Сидя перед зеркалом, Лия осторожно сняла с лица питательную маску и нанесла крем для век. После двух утренних съёмок под глазами залегли круги: вставать приходилось с первыми петухами – хотя какие тут, в Париже, петухи! – а лечь раньше полуночи никак не получалось. По вечерам она усиленно занималась французским, а потом ещё несколько часов учила роль.
Преподаватель французского, взявшийся за несколько месяцев сделать из неё парижанку, кажись, возомнил себя Пигмалионом. Вот только не пылким греческим царём-скульптором, что было бы ещё полбеды, а бездушным профессором Хиггинсом, и третировал свою ученицу пуще, чем его английский коллега бедную цветочницу Элизу. Ося так и называл его – мистер Хиггинс, что ещё больше бесило вредину-лингвиста.
Тем не менее, Лия вполне успешно справлялась с французской фонетикой и надеялась уже в ближайшем будущем получать соответствующие роли. Как же всё-таки здорово, что внутренний голос посоветовал Оскару Девону, восходящей звезде французского кино, в поисках адреналина заглянуть в Россию! И надо же было так совпасть, что главная героиня его новой картины должна была говорить со славянским акцентом, так как по сюжету была родом из маленького чешского городка – а значит, погрешности произношения актрисе пока что были только на руку…
Лия прислушалась: шум воды в душе стих. Надо поторопиться – с минуты на минуту Ося предстанет перед ней во всей красе. Пока она накладывала сложный макияж, который людьми несведущими воспринимался как «минимум косметики», гудение фена в ванной сменило жужжание электробритвы. Что ни говори, слышимость тут замечательная! Квартирка у Оси маленькая, две комнаты плюс намёк на кухню, зато своя. Собственное жильё на Монмартре – весьма обещающее начало…
– Я готов! – благоухающий цитрусами и мускусом Оскар эффектно появился в дверях спальни – в банном халате нараспашку. Зато короткая тёмная борода и баки были подбриты идеально аккуратно, а длинная каштановая чёлка свисала набок идеально небрежно. – Ты скоро?
– Сейчас, только оденусь… – Лия чуть поправила легкомысленные кудряшки.
– Значит, нескоро! – он скинул халат и стал облачаться в светлый костюм, который уже висел на дверце гардероба. – Что надеть собираешься?
– Ещё не определилась. А ты что посоветуешь? – Лия подняла свой лучший беспомощный взгляд на возлюбленного: тот обожал давать ей советы по поводу нарядов.
– Надень что-нибудь классическое, даже строгое. Романтики в ближайшее время у нас будет предостаточно – успеет надоесть…
– Это ещё почему? – спросила Лия, не отрывая взгляда от зеркала и попеременно прикладывая к себе то длинное жемчужно-розовое, то короткое белое платье.
– Об этом я расскажу тебе за ужином … – критически поморщившись, Оскар отобрал у неё и вернул в шкаф оба платья, быстро пробежал глазами по ряду плечиков и достал «маленькое чёрное».
– О, нет! – взмолилась Лия. – Чёрный – это же скука смертная…
– Оно прекрасно своей простотой! – бросил Оскар, вручая ей платье. – Как там говорил ваш классик? «В человеке должно быть всё прекрасно, особенно одежда!»
– Ну, не совсем так, в перечне фигурировали ещё лицо, душа и мысли… – вздохнув, Лия скинула пеньюар и смиренно полезла в узкий чёрный бархат.
– Разве? – удивился молодой перспективный режиссёр, да так искренне, что было непонятно, в шутку или всерьёз, и одним плавным движением застегнул длиннющую «молнию» у неё на спине.
– Уж поверь мне! – энергично кивнула девушка. – Нас этой чеховской мудростью с детства доставали. Только в моём случае обычно подчёркивали важность мыслей…
– Странно! Я совсем недавно смотрел в Брюсселе шикарную постановку «Дяди Вани», и там герой говорил именно о гардеробе, – сказал Оскар, сосредоточившись на выборе запонок для шёлковой чёрной сорочки.
Лия быстро поцеловала молодого человека, что должно было означать точку в споре, и покорно позволила прикрепить к вырезу её платья роскошную белую розу: ничего не поделаешь, любовь к бутоньеркам здесь у каждого в крови. Ещё раз глянув на себя в зеркало, девушка вновь распахнула дверцы огромного платяного шкафа.
