Глава 4. Отправная точка

Аглая проснулась, как всегда, в пять утра, безо всякого будильника, хотя легла позднее обычного – убедившись, что гость крепко спит, она ещё долго возилась на кухне. Сначала покормила сенбернара, терпеливо ожидавшего своего ужина во дворе: в тёплое время года он спал под верандой, в добротной будке, которую соорудил Клим прошлым летом, когда Боня был ещё толстым дурашливым щенком. Затем принялась готовить любимое мороженое для сына; гостиную от кухни отделял длинный коридор, так что жужжание миксера вряд ли могло потревожить сон больного.

Уже в полночь она тихонечко прошла в свою комнату. Раньше здесь была спальня хозяйки, бабушки Зофии – называть её просто Зосей, на польский манер, даже у местных язык не поворачивался. На самом деле Зофия была сестрой её бабушки, и Аглая видела её всего два раза в жизни: в детстве, когда приезжала в деревню с мамой, а затем лет двадцать спустя в Калининграде, когда Климу было уже семь.

Второй раз, в отличие от первого, Аглая запомнила очень хорошо. В тот день она получила письмо от мужа. Он тогда стажировался в США и в письме прямо, без обиняков сообщал ей, что остаётся в Штатах, так как в России не видит возможности профессионального роста, убедительно просил её не тянуть с разводом, чтобы он смог поскорее снова жениться и получить американское гражданство, а также клялся не оставлять сына без материальной помощи. Надо признать, что слово он сдержал – деньги присылал регулярно. Да и сама Аглая вскоре поняла, насколько легче ей стало жить без постоянного ворчания непризнанного гения…

Однако в тот знаменательный день она горько рыдала над письмом, когда неожиданно затрезвонил дверной звонок. На ходу утирая слёзы, Аглая поплелась открывать дверь. На пороге стояла Зофия. Несмотря на минувшие десятилетия, Аглая сразу её узнала: польская бабушка, как её в семье называли, совсем не изменилась. Та же крепкая, подтянутая стать, волосок к волоску уложенная причёска и не поддающееся старости лицо, которое можно было бы назвать красивым, не будь оно столь строгим, даже суровым. Бабушка как-то рассказывала, что много лет назад муж и сын Зофии погибли в горах под обвалом; тогда она, урождённая краковчанка, поселилась в деревне недалеко от места трагедии, работала учительницей в сельской школе и всю жизнь прожила одна. В округе её уважали, но побаивались: поговаривали, что она колдунья. Глупости, конечно. Просто Зофия, биолог по образованию, хорошо разбиралась в травах…

– Муж бросил! – не спросила, а заявила старуха, едва глянув на заплаканное лицо внучатой племянницы.

В тот момент Аглая лишь отрешённо подивилась, откуда польская бабушка могла узнать о её беде, если она сама лишь час назад получила письмо. Да и как вообще Зофия оказалась в Калининграде? Впрочем, на второй вопрос, хоть и не заданный, гостья ответила сама:

– Я приехала сказать, что свой дом в горах завещаю тебе. Ты единственная, кому он принесёт счастье. Когда уйду в мир иной, приезжай и живи.

Сказала – и пошла обратно к двери. Правда, с порога обернулась и добавила, чеканя слова:

– Не плачь. Он был не твой мужчина. Своего встретишь позже. Но сначала вырасти сына достойным человеком!

Больше Аглая польскую бабушку не видела. И о своей одинокой доле больше не горевала. Некогда было горевать – надо же было вырастить сына достойным человеком! Вроде получилось… Парень хорошо учился, занимался спортом, заботился о дедушке с бабушкой. В общем, был серьёзным и ответственным. Полтора года назад получив известие о кончине Зофии (как оказалось, ей было уже девяносто семь!), Аглая для храбрости прихватила с собой Клима и съездила-таки посмотреть на доставшееся ей наследство.

