюик IV», который ранее принадлежал Эрику Табарли (на нем Табарли совершил кругосветное плавание). Тримаран – это не что иное, как большая пирога с двумя балансирами. Профессиональные западные моряки с ухмылкой встретили победу Кола: дескать, тримаран не настоящее судно, но в их словах сквозила зависть. Пирога с балансиром – действительно необычное плавательное средство, но это поистине гениальное изобретение.

Все видели такие пироги на фотографиях и в кино. Нынешние пироги, за исключением некоторых деталей, в точности такие же. Они немного отличаются друг от друга на различных архипелагах Тихого океана.

Пироги Микронезии, Меланезии и Полинезии имеют один балансир, или поплавок, закрепленный на конце отходящих от лодки параллельных брусьев. На Филиппинах пироги снабжены двумя балансирами, которые работают следующим образом: поплавок с подветренной (противоположной от ветра) стороны стремится уйти под воду, но благодаря своей плавучести не позволяет лодке перевернуться; поплавок с наветренной стороны приподнят и не касается воды, а его вес уравновешивает пирогу. В Микронезии и Меланезии одиночный поплавок находится всегда с наветренной стороны – его вес противодействует давлению ветра на парус. Нос и корма у таких пирог совершенно одинаковы, чтобы при смене ветра можно было, не разворачиваясь, плыть в ту или иную сторону. В Полинезии (один балансир) нос и корма пироги различаются и плавание осуществляется лишь в одну сторону. Балансир работает благодаря либо своему весу, либо плавучести, в зависимости от направления ветра. На просторах Тихого океана встречаются пироги разных размеров: очень маленькие и легкие – для плавания в лагунах атоллов или вблизи берегов, зачастую на них используется весло; пироги средних размеров предназначены для ловли рыбы в море; и наконец, существуют пироги дальнего плавания, которые курсируют внутри архипелага или ходят от одного архипелага до другого. Все пироги выдалбливаются из цельного ствола. Таким образом, даже самые крупные пироги, которые способны противостоять опасной громаде Тихого океана, редко превышают 10–12 метров в длину.

Полинезийская лодка с балансиром. Гравюра из книги Джеймса Бёрни «Хронологическая история открытий в Южном море». 1803

Именно на таких больших пирогах в конце зимы 1521 года туземцы нескольких деревень Гуама отплыли на другие острова для обмена товарами. Такие торговые плавания осуществлялись с Х века и продолжались до конца XIX века.

В момент отплытия собравшиеся у воды женщины плачут и причитают – такова традиция. Но они ни под каким предлогом не должны лить слезы, пока флотилия будет находиться в открытом море. В это время им полагалось соблюдать и другие табу: не выходить в одиночку за пределы деревни, не принимать в доме мужчин и так далее – одним словом, хранить верность. Женщина, нарушившая табу, знала, что ее муж будет извещен о ее проступке: его пирога необъяснимо резко замедлит ход, и он сразу все поймет.

Флотилию вел «мудрец», точнее, опытный лоцман, а мы уже знаем, какими искусными моряками были островитяне. Когда они хотели, чтобы ветер поднялся, утих или изменил направление, они прибегали к магическим ритуалам. Пироги никогда не шли тесным строем, а находились друг от друга на расстоянии, но в пределах видимости. Так что флотилия была рассеяна на довольно большом пространстве.

Внутри архипелагов море между островами зачастую бывает неглубоким, а дно усеяно рифами и подводными скалами, едва скрытыми под водой; отдельную опасность представляли сильные, коварные течения. Но опыт и острое зрение позволяли туземцам вовремя заметить и миновать опасные места. Впрочем, морские опасности были не единственным злом – на некоторых островах жили воинственные племена.

В тот год, когда аргонавты с Гуама вернулись из плавания домой, после шумных праздников, традиционно устраиваемых по возвращении экспедиции, моряки несколько недель приводили в порядок свои пироги. Не успели они закончить работу, как два их соплеменника, ловившие рыбу в открытом море, на всех парусах примчались в деревню и сообщили, что заметили на горизонте три идущих с востока судна – громадных, невиданных.

Никто из местных жителей никогда не видел, чтобы из открытого моря к ним приплыл большой корабль. Никто из них вообще никогда не видел большого корабля. А на этих судах, как доложили рыбаки, по нескольку вертикальных мачт и огромные паруса.

То были три корабля Магеллана. Они пересекли Атлантику и теперь бороздили Тихий океан.