– Как там погодка на улице, потеплело? – с надеждой спросила она.
Оскар глянул в окно.
– Не думаю, чтобы очень, но дождь прекратился.
– Вот и хорошо! Я тогда белый плащ надену. А туфли… туфли только эти!
Лия накинула воздушный белый плащ, доходивший ей до щиколоток, и ловко обулась. Оскар с сомнением оглядел чёрные лодочки на высоченной шпильке.
– Мы же хотели пешком! Идти пару кварталов. Разве ты на таких каблуках дойдёшь?
– Даже добегу, если надо будет. Милый, ты просто ещё не знаешь, на что я способна! – и бывшая балерина крутанулась так, что полы плаща взметнулись словно крылья.
Оскар поймал её и заключил в объятия:
– Ты моя лебедь! – промурлыкал он, зарываясь лицом в рыжие кудри.
– Чёрная или белая? – хихикнула Лия, подставляя стройную шею для поцелуев.
– Чёрно-белая! Единственная в своём роде! – выдохнул «орнитолог», губами опускаясь всё ниже.
– Если ты сейчас же не прекратишь, мы останемся без ужина…
– Ладно, пойдём…
Но в прихожей, уже взяв с полочки ключи, Оскар замешкался:
– Ты мою сумку не видела?
– В спальне… А зачем тебе в ресторане сумка? – удивилась Лия.
– По пути заглянем в книжный. Ты выходи, я догоню.
Едва девушка вышла за дверь, он быстренько схватил с полки для обуви пару чёрных балеток и сунул в свою сумку.
Лия ждала у дверей подъезда, мило щебеча о чём-то с консьержем. Всего несколько дней прошло с появления мадмуазель Ристич в этом доме, а уже все жильцы были от неё в восторге; мсье Люка, консьерж, даже успел намекнуть Оскару, чтобы не зевал, а то упустит русскую красотку!
Но красотка пока не собиралась сбегать. Вцепившись ему в локоть, она бодро цокала каблучками, украдкой ловя своё отражение в витринах. Судя по взглядам идущих навстречу прохожих, и вправду было на что посмотреть.
– Тебе идёт этот плащ! – заметил Оскар. – Где ты его нашла?
– Мы с сестрой сшили себе по одинаковому плащу в ателье, – ответила довольная Лия. – Но модель придумала сама Эмма.
– Вот как? Ты не говорила, что твоя сестра – модельер!
– Так она и не модельер – обычный искусствовед…
Пока шли до книжной лавки, Лия рассказывала ему о своей сестре-близняшке: в основном о том, какие они разные.
– Знаешь, я сегодня целый день думала об Эмме, – призналась она. – Не знаю, почему, но мне вдруг стало тревожно за неё…
– Просто ты соскучилась по ней, – Оскар успокаивающе погладил руку, лежащую у него на локте. – Вот устроимся на новом месте, и ты сможешь пригласить сестру к нам в гости!
– Правда? Было бы здорово… Погоди, на каком таком новом месте? Мы что, съезжаем с твоей милой квартирки?
– Я собирался рассказать тебе за ужином… Завтра уезжаем в Тоскану!
– Ты же говорил – через месяц!
– Планы изменились, – пояснил Оскар. – Будем снимать там, пока погода позволяет. А парижские сцены доснимем после.
– А как же мои уроки французского?
– Я позвоню Хиггинсу, скажу, что на время прекращаем. Впрочем, я и сам могу с тобой позаниматься…
– Кто бы сомневался! – рассмеялась Лия и юркнула в открытую дверь книжной лавки: помощник владельца заносил коробки с только что доставленными книгами.
– Добрый вечер, мадмуазель, добрый вечер, мсье Девон! – увидев красивую парочку, обрадовался пожилой усач, владелец лавки. – Я уже отложил для вас Харта!
– Что это? – Лия взяла в руки книгу в красивом переплёте. – На английском?
– Ты ведь читала «Бестиарий королевы»? – спросил Оскар, расплачиваясь у кассы.
– А как же, Эмма мне все уши прожужжала…
– Но тебе ведь роман понравился? А это его продолжение, «Бестиарий короля».
– Перевода ещё нет, книга только-только вышла в оригинале, – пояснил владелец лавки. – Я сразу же отложил экземпляр для мсье Девона: Харт идёт нарасхват!