И с первого взгляда влюбилась: в дом, в местный люд, в горы сказочной красоты! Однако Климу надо было учиться. И тогда Аглая решилась на самый смелый поступок в своей жизни: поселилась в Татрах одна, оставив сына с родителями. А чтобы маме было не так одиноко, Клим подарил ей щенка сенбернара, потратив немалые деньги, которые копил на новый компьютер…

Подарок оказался очень даже кстати: Бонифаций не меньше любимой работы помогал Аглае коротать время между свиданиями с сыном, не давая скучать. Взять хотя бы вчерашнее приключение: если бы не пёс, она бы не нашла в лесу бездыханного Рауля Кауница – талантливейшего музыканта, мировую знаменитость…

Кстати, надо бы посмотреть, как он там! В полночь, когда Аглая перед сном заглянула в гостиную, раненый крепко спал. Головная боль его больше не тревожила, и лицо уже не было таким бледным. Ему действительно становилось лучше…

Быстро натянув лёгкий цветастый сарафан, – небо было ясным и день обещал быть тёплым, – Аглая застыла перед зеркалом с расчёской в руке. У неё были пепельно-русые волосы, приятного светлого оттенка, но тонкие и слабые. Так что косы она никогда не могла себе позволить – максимум удлинённое каре. Чтобы стрижка выглядела действительно классической, а не консервативной, и хоть как-то обрамляла лицо, далёкое от эталонного овала, Аглая каждые три месяца ездила стричься в Калининград, к единственному парикмахеру, которому удавалось оживить унылую растительность на её голове.

А вот руки у неё были красивые. За руками она следила тщательно, с любовью: раз уж они с утра до вечера мелькали перед ней на клавиатуре компьютера, то не должны были раздражать своей неухоженностью. Но стрижка и маникюр были единственной роскошью, которую Аглая могла себе позволить в отношении внешности. В остальном действовала по принципу ограничения. Косметикой почти не пользовалась – зачем краситься, если безвылазно сидишь дома? За новыми нарядами не гонялась по той же причине. Регулярно отказывала себе во вкусненьком и старалась делать физические упражнения хотя бы по четверть часа в день. С детства склонная к полноте, она и не мечтала казаться тростинкой, просто держала себя в форме, чтобы одежда привычных фасонов оставалась комфортной. Правда, недавно она обнаружила, что её любимые свободные, многослойные, фактурные наряды вдруг стали модными и теперь называются бохо, а не «цыганщиной», по определению мамы Аглаи…

И чего это она сегодня застряла перед зеркалом?! Вот что значит мужчина в доме… Опомнившись, Аглая пару раз провела расчёской по волосам, нанесла на руки по капельке ароматического масла, которое сама настаивала на травах, потёрла бледные щёки. Ну всё, достаточно, скоро сын приедет, ещё и гостя надо накормить! Интересно, как Клим воспримет Рауля: как чужого мужика, неожиданно появившегося в их доме, или как мировую знаменитость?

Всё ещё улыбаясь над воображаемой реакцией сына, она спустилась на первый этаж, тихонько приоткрыла скрипучую дверь и заглянула в гостиную. Однако гостя там не оказалось! На стареньком диване лежал лишь аккуратно сложенный плед…

Рауль обнаружился на кухне: пил родниковую воду прямо из бутылки, глядя в окно на горные вершины над полосой леса.

– Доброе утро! – поздоровалась она. – Не спится?

Он обернулся, и сосредоточенное выражение лица вмиг сменила приветливая улыбка:

– Доброе утро, Аглая! Привык рано вставать… Ничего, что я выпил почти всю воду? – он показал бутылку.

– Пейте на здоровье, она целебная, с серебром, из горного источника. Я ещё принесу… – тараторя куда быстрее, чем самой хотелось, Аглая включила плиту и сняла с полки турку. – Кофе будете?

– С удовольствием.

