Косые лучи солнца сочились сквозь сумрачный ельник и стелились поперёк тропы золотистой «зеброй». Небось, уже не меньше пяти пополудни. За неполный год жизни в деревне Аглая отвыкла носить часы, а брать с собой мобильный не имело смысла: в лесу не было связи. На хуторе, правда, наконец установили спутниковую антенну. Збишек хвастался, что будет смотреть чемпионат мира по футболу jak wszyscy normalni ludzie, на что Ханна, помнится, бойко ответила, вытирая натруженные руки об вышитое льняное полотенце: «Посмотришь, kochanie, как же – если после сенокоса на телевизор силёнок хватит…»
Аглая опустила корзину на землю и левой рукой помассировала правое предплечье. Вроде ноша не такая уж тяжёлая – всего-то банка сливок, кружок сыра да литровая бутыль с родниковой водой – а на втором километре стала руку оттягивать. Ничего, зато накрутит Климу полморозилки мороженого: и клубничного, и ванильного! Молоко и яйца она брала в посёлке, но таких сливок, как на хуторе, ни у кого в округе больше не было: сладкие, густые, они взбивались в два счёта. Может, Бонифация приучить носить корзинку? Сенбернаров ведь для того и вывели, чтобы тяжести по горным тропам таскать, какая разница, в Альпах или в Татрах? А у неё пёс лодырь каких поискать, целыми днями только и делает, что на крыльце дрыхнет; раньше хоть за бабочками в саду гонялся да на соседских кошек гавкал, а теперь вырос, не к лицу, видите ли, щенячьи радости…
Кстати, а где пёс-то? Что-то давненько его не видно и не слышно!
– Боня! Боня, ко мне! – крикнула Аглая как можно резче, от натуги аж в горле запершило. – Ко мне!
Клим предупреждал: если она будет отдавать команды своим всегдашним мечтательным голоском, пёс ни за какие коврижки не станет их выполнять и вырастет оболтусом. Оболтус размером с медведя в доме был ни к чему, поэтому Аглая воспитывала собаку куда строже, чем когда-то сына. Сын вырос хорошим человеком. И Бонифаций обязательно станет хорошим псом. Просто он ещё почти щенок, любопытный и легкомысленный… Пёс, а не сын, разумеется!
– Боня! – громко позвала она ещё раз, и несколько секунд спустя слева от тропы затрещали сухие сучья, заколыхались кусты, и лохматое чудище явилось перед хозяйкой, неистово виляя хвостом и умильно улыбаясь. – Где тебя носит, Боня? Вот приедет завтра Клим, расскажу, что ты меня одну в глухой чаще бросил. Тоже мне, сторож!
Из всей тирады пёс, очевидно, понял только про Клима и радостно загавкал. Гулкое горное эхо вторило ему, по ходу превращая дружелюбный лай в завывание собаки Баскервилей.
– Ладно, пойдём! – Алгая взяла корзинку в левую руку. – Только больше не убегай, скоро будем дома.
Псу не позволялось бегать без поводка по улицам деревни. Селяне Бонифация знали и любили, многие и сами держали крупных овчарок местной породы, но туристы, иногда забредавшие сюда с соседней базы, могли напугаться.
Они пошли дальше. Пёс трусил впереди, мягко ступая большими мохнатыми лапами, Аглая бодро шагала следом: подол летнего сарафана аж вился вокруг щиколоток, цепляясь за тонкие ремешки сандалий. Дорога от деревни до хутора была шириной чуть более двух метров: вполне достаточно, чтобы машина проехала. Не любая машина, конечно, только внедорожник. Зимой, когда за ночь наносило сугробы выше колена, хуторяне чистили дорогу трактором. А летом ходить по тенистому шляху, как тут называли старую горную дорогу, было легко и приятно. Но хорошо, что она не поддалась уговорам Ханны и не осталась на чай: в горах даже в июне быстро темнеет, достаточно солнцу зайти за гряду. А она неуютно чувствовала себя в дикой природе – всё ещё городская дама.
Дама с собачкой… с бо-ольшой собачкой!