– Спасибо большое, мсье Жак! – Оскар повернулся к Лие. – Вот, будешь читать мне вслух долгими тосканскими вечерами…
Он раскрыл сумку, висевшую у него на плече, чтобы положить в неё книгу, и Лия заметила свои балетки.
– Ты их прихватил? – её глаза расширились в недоумении. – Зачем, скажи на милость?
– Дорогая, я абсолютно не сомневаюсь, что ты способна прошагать полгорода на высоченных каблуках, – сказал он, ласково глядя на неё. – Но ведь придётся ещё и обратно добираться!
– Не перестаю изумляться твоей способности подмечать каждую мелочь, – покачала кудрявой головкой красавица. – Как там у вас говорится: «Дьявол кроется в мелочах»?
– Мне больше нравится вариант Гёте: «Бог кроется в мелочах, а дьявол – в крайностях». Ходить на шпильках ночью по булыжникам – по-моему, это уже крайность…
– Любимый, ты самый заботливый мужчина на свете! – растрогавшись, Лия нежно поцеловала его в щёку.
– Вот ещё! – хмыкнул режиссёр. – Просто мне не нужна актриса с опухшими щиколотками…
Девушка рассмеялась и ещё раз поцеловала молодого человека, теперь уже в губы.
Они взялись за руки и пошли по шумной, наводнённой туристами парижской улице, не замечая ни шума, ни туристов, ни, собственно, самого Парижа.
Он позвонил в половине девятого – настолько рано, насколько позволяли правила приличия.
– Доброе утро! – прозвучал в трубке низкий голос, от которого у Эммы замерло сердце.
– Доброе! – выдохнула она, стоя у окна с мобильным в руке.
Утро и впрямь было восхитительное: солнце бодро поднималось над городом, заливая холодным золотом улицы, пестреющие яркой листвой. О дожде, что шёл два дня, свидетельствовали лишь редкие лужицы, да и те уже подсушивал тёплый ветерок. Да уж, здешний климат всецело зависел от настроения ветра. А от чего зависело настроение ветра? Может, от человеческих мыслей?
Мысли Эммы в это утро тоже порхали и вихрились в прозрачной вышине.
– По случаю хорошей погоды у меня соответствующее предложение, – сказал Ирвин. – Я назову вам два варианта прогулки, а вы выбирайте. Идёт?
– Идёт, – легко согласилась девушка.
– Вариант первый – ботанический сад. Он расположен в старом поместье, где можно покататься по парку верхом или в карете…
– Да!
– Подождите, есть ещё вариант второй – полёт над городом на воздушном шаре…
– Да, да, да!
– Да – сад, или да – шар?
– Второе! С детства мечтала полетать на воздушном шаре!
– Ладно, тогда шар. Только давайте пораньше – погода может измениться в любой момент.
– Мне надо заскочить в библиотеку хотя бы на пару часов, – сказала Эмма, – а потом я свободна.
– Тогда я заеду за вами ровно в полдень. Буду ждать на парковке.
– Хорошо! Надеюсь, та огромная лужа уже просохла… Хотя я на неё не в обиде! – рассмеялась девушка.
– А я тем более, – заверил мужчина. – До встречи, Эмма!
– До встречи…
Мечтательно улыбаясь, Эмма направилась к платяному шкафу. Она понятия не имела, как одеваются воздухоплаватели. Возможно, в специальные костюмы, наподобие лыжных. Хотя их с Ирвином сегодня вряд ли запустят в стратосферу – так, покружат часок над городом… Недолго думая, Эмма надела широкие брюки-палаццо, короткий свитер с высоким воротом, а сверху жакет. Подумав немного, намотала на шею вишнёвый палантин, вчера подаренный Ирвином-крёстной феей: день обещал быть тёплым, но в небесах наверняка прохладно.
Завидев её, Гражина и Регина, работницы архива, одобрительно закивали.
– Ну вот, совсем другое дело! – воскликнула пухленькая Регина.
– Что именно? – не поняла Эмма.
– Щёчки розовые, глазки блестят, походка от бедра! – пояснила седовласая Гражина и кокетливо качнула подолом вязаной юбки.
Эмма не стала заказывать новые книги. Тех сведений, что она успела найти, было вполне достаточно для построения гипотезы. Поэтому она только пересмотрела свои записи, уточнила ссылки и вернула в архив всё, что оттуда брала. А без пяти двенадцать засобиралась на выход.