Устроившись на широком подоконнике – здесь же любил сидеть и Клим, даже горшки с геранью пришлось убрать – Рауль с любопытством наблюдал за процессом приготовления кофе. Аглая сначала немного смущалась, потом решила, что ей всё равно не дотянуться до тех вершин кулинарного искусства, к которым наверняка привык гость: журналисты утверждали, что родители Рауля Кауница принадлежат к старейшим дворянским родам Европы. Поэтому она не спеша разогрела турку, всыпала туда ложечку тростникового сахара, подождала, пока тот начал плавиться, и лишь тогда добавила кофе, специи и крупинку соли. Главное, вода была правильная: мягкая, чистая, из колодца во дворе.

– Я уже подумала, что вы сбежали, когда не увидела вас в комнате, – сказала Аглая, не отрывая взгляда от турки.

– Было бы очень невежливо уйти, не попрощавшись с вами и не поблагодарив за спасение, – отозвался Рауль. – Тем более, что ваш мохнатый защитник вряд ли бы меня выпустил…

– Про защитника вы верно подметили, – кивнула Аглая, наконец-то вспомнив о собаке. – Последите за кофе, я отнесу Боне попить!

Сенбернар приветствовал хозяйку бодрым гавканьем. Плеснув ему в миску воды из ведра, стоящего на краю резного колодца – воспитанный пёс не лазил в ведро сам – Аглая поспешила обратно на кухню и успела как раз к тому моменту, когда кофейная пенка начала вздыматься. Рауль послушно караулил у плиты с прихваткой в руке.

– Как вы себя чувствуете? – спросила Аглая, забирая у него прихватку и снимая турку с огня.

– Нормально, – заверил гость, хотя шишка на голове не могла так быстро сойти, да и плечо, видимо, ещё болело. – Можно спросить, почему вашего сенбернара зовут Бонифаций? У меня с этим именем только одна ассоциация: крестовые походы! – он явно был готов говорить о чём угодно, лишь бы не о себе.

– Ну да, тех Бонифациев, помнится, было даже несколько: два короля и два маркграфа, – поддержала тему Аглая: она и не собиралась донимать человека расспросам.

– Вы что, историк? – откровенно удивился Рауль. – Никогда бы не сказал! Для историка вы слишком… – тут он запнулся.

– Какая?

– Слишком настоящая.

«И что это значит?» – теперь уже удивилась Аглая, но уточнять не стала, постеснялась. Чуть поколебавшись, Рауль сам объяснил:

– Мне кажется, вы человек творческий, но при этом не оторванный от земли – что, кстати, бывает довольно редко.

– Со стороны виднее… А что касается королей и маркграфов Фессалоники, так я просто наткнулась на упоминание о них в одном историческом детективе, – в свою очередь, пояснила она, скромно опустив тот факт, что детектив этот она переводила, а не просто читала.

– Вот как! А мне, ещё ребёнку, пришлось наизусть выучить историю давно всеми забытого государства крестоносцев – просто чтобы сделать матери приятное…

Рауль не договорил, но Аглая и сама догадалась, что речь идёт, вероятно, о родовых корнях. Всё-таки ей больше повезло с предками: будучи людьми простыми и тихими, они, конечно, историю не творили, но и ничего такого не вытворяли, чтобы века спустя потомки мучились зубрёжкой их «подвигов».

– Да уж, в старушке Европе на трон лезли все, кому было не лень, – иронично заметила Аглая, отчего-то уверенная, что собеседника это не оскорбит, наоборот, расслабит. – В России желающих было в сотни раз меньше, но и тех уже мало кто помнит: нынче молодые люди не склонны учить историю. И знаете, я их прекрасно понимаю! Учиться у предков надо хорошему, а нехорошее…

– Забыть?

– Хотя бы простить! – улыбнулась Аглая и вернулась к началу разговора, пояснив заграничному гостю: – Так что для большинства русских Бонифаций – это добрый лев из мультика! Устав от ежедневных представлений в цирке, лев Бонифаций отправился отдыхать в Африку, но и там в течение всех каникул веселил чёрных ребятишек.

– Трудоголик! – покачал головой Рауль. – Очень знакомая ситуация…

– Мне тоже всегда было жалко доброго льва, поэтому мультик этот я не любила. Имя псу придумал мой сын.