Тихий океан был открыт с суши. Во вторую неделю сентября 1513 года Васко Нуньес де Бальбоа, губернатор Дарьена, первого испанского города, покинул атлантическое побережье и пересек узкий перешеек, соединявший две огромные части Американского континента. Его сопровождали 192 солдата, в шлемах, кирасах, вооруженные пиками и арбалетами. Отряд захватил с собой свору крупных собак. Из-за трудностей похода экспедиция сократилась до 28 человек. Прибыв на берег неизвестного моря, Бальбоа зашел в воду по грудь и прокричал, что именем короля Испании вступает во владение этим морем. Открывшиеся взгляду бескрайние водные просторы были названы Южным морем, так как оно тянулось к югу от перешейка, ориентированного на юго-запад. Это название долгое время оставалось неизменным. Еще в конце XVIII века карибские флибустьеры называли Тихий океан Южным морем.

Джордж Френч Ангас. Лодка новозеландских маори на фоне горы Таранаки. Литография из альбома «Жители Новой Зеландии». 1847

В 1516 году португальский дворянин Магеллан предстал перед королем Мануэлом I и сказал, что берется отыскать западный путь к берегам богатых пряностями Молуккских островов. Прежде в Ост-Индию португальцы плыли путем, открытым Васко да Гама, – вокруг Африки, минуя мыс Доброй Надежды. Магеллан считал, что на Молуккские острова можно приплыть с противоположной стороны, если найти водный проход на новом континенте. Мануэл I не стал его слушать, и Магеллан уехал в Испанию, где добился аудиенции у короля Карла I, будущего императора Карла V, и обратился к нему с тем же предложением. Испанский король ответил согласием.

20 сентября 1519 года флотилия из пяти судов отплыла из Санлукар-де-Баррамеда, в устье реки Гвадалквивир. Переход через Атлантику оказался невероятно долгим, поскольку экспедиция попала в зону полного штиля. Потом начались поиски прохода – они продвигались вдоль американского побережья навстречу ледяным бурям Южного полушария. Кроме того, Магеллан раскрыл заговор трех капитанов своей небольшой флотилии. Один из его кораблей, «Сантьяго», потерпел крушение; другой, «Сан-Антонио», вернулся в Испанию. Три оставшихся судна вошли в длинный скалистый проход, который сегодня называется Магелланов пролив и соединяет два океана.

Если проследить по карте путь Магеллана, проделанный по Тихому океану – к северу, к северо-западу, чуть больше к северу, потом прямо на запад, – складывается впечатление, что мореплаватель старался обойти все острова, рассеянные по океану.

Первое плавание Колумба через Атлантику, от Лас-Пальмаса до Сан-Сальвадора, заняло всего тридцать шесть суток, хотя на борту его судов был годовой запас провизии. Когда Магеллан вышел в Тихий океан, его путешествие длилось уже год. Паруса и такелаж судов пришли в плачевное состояние, и, несмотря на строжайший режим экономии, введенный для всех на время зимовки, запасов провизии оставалось слишком мало. Моряки засаливали рыбу, выловленную у американских берегов Атлантики, не гнушались и мясом пингвинов.

Джордж Френч Ангас. Орнаментированные детали лодки маори. Гарпун для ловли рыбы. Идол предка Тики. Литография из альбома «Жители Новой Зеландии». 1847

Ветер неумолимо гнал каравеллы по неведомому океану. Магеллан располагал теми же морскими инструментами, что и Колумб: астролябией, компасом, лагом, песочными часами и механическими, приобретенными у часовщика в Кадисе. Эти инструменты позволяли определять долготу примерно с той же точностью, с какой это делал Колумб.

В первые дни плавания по Тихому океану дул ровный попутный ветер. Ночью «Консепсьон» и «Виктория» ориентировались по огням, зажженным на корме «Тринидада» – флагманского корабля Магеллана. К северу от 34-й параллели ветер немного ослабел; ночи стояли великолепные. Тогда Магеллан и дал Южному морю название, которое сохранилось навсегда, – Тихое море (Тихий океан).

Дальше к северу ветер ослабевает еще больше, а жара усиливается. Корабли идут по сверкающему морю под огненным небом. Прошло больше месяца, как южная оконечность Америки была потеряна из виду.

И вот последние запасы соленой рыбы и мяса пингвинов съедены, пришлось питаться одними галетами. «Галеты, – писал Пигафетта, летописец экспедиции, – из хлебных сухарей превратились в смесь пыли и мышиного помета. Вода протухла, отвратительно пахла, пить ее было невыносимо». К галетам подмешивали древесные опилки, норму воды уменьшили до одного стакана в день на человека. Над океаном, спасаясь от акул, носились стаи летучих рыб, некоторые рыбы падали на палубу, и голодные моряки хватали их и пожирали сырыми. Среди матросов завелся обычай устраивать охоту на крыс – потом он еще долго сохранялся на старых парусных судах: «охотник» укладывался прямо на пол где-нибудь в темном закоулке с кусочком заплесневелой галеты в зубах, и когда подбегала крыса, он хватал ее голыми руками. Каждая стоила полдуката золотом.