– Как, уже уходите? – удивилась Регина.
– Да, на сегодня закончила. До свидания!
В распахнутом жакете, с развевающимся палантином на плечах и с замирающим сердцем Эмма выскочила на парковку перед служебным входом. Белый «форд» уже был там.
Ирвин вышел из машины ей навстречу.
– Ещё раз здравствуйте, Эмма! – он протянул ей миниатюрный букетик – бутоньерку из мелких белых розочек.
– Какая прелесть, спасибо! – восхитилась Эмма, поднося цветы к лицу и вдыхая аромат. – Ой, тут и булавочка есть! – и она ловко пристегнула букетик к лацкану жакета.
– Я решил, раз уж мы не идём сегодня в ботанический сад, пусть будет хоть немного цветов… – он пристально глянул на неё: – А может, вы уже передумали летать?
– Не дождётесь!
– По правде говоря, – сказал Ирвин, усаживая девушку в машину, – я предполагал, что вы выберете прогулку в карете.
– Вы думали, я испугаюсь? – спросила Эмма, когда он сел за руль. – Скажите честно, я не обижусь: я привыкла, что близкие считают меня трусихой. Трусихой и неженкой.
– О нет, я не считаю вас ни трусихой, ни неженкой, – сказал Ирвин, глядя ей прямо в глаза, от чего у девушки перехватило дыхание. – Я считаю вас романтичной, но в меру.
– Что значит «в меру»?
– В меру – это когда человек, чем бы ни был увлечён, всё ж не теряет головы, то есть способен контролировать себя. Мне кажется, вы как раз из таких.
– Не знаю… – смущенно пожала плечами девушка. – На самом деле, я действительно немного боюсь высоты – и вместе с тем мне очень хочется полетать!
– Мне тоже, – сказал Ирвин, и мощный автомобиль плавно тронулся с места.
Ни он, ни она не обратили внимания на молодого человека в очках, который доставал коробки бумаги для принтера из багажника чуть дальше стоявшей машины. Как не заметили и того, каким взглядом он проводил отъезжающий кроссовер.
Зато взгляд этот не остался без внимания грузного седовласого старика в чёрном костюме и белом пальто. Сдвинув на затылок шляпу, он наблюдал за парковкой в бинокль, так как сам находился на втором этаже офисного здания напротив.
– Кто этот, в очках? – спросил Магистр стоящего рядом человека в неприметной куртке, с неприметным лицом и тоже с биноклем в руках.
– Сотрудник одного из местных музеев, – бесцветным голосом доложил человек. – С девушкой познакомился в первый же день её появления в библиотеке.
– Понятно… – протянул старик. – Поехали за «фордом»!
Когда он вновь увидел припаркованный белый кроссовер, теперь уже из окна чёрного «лексуса», автомобиль был пуст: парочка в этот момент поднималась над набережной в корзине красно-белого воздушного шара.
– Ну, это надолго! – махнул рукой Магистр. – Мало им острых ощущений, что ли? А может, объект надумал умыкнуть девицу таким романтичным способом? Сообщайте мне об их дальнейших передвижениях, – сказал он помощнику. – А я пока наведаюсь к неудачливому сопернику!
Магистр прожил долгую жизнь и с первого взгляда догадался, что означало мучительное выражение в глазах молодого человека: ревность и любовь – крайне опасное сочетание… Зато легко поддаётся управлению. Извне, конечно же, не изнутри. Если бы влюблённые перестали ревновать или хотя бы постарались не давать воли чувству собственности, сколько драм осталось бы не написано!
***
Они уже сидели за столиком кафе, а Эмме всё казалось, будто они продолжают лететь. Вид старого города на месте слияния двух рек был великолепен, но девушку околдовала не столько красота пейзажа, сколько прелесть полёта. Это просто чудо: твоё тело поднимается в высь, доселе доступную только взгляду и воображению, поднимается, преодолевая извечное земное притяжение – и летит, повинуясь лишь ветру! А ветра много, безумно много – потоки, порывы! – от него слезятся глаза, перехватывает дыхание, немеют губы… Но боже мой, как это хорошо!