Аглая шла и улыбалась своим мыслям. Завтра, уже завтра приедет Клим, и они всё лето проведут вместе! Чтобы всецело уделить внимание единственному сыну, она поднатужилась и завершила перевод последнего романа не за три месяца, как просил редактор, а за два, и следующий заказ возьмёт только в августе, когда сын уедет обратно в Калининград, к бабушке с дедушкой: ему ещё год учиться в гимназии. К ней в деревню он сможет приехать только на зимних каникулах. Так что до Рождества она снова будет много-много работать, чтобы не слишком тосковать…
По сути, ей очень повезло с работой. Издательство, с которым она сотрудничала уже лет десять, специализировалось на фантастике и детективах. Что-то по-настоящему изысканное, литературно-вкусное, попадалось нечасто, зато переводить подобную беллетристику было несложно, а главное, нескучно. Не то что «серьёзные» книги! В прошлом году, соблазнившись солидным названием, она взялась за «Энциклопедию символов» в другом издательстве, о чём потом жалела с первой до последней страницы: мало того, что опус написан был путано и велеречиво, так ещё и оказался полной чушью! Нет, Аглая не имела ничего против эзотерики, если та не претендовала на истину в последней инстанции. Но как можно называть, к примеру, скарабея символом Солнца, возрождения и одновременно благосостояния, а также рекомендовать носить его беременным женщинам «от сглаза», если доподлинно известно, что древние египтяне всех священных жуков считали самцами, так что олицетворяли они исключительно мужскую силу и оплодотворяющее начало! Аглая очень ответственно относилась к своей работе, проверяла и перепроверяла всё, что приходилось переводить, и за двадцать лет начиталась столько, что и сама могла написать подобную энциклопедию.
Нет, больше никаких «серьёзных» заказов: никакого удовольствия от проделанной работы. Другое дело – забавное, легкомысленное, необременительное фэнтези. Переведёт два-три романа – и не заметит, как снова наступит Новый год…
Задумавшись, Аглая чуть не налетела на собаку. Пёс внезапно застыл посреди дороги: уши торчком, нос по ветру. А потом залаял и стремглав бросился направо, в тёмный хвойный лес. Зайца учуял, что ли?
– Боня, ко мне! Боня! – крикнула она.
Пёс неожиданно послушно вернулся, но только чтобы тут же нырнуть обратно в лес. Лай, доносившийся из зарослей папоротника шагах в десяти от шляха, вдруг перешёл в скулёж и затих.
Аглая не задумываясь кинулась по следам собаки: Бонифаций, весивший почти в два раза больше хозяйки, изрядно примял папоротник. А вот и он сам, зверюга – рыже-белый окрас ярко выделялся среди зелени. Пёс поднял большую голову от земли, сделал несколько шагов в сторону Аглаи, гавкнул и вернулся обратно. Что же такого важного он там нашёл, что решил непременно показать хозяйке?
Осторожно ступая меж папоротников – всё ж сандалии не предназначены для прогулки по лесной чаще – Аглая пробралась ближе. И ахнула, испуганно отшатнувшись.
Под старой сосной ничком лежал человек. Лица Аглая не видела, но почему-то сразу подумала, что он мёртв: живой разве будет вот так лежать в лесу? Но когда Бонифаций, ободрённый присутствием хозяйки, ткнулся в него мордой, человек дёрнул рукой, видимо, пытаясь закрыться от собаки. Аглая осмелела, подошла ближе и склонилась над лежащим:
– Эй, что с вами? Вы меня слышите?
Человек слабо застонал и попытался повернуть голову, но безуспешно – похоже, был ранен или болен. Тут только до неё дошло, что с перепугу заговорила с ним по-русски: здесь, в Татрах, русский язык мало кто знал, а незнакомец, скорее всего, был туристом. Хотя… Туристы, равно как и местные, не шастают по горам и лесам в белых брюках да в замшевых мокасинах на босу ногу; неуместный наряд дополняла тонкая сорочка, белая в голубую полоску, и элегантный тёмно-синий пиджак – самое то для прогулки, скажем, по ночному Риму… Да-а, неувязочка!
Сей странный факт почему-то придал ей смелости. Аглая решительно взяла незнакомца за плечи и осторожно перевернула на спину, чувствуя себя если не отважной медсестрой на поле боя, то как минимум доброй самаритянкой. Мужчине на вид было чуть за сорок: в короткой бороде и довольно длинных, до подбородка, сильно вьющихся тёмных волосах заметно пробивалась седина. Он снова застонал и медленно открыл глаза – неожиданно ярко-синие даже в сумраке леса. И Аглая снова ахнула: это лицо она уже видела, причём не раз! И да, человек, лежащий перед ней, прекрасно говорил по-русски, хоть и с небольшим романским акцентом – она сама это слышала несколько месяцев назад.
– Вы ранены? Что с вами? – судорожно сглотнув, спросила она.
– Голова… И плечо… – слабо проговорил он и снова попытался подняться.
Аглая помогла ему сесть и заодно осмотрела голову: чуть выше левого виска набухала приличная шишка. Бонифаций уселся напротив и настороженно наблюдал за хозяйкой и незнакомцем.
– Похоже, вы ударились головой и ушибли плечо. – Аглая огляделась: в полушаге из земли торчал толстый корень сосны. – Ну ничего, главное, что живы!
