Цитаты из книги «Пираты, корсары, флибустьеры»

Смерть кавалера де Пуансэ не заставила себя ждать. Он умер от горечи, глядя, как рушится дело его рук, от сознания полного своего бессилия. Смерть иногда бывает единственным выходом из игры.

флибустьерам предписывалось прекратить нападения на испанские корабли; вольные добытчики должны были безотлагательно заделаться обывателями

История учит, что платой за усилия часто бывает неблагодарность, и Пуансэ не тешил себя иллюзиями.

кто сейчас помнит, что именно Бертран д’Ожерон привез женщин в Вест-Индию, что он был зачинателем многих полезных дел в этом районе? Умер он, подобно большинству энтузиастов, без гроша за душой, оставив в наследство лишь ларец, набитый векселями, по которым никто не думал платить…

Канули в прошлое времена эпопеи флибустьерства – бурной, аморальной, подчас отвратительной в своей жестокости, но все же эпопеи.

Морган самолично приписал к копии отправленного в Лондон ультиматума следующую невероятную фразу: «Я намерен предать смерти, бросить в узилище либо выдать испанским властям всех пиратов, которых мне удастся задержать».

С балкона дону Алонсо была хорошо видна стоявшая перед Маракайбо флибустьерская флотилия – восемь кораблей, из которых, пожалуй, лишь три заслуживали этого наименования, а остальные были вульгарными барками. Какой же демон давал пиратам такую неуязвимость, почему животный страх охватывал города – настолько, что они безлюдели при одном появлении их парусов? Более того, ужас охватывал и защитников военных укреплений, которые бежали без оглядки, позабыв про устав и дисциплину.

Какое-то фантастическое несоответствие было между фигурой испанского гранда на фоне почти сказочного убранства корабля и дикой первозданностью окружающего ландшафта: серое зеркало лагуны под низко нависшим серым небом, а по обе стороны ее непроглядная стена подошедшей к самой воде сельвы.

На высокой, украшенной скульптурными фигурами, резьбой и позолотой корме тридцативосьмипушечного адмиральского фрегата «Магдалена» был самый настоящий балкон с колончатой балюстрадой. По этой театральной галерее взад и вперед прохаживался дон Алонсо – в шляпе с плюмажем, божественно сшитом камзоле и шпагой на боку.

Зрелище совершенно пустого города всегда вселяет тревогу. Даже хорошо вооруженный отряд средь бела дня входит в него настороженно. Шаги гулким эхом отдаются на улицах. Черный кот, перебежавший дорогу, кажется дурным предзнаменованием. Двери первого дома наглухо закрыты; их взламывают – никого. Никто не отзывается на оклик. На столе остатки еды, очаг еще дымится. Все перевернуто вверх дном, все разбито и сломано, но вещи безмолвствуют, у них ничего нельзя вызнать. Следующий дом, и снова тишина. В доме та же картина; похоже, что его обитатели бежали какой-нибудь час назад. И вновь пустынная улица.