Эмма даже отказалась заходить внутрь кафе: хотелось подольше сохранить ощущение бескрайнего пространства вокруг себя. Они сели за один из столиков, стоящих прямо на тротуаре, на углу улочки, где невысокие дома уютно лепились друг к другу. В подвесных горшках и ящиках под окнами до сих пор цвели цветы, словно ещё и не начиналась осень. Уже вечерело, становилось прохладнее, но все уличные столики были заняты: жители и гости города наслаждались отголосками ушедшего лета.
Есть Эмме не хотелось, Ирвину, видимо, тоже, поэтому они заказали только кофе по-венски и неспешно его смаковали, продолжая начатый разговор.
– Когда мы сегодня пролетали над башней и теми улицами, где мы с вами гуляли вчера, я вспомнил ваши слова, что всё это когда-то было погребальной долиной, – сказал Ирвин. – Сверху как-то проще всё это представить: священная дубрава, алтари, вокруг которых ходят жрецы и жрицы, поддерживая огонь. Признаюсь, когда вы, Эмма, рассказывали об этом, в какой-то миг словно воочию узрел страшную картину: как всадники в латах врываются в рощу, гасят священный огонь и разгоняют жрецов.
– Хорошо ещё, если их действительно просто разогнали, – грустно отозвалась девушка, глядя куда-то вдаль.
– Чего только не вытворяли люди, прикрываясь верой и любовью к Богу! – заметил Ирвин, не сводя с неё глаз. – Любовь – вообще штука странная. Если будете в Кракове, советую посетить Вавельский замок. Там до сих пор хранится деревянный скипетр и деревянная держава – символы королевской власти, с которыми была похоронена Ядвига, та самая юная королева, благодаря которой князь, о котором вы упоминали, стал королём.
– Почему деревянные? – удивилась Эмма.
– Потому что королева продала все свои драгоценности, чтобы хватило средств для расширения Краковского Университета! Ядвига вообще была страстной натурой. Она так любила своего первого жениха Вильгельма Габсбурга, с которым её обручили шести лет отроду, что пыталась сбежать к нему, разрубив топором ворота замка. Но краковский епископ убедил двенадцатилетнюю королеву в величии её миссии – обратить в христианство целый языческий народ. О силе её веры ходили легенды! Между прочим, Ядвига официально признана святой.
– Ах, Ирвин, вам бы книги писать – вы так живо рассказываете! – сказала Эмма.
– Я подумаю над вашим пред…
Его прервал звон и визг, раздавшийся прямо над головами людей, сидящих за столиками. Глянув вверх, они успели заметить лишь распахнутое окно на третьем этаже и нечто, летящее вниз. Едва не задев столик Эммы и Ирвина, на тротуар грохнулся цветочный горшок. Все дружно ахнули. А потом ахнули второй раз, даже громче: элегантный мужчина в замшевом пиджаке держал в вытянутой руке крошечного белого шпица.
Когда из подъезда выскочила перепуганная девочка, забрала у него одуревшую от полёта собачку и стала благодарить, заливаясь слезами, Ирвину аплодировали стоя – как посетители кафе, так и прохожие, ставшие свидетелями чудесного спасения.
– Пора уходить! – шепнул слегка смущённый герой Эмме, и они ушли, помахав всем на прощанье.
Доставив Эмму на съёмную квартиру, Ирвин спросил:
– Может, завтра всё-таки сходим в ботанический сад?
– Если только ближе к вечеру. В два я читаю лекцию в школе искусств.
– Тогда я встречу вас после лекции, и мы продолжим наши экскурсы в историю.
– Лучше в ботанику. История порой утомляет.
«Ещё как!» – мысленно заметил Ирвин, но вслух сказал:
– Пусть будет ботаника. До встречи, Эмма!
– До встречи!
Ни один из них не сомневался, что встреча будет скорой.
***
В это же время Магистр сидел за столом в кабинете, немного похожем на его собственный, только лет на триста новее. Особняк принадлежал какому-то фабриканту и был арендован секретарём Магистра, так как соответствовал основным требованиям: был достаточно комфортабелен и неприступен. А безвкусную претензию на аристократизм можно было и потерпеть.
Раньше, когда Магистр был моложе, подделки под старину сильно его раздражали. И дураку понятно, что прославленные краснодеревщики, такие как Шератон или Чиппендэйл, физически не могли изготовить столько мебели, чтобы до сих пор, спустя почти три столетия, хватило на всех любителей антиквариата.
О проекте
О подписке