– Вроде живой, – кивнул мужчина и тут же болезненно поморщился. – Где я?
– В лесу. Вернее, в горах.
В синих глазах мужчины явно читалась растерянность.
– В каких… горах? – выдавил он.
«Плохо дело! – подумала Аглая. – Похоже, от удара бедняге отшибло память». Но вслух ответила:
– В Татрах. На польской стороне.
Мужчина на миг закрыл глаза и облизал пересохшие губы. Вспомнив, что у неё есть вода, Аглая потянулась к корзине, которую чудом умудрилась не выпустить из рук, когда бежала за псом. На полпути между посёлком и хутором из-под скалы бил родник, и Аглая частенько приходила к нему за водой – уж очень она была вкусная. Вот и сегодня напилась вдоволь, да ещё набрала большую бутыль с собой…
Увидев воду, раненый схватил бутыль, двумя руками поднёс к губам и долго пил не отрываясь.
– Благодарю, – он наконец вернул бутыль. – Теперь намного лучше.
– Возможно, у вас сотрясение мозга, – заботливо, но спокойно сказала Аглая: в кино таким тоном добрые врачи говорят с безнадёжными пациентами. – Необходимо срочно доставить вас в больницу. У нас в посёлке есть только медпункт, но они смогут отвезти вас в город…
– Не надо, – прервал её раненый. – Далеко до посёлка?
– С полкилометра будет. Вы посидите тут, а я быстро схожу за машиной…
– Не надо, – снова повторил он. Голос его заметно окреп и даже зазвучал бархатными нотками, знакомыми миллионам поклонников; взгляд синих глаз, сначала словно затуманенный, стал проясняться. – Сам дойду.
Мужчина осторожно поднялся, но пошатнулся и инстинктивно схватился за руку Аглаи. Пёс, наблюдавший за этой сценой, метнулся к хозяйке, предупреждающе рыкнув на незнакомца, и тот чуть не свалился обратно на землю.
– Спокойно, Бонифаций! Свой! – правой рукой придерживая раненого, она левой хлопнула пса по холке, чтобы тот перестал рычать.
– Бонифаций, значит, – неожиданно улыбнулся мужчина и перевёл взгляд со пса на хозяйку. – А я Рауль.
«Знаю», – хотела сказать она, но лишь кивнула:
– Аглая.
Раненый медленно выпрямился и с минуту стоял пошатываясь, но удержался на ногах. Лицо его было очень бледным, зрачки расширены: должно быть, у него сильно болела голова.
– Вы здесь живёте, Аглая? – превозмогая боль, он старался говорить бодро.
– Да, на окраине посёлка, ближе всех к лесу. Осталось минут десять ходьбы. Вы вправду сможете дойти?
Рауль кивнул, но, сделав пару шагов, опять пошатнулся.
– Голова немного кружится, – признался он смущённо, и это его смущение показалось Аглае таким смешным, что она, наконец, сама перестала робеть.
– Держитесь за меня! – предложила она.
Рауль был на голову выше её. Взяв корзинку в одну руку, другой она обняла раненого за пояс и скомандовала тем самым неестественным голосом, каким дрессировала пса:
– Закиньте руку мне на плечи! – Сцена выглядела настолько нелепой, да и ситуация в целом была настолько немыслимой, что Аглая с трудом подавила нервный смешок. – Ну же!
– Никогда в жизни не держался за женщину, – буркнул Рауль, но послушно обнял её за плечи.
– Всё когда-то случается в первый раз, – не без ехидства заметила Аглая, с трудом выпрямляясь под тяжестью его руки.
– There’s always a first time, – смиренно согласился Рауль, и они пошли.
Самыми трудными были первые двадцать шагов через заросли папоротников. Когда выбрались из чащи, дело пошло легче. Боня трусил впереди, поминутно оглядываясь на парочку, бредущую в обнимку по лесному шляху. Время от времени Рауль останавливался и несколько минут стоял, закрыв глаза, затем снова двигался дальше. Аглая догадывалась, что его мучают приступы головной боли.
– Может, всё-таки к врачу? – спросила она во время одной из таких остановок. – Травма может оказаться серьёзной!
– Ничего, пройдёт, – отмахнулся Рауль.
– В любом случае, осмотр врача не помешает…
– А может, я сам врач? – уходя от ответа, усмехнулся раненый.
– Вы не врач, вы музыкант. Точнее, композитор и дирижёр! – в этот раз не удержалась Аглая.
Реакция собеседника была вполне предсказуемой: бледное, болезненно застывшее лицо вытянулось от удивления.
– Вы что, ясновидящая? Или просто ведьма?