Она разлила кофе по чашкам – милым маленьким чашечкам ручной работы. И хотя это был отнюдь не мейсенский фарфор, а всего лишь прибалтийская керамика, Рауль одобрительно оглядел сервиз. А когда попробовал сам напиток, закатил глаза от восторга.

– Откуда вам известен этот рецепт?

– Сама составила. Экспериментировала, пробовала добавлять то одно, то другое…

– Представьте себе, в нашей семье именно так варят кофе – причём уже несколько веков! Эх, непростая вы женщина, Аглая!

«Ишь как – непростая! – подумала она. – К тому же настоящая… А вчера ведьмой обозвал! Или он этого уже не помнит, был не в себе?»

Не выдавая своих мыслей, она достала из холодильника клубнику, собранную ещё вчера, и взбитые сливки, оставшиеся от приготовления мороженого.

– Прошу к столу!

– Вот это завтрак! – у Рауля аж глаза заблестели, будто он в жизни подобной вкуснятины не ел. Резво спрыгнув с подоконника, он детски плюхнулся на угловой диванчик, совсем как Клим.

– Ешьте, вам надо силы восстанавливать, – она поставила на стол большую вазочку с клубникой и маленькую со сливками.

Гостя не пришлось уговаривать. Лишь когда обе вазочки наполовину опустели, он виновато спохватился:

– А вы?

– Пока не хочется. А кофе ещё выпью, пожалуй. На вас варить?

Он кивнул, глядя на неё совершенно счастливыми глазами. Просто мальчишка какой-то, а не мировая знаменитость…

– Вы сами выращиваете клубнику? – поинтересовался Рауль, отправляя в рот очередную ягоду.

– Конечно. Здесь все её выращивают. И овощи тоже. Я, правда, пока только учусь огородничать – соседи охотно делятся опытом.

– Вы вроде говорили, что недавно поселились здесь?

«Ага, значит, не забыл вчерашний разговор», – поняла Аглая.

– Всего год назад, – подтвердила она, снова колдуя над туркой. – Этот дом достался мне от двоюродной бабушки.

– Это её портрет висит в гостиной? – осведомился Рауль. – Красивая женщина. Вы чем-то неуловимо похожи… Вы были с ней близки?

Смущённая такой внимательностью гостя к обстановке дома, а ещё больше – вниманием к её персоне, Аглая попыталась уйти от ответа:

– Вам вправду интересно? Я и так слишком много болтаю…

– Мне очень интересно! И очень приятно вас слушать: мелодичная интонация, тёплый тембр с мягкими обертонами – это я вам как музыкант говорю! И вообще, я ваш голос на всю жизнь запомнил…

– Да ладно!

– Клянусь, это правда! Вы только представьте: я открываю глаза и вижу перед собой огромную клыкастую звериную морду. Естественно, я сразу закрываю глаза! Первая мысль – приснилось. Опять открываю: морда никуда не делась, мало того, ещё и улыбается! Ну, думаю, мне конец… И вдруг зверь говорит нежным женским голоском: «Эй, что с вами?»

Рауль рассмеялся. Смех у него был до того заразительный, что Аглая не выдержала, тоже засмеялась.

– Разве такое приключение забудешь? – подытожил он.

– Да, – согласилась она, – будет о чём детям и внукам рассказать…

Однако от этого шаблонной, в сущности, присказки лицо Рауля неожиданно помрачнело. Он встал из-за стола, подошёл к окну и снова уставился на горы вдалеке. В общем, опять закрылся в себе.

И тогда Аглая решила спросить прямо: может, по меркам европейского высшего общества это было верхом бестактности, но у неё не было ни времени, ни желания ходить вокруг да около.

– Рауль, я же вижу: вас что-то беспокоит. Вы же не просто так оказались в нашем лесу! Я не собираюсь лезть в ваши дела, но, быть может, я смогу вам помочь. Вы что-то ищете? Или кого-то?

Рауль Кауниц долго молчал, вновь усевшись на подоконник и по-прежнему глядя в окно на горную панораму. Было заметно, что он колеблется, говорить ей правду или не говорить.