Цитаты из книги «Голоса Памано»

Тина бросила взгляд назад, на монастырь. Она ненавидела мелодрамы, но сейчас ей вдруг пришло в голову, что, возможно, она никогда больше не увидит сына. Я люблю тебя, Арнау. И я не обязана понимать тебя, но принимать должна всегда. Монастырь ее сына. Тина сделала печальный снимок. Увы, она не только упустила поезд в Сарагосу, но и не обрела ни капли веры.

Моральная власть сына. Теперь сын повелевает тобой и хочет знать, почему ты так печальна. А ты, как все дети, не говоришь ему, что у тебя проблема в семейной жизни и еще одна – с грудью, хотя неизвестно, в таком ли порядке значимости следует их расставлять. А еще судьба учителя-маки, окутанная ложью, которую ты хочешь разоблачить, сама толком не ведая зачем, видимо для того, чтобы спастись самой, чтобы не чувствовать себя виноватой. Жизнь необыкновенно сложна, потому что я очень хочу сказать тебе, что я больна и моя болезнь внушает мне животный страх.

Всегда делай то, что должна, если считаешь это своим долгом, сказала она ей, не подозревая, что огнем выжигает в нежной душе девиз, который будет освещать всю жизнь этой девушки.

Да простит меня Бог, если он существует, но как же мне радостно вырезать это надгробие, сынок. А еще лучше было бы, если бы мы его изготовили раньше многих других, Жаумет… Послушай, давай-ка доделай его сам, это же последнее надгробие, которое ты делаешь перед тем, как пойти в солдаты.

Она долго смотрела на него, пробуя представить себе, как Ориол, стоя перед грязным зеркалом, пытается изобразить на листе бумаги свою собственную боль. Потому что это был автопортрет душевной боли: Роза уехала, разочаровавшись в нем и испытывая к нему отвращение, а он, неожиданно для себя превратившись в героя, не имел никакой возможности сказать ей я уже не трус. Он остро ощутил одиночество, оставшись наедине со своим автопортретом, сделанным перед грязным, облупившимся зеркалом в школьной уборной. По

мне приходится днем и ночью притворяться перед фалангистами Тарги, дабы выполнить работу, которую мне поручило высшее командование маки; должен держать ухо востро, когда работаю с детьми, чтобы они по-прежнему думали, что я всего лишь учитель и не прячу никаких беженцев и бойцов на чердаке школы; должен притворяться перед Валенти Таргой, чтобы он не заподозрил, что в школе останавливаются на ночлег люди, бредущие тропой страха, и я оказываю им помощь; я должен прятаться от женщин семейства Вентура, которые меня ненавидят, и скрываться от всех на свете, чтобы украдкой встречаться с необыкновенной женщиной, которая тоже прячется от всех на свете, чтобы увидеть меня, погладить меня по щеке, посмотреть на меня своими удивительными глазами и сказать мне кажется, я тебя очень люблю, Ориол, сейчас мы с тобой не можем быть вместе, но поверь мне, я найду выход, потому что я всегда нахожу выход из любого положения. Я должен прятаться от самого себя, потому что я был трусом. И вот теперь этот несчастный, никчемный болван Тарга терзается ревностью, поскольку догадывается, что мы с Элизендой видимся тайком. И самое ужасное, что это правда. Мы действительно встречаемся тайком, и для меня это истинное блаженство, и я ни за что не откажусь от этих встреч. Да, я знаю, что она мне не подходит, что я плохо кончу, но это неотразимая женщина. Боже мой. Я хочу бежать отсюда. Роза, помоги мне!

Рисковать жизнью – совсем не самое трудное, доченька, нет: когда ты знаешь, что ее утрата – это максимум, что с тобой может случиться, твой страх, нет, он не исчезает, но отходит на второй план. Именно это или нечто подобное сказала мне твоя мать незадолго до того, как бросить меня. Несколько дней я гордо существовал в своей новой реальности: я переставал быть тем мерзким трусом, каким был прежде. Так вот, рисковать жизнью – совсем не самое трудное: гораздо больше душевных страданий причиняет страх перед болью, перед пыткой. Но есть кое-что и похуже: объявить себя перед всем миром фашистом. Потому что спустя два дня после визита партизана я поклялся Валенти Тарге, что готов расправиться со всеми в мире маки, и поинтересовался, почему это у меня до сих пор нет фалангистской формы. Эффект от действий маки поверг Валенти