– Просто ведьма. Потомственная! – Аглае вдруг стало весело. – В здешних горах, нам, просто ведьмам, так привольно живётся! Буквально пару часов назад варила я в котле любовное зелье… Самый востребованный продукт, знаете ли, туристы берут вёдрами! Так вот, помешиваю я, начит, зелье берцовой костью и вдруг в облаке пара вижу картинку: лес, бурелом – и человек лежит, тяжело раненный, но живой. Присмотрелась – батюшки святы, да это же сам Рауль Кауниц! Ну, я и поспешила в лес: как не помочь известному артисту, хорошему человеку…
Войдя во вкус, Аглая не сразу заметила, что «известный артист и хороший человек» пялится на неё во все глаза, забыв даже о головной боли.
– Да не смотрите вы так! – рассмеялась она. – Просто мы с сыном весной были на концерте вашей «Ювенты» в Калининграде…
– Вот как! – Рауль выдохнул с явным облегчением. – А я уже думал, что попал в руки настоящей ведьмы… Не хотелось бы, если честно!
– А что, уже имеется печальный опыт? – бойко осведомилась Аглая, видя, что её болтовня хоть немного, да отвлекает собеседника от болевых ощущений.
– Случалось! – хмыкнул Рауль и тут же сменил тему: – Тут всё местное население следит за новостями мировой культуры, или вы – приятное исключение?
Аглая невольно улыбнулась: ах, умеют же светские львы делать комплименты!
– Я не совсем местная. Всего год здесь обитаю: получила дом в наследство от дальней родственницы. Раньше жила в Калининграде. Семья и сейчас там.
– Муж, дети? – поинтересовался Рауль, хотя было видно, что силы у него на исходе.
– Сын и родители… Вот мы и дома почти! Ещё чуть-чуть потерпите…
В обнимку да пошатываясь, они наконец вышли на поляну, отделявшую лес от деревни. Дорога до дома вместо десяти минут заняла более получаса.
– Вы уж простите меня, Рауль, что так много болтаю, – сказала Аглая, направляясь к аккуратному деревянному домику с мансардой, который стоял чуть в стороне от других домов, окружённый старым садом. – Это от нервов, наверное… Если честно, я очень испугалась, когда увидела вас на земле под деревом – подумала, что мёртвый! Со мной впервые такое… приключение. В смысле, ещё не доводилось находить бездыханных людей в лесу…
Они остановились у деревянной калитки, свежевыкрашенной, как и весь заборчик, в оптимистичный лимонный цвет. Бонифаций уже ждал там, радостно виляя хвостом. Освободив изрядно затёкшую правую руку, Аглая откинула кованый крючок и отворила калитку. До крыльца Рауль дошёл самостоятельно, следуя за псом, который больше не выражал к нему недоверия – принял-таки за своего. Пока хозяйка доставала ключ из-под кадки с цветущей бегонией и отпирала дверь, неожиданный гость негромко проговорил:
– Если честно, я тоже впервые в жизни с таким удовольствием слушал женскую болтовню…
На этом его учтивость и закончилась – вместе с последними силами. Он пошатнулся и чуть было не свалился на крыльцо. Кое-как Аглая довела гостя до дивана в гостиной и с горем пополам уложила. Полежав неподвижно несколько минут, Рауль открыл глаза и пристально посмотрел в её озабоченное лицо.
– Только не вызывайте врача! – с нажимом сказал он. – Мне достаточно просто немного поспать, и всё пройдёт, поверьте. Не надо, чтобы меня здесь видели…
Он снова закрыл глаза и через несколько минут задышал ровно и медленно. Похоже, уснул. Аглая принесла узорчатый плед, который сама связала прошлой зимой, и накрыла спящего. Затем осторожно приложила ладонь к его высокому лбу: вроде жара не было.
«Может, и вправду обойдётся без вмешательства медицины? – подумала Аглая, с любопытством глядя на спящего. Удивительно, но его тонкое, одухотворённое, очень красивое лицо отнюдь не выглядело неуместным на древнем, ещё конским волосом набитом диване с потёртой кожаной обивкой, на вышитых крестиком подушках. Неужели она успела привыкнуть к появлению мировой знаменитости в её скромной жизни, пока практически на себе тащила эту знаменитость из леса? – «Нетрудно понять, почему он так не хочет, чтобы кто-нибудь его здесь увидел. Непонятно другое: как он вообще оказался в нашем лесу? Наверняка за этим стоит какая-та тайна… Занятно, конечно: никогда раньше в моей жизни не было тайн! Но эта тайна чужая, и я в ней копаться не буду… Так что спи спокойно, Рауль Кауниц, и проснись завтра здоровым!»
О проекте
О подписке