В начале похода Магеллан объявил, что ни при каких обстоятельствах экспедиция не повернет назад: «Если надо, будем есть кожу на реях». И настал день, когда Пигафетта записал в своем дневнике: «Чтобы не умереть с голоду, мы ели куски кожи, которой обтянут большой рей. Пробыв больше года под дождями и ветрами, кожа так задубела, что ее приходилось вымачивать в морской воде четыре-пять дней, чтобы размягчить, а после сварить и съесть».

Неизвестный художник. Портрет Фернана Магеллана. XVII в.

Погода стояла прекрасная, но на всех судах разом объявился невидимый враг, который в ту эпоху доставлял судовым командам множество бед: цинга.

Полностью лишенные свежей пищи, иными словами, жизненного минимума витаминов, девятнадцать моряков Магеллана умерли от цинги – у них гноились десны, выпадали зубы, распухало нёбо, отекали ноги. Заболел и сам Магеллан, однако сумел выстоять.

На горизонте заметили несколько скалистых островов, которые Магеллан назвал Несчастными. Наконец 14 января 1521 года показался остров, сплошь покрытый лесом, – но его, как назло, окружали непреодолимые рифы; 25 января – новый остров, новая надежда: увы, море вокруг кишело акулами. Остров так и назвали – Тибуронес, то есть Акулий.

Утром 6 марта, на сто десятые сутки отплытия с Огненной Земли, на горизонте появились три новых острова: не голые скалы, а берега, покрытые богатой растительностью. На одном внимание привлекал пляж с золотистым песком. Почти все историки сходятся во мнении, что речь шла о самом южном из Марианских островов, о Гуаме.

Корабли находились еще на большом удалении от пляжа, когда на море появилось множество пирог с балансирами. Рослые, обнаженные, светло-коричневые, с длинными волосами, собранными на макушке в пучок, туземцы виртуозно владели веслом. Еще мгновение, и они оказались на борту – дружелюбные, улыбчивые, болтливые. Простодушные туземцы хватали все, что подворачивалось под руку. Измученная команда не реагировала. Дикари утащили даже корабельную шлюпку.

Магеллан отвел свои суда в открытое море, где дрейфовал всю ночь, не теряя остров из виду. Похоже, он колебался, поскольку давал себе слово не обижать туземцев. Но в то же время он, как и все, понимал, что речь идет о жизни или смерти, – надо любой ценой запастись провизией. На берег был высажен небольшой десант; моряки вернули украденные с кораблей вещи и доставили на борт рыбу, свиней, кокосовые орехи, бананы. В ходе этой вылазки семь дикарей были убиты. Когда Магеллан отплывал, его корабли окружало множество пирог, с которых в чужестранцев летел град камней. Магеллан назвал этот остров Воровским.

Так прошло первое столкновение европейцев с аборигенами Океании. Но не стоит делать поспешных обобщений. В отличие от обитателей некоторых других островов, гуамцы относились к разновидности «хороших дикарей», были настроены миролюбиво и никому не хотели причинять вреда. Просто понятие собственности, присущее западному человеку, было им неведомо: по их представлениям, любой предмет, не защищенный табу, принадлежит тому, кто сумел его взять.

Карта Магелланова пролива, выполненная фламандским картографом Йодокусом Хондиусом. 1606

Измученные голодом и цингой стали возвращаться к жизни. Магеллан решил дать людям передышку, и корабли пристали к зеленому и, по всей видимости, незаселенному острову. И тотчас же туда устремились туземцы на пирогах. Магеллан велел команде укрыться в лесу, а сам вышел на песчаный берег в сопровождении раба Энрике и хрониста Пигафетты. Энрике был малаец, уроженец Суматры; в Европу его привез португальский корабль, который доставлял пряности привычным торговым путем: Индия, мыс Доброй Надежды, побережье Африки. Магеллан привязался к Энрике и даже в своем завещании даровал Энрике свободу и назначил ему пенсию.

Состоялся обмен приветствиями. Новые туземцы выглядели иначе, чем гуамские «воры». В обмен на безделушки и гребенки они принесли большие корзины, наполненные рыбой.

Экспедиция Магеллана входит в пролив, соединяющий два океана. Литография. 1880

28 марта флотилия приблизилась к третьему острову. К судну подошла пирога, в ней сидело восемь мужчин.

– Спроси их, как называется остров, – распорядился Магеллан, обращаясь к верному Энрике.

Тот, недолго думая, обратился к туземцам на малайском, своем родном языке. От изумления местные жители онемели, а потом заговорили все разом: они понимали язык Энрике! Выходит, первым человеком, который совершил кругосветное плавание, был не белый, не европеец, а раб-малаец. Некогда он покинул Суматру, побывал в Индии, обогнул мыс Доброй Надежды, посетил Лисабон, а потом пересек Атлантику, обошел Патагонию и преодолел просторы Тихого океана.

Остров назывался Массауа, и правил там царек по имени Каламбу.

Ни малаец Энрике, ни Магеллан, ни моряки не осознали, по-видимому, всей важности своего невиданного подвига. Их занимала лишь одна мысль: Молуккские острова совсем рядом, а на них можно добыть пряности.

Восемь туземцев приняли подарки, потом пирога удалилась. Через несколько часов появились две большие лодки. В одной из них под балдахином из плетеного тростника восседал вождь. На борт адмиральского судна поднялась небольшая делегация, но вождь остался в лодке.

На следующий день Энрике высадился на острове, принял подарки и убедил вождя нанести визит Магеллану. Каламбу прибыл и на сей раз взошел на борт адмиральского судна «Тринидад». На нем был вышитый саронг, его волосы свободно падали на плечи. С ним прибыли шесть приближенных.

– Вам надо нанести визит великому правителю всех островов, – сказал он Магеллану. – Это раджа Хумабон. Он живет в Себу.

Себу – портовый город на острове того же названия в Филиппинском архипелаге. 4 апреля флотилия, возглавляемая Каламбу, покинула Массауа и 7 апреля подошла к Себу.

Уже на подходе Магеллан определил, что это большой порт. На рейде стояли чужеземные джонки. Для большей торжественности корабли произвели приветственный залп из орудий. Туземцы разбежались в разные стороны. Магеллан немедленно послал Энрике на берег заверить раджу, что чужестранцы прибыли с мирными намерениями. Раб объяснил Хумабону, что Магеллан, его хозяин, служит величайшему монарху на земле. По приказу испанского короля он пересек океан, чтобы добраться до островов пряностей, и специально завернул выразить почтение королю Себу. Он просит лишь об установлении деловых отношений.

Хумабон вовсе не был наивным дикарем. В своих владениях он ввел портовый сбор для прибывающих судов и холодно объявил Энрике, что его хозяин обязан подчиниться правилам.

– Столь могущественный адмирал, как мой хозяин, не может платить никаких пошлин!

– Все платят.

Властитель даже призвал в свидетели купца-мавра, который только что прибыл из Сиама на небольшой джонке и беспрекословно уплатил пошлину.

Едва бросив взгляд на суда Магеллана, мавр догадался, что христиане вот-вот откроют последние, пока еще неведомые им острова пряностей. Что делать? «Не стоит торопить события, – подумал он, – потом решим, как поступить». Он с глазу на глаз дал Хумабону совет не вступать в конфликт с чужеземцами. Хумабон удивился, но освободил суда гостей от пошлины и пригласил посланцев Магеллана на пир. Угощение подавали на фарфоровой посуде, прибывшей прямо из Китая. Значит, Китай совсем рядом. Мечта Христофора Колумба добраться до Индии западным путем сбылась, и осуществил ее Магеллан.

Начался оживленный торговый обмен. Наибольший интерес у туземцев вызвало железо, твердый металл, который в их глазах был полезнее золота. За 14 фунтов железа они отдавали 15 фунтов золота, и Магеллану стоило большого труда запретить матросам обменивать на золото все подряд.

Он опасался, что если туземцы поймут истинную ценность золота, то начнут заламывать бóльшую цену.

Отношения стали до такой степени дружественными, что правитель Себу и его приближенные выразили желание принять христианство. Вот что записал в своем дневнике Пигафетта об этом внезапном обращении в новую религию: «Магеллан предупредил их, что нельзя принимать христианство из страха или желания доставить нам удовольствие. Если они действительно хотят стать христианами, то должны это сделать по доброй воле и из любви к Богу. Если не желают переходить в христианство, никто не будет держать на них зла, но сознательно обратившиеся к христианской вере будут вознаграждены большой любовью и уважением. Все единодушно пожелали стать христианами – не из страха и не из желания угодить Магеллану, но по собственной воле. Они дали понять, что полностью полагаются на него и он должен относиться к ним как к своим подданным. Магеллан со слезами на глазах обнял их, взявши за руки властителя Себу и царька Массауа, поклялся своей верой в Бога и преданностью государю, что отныне они будут жить в вечном мире с королем Испании. Они дали такое же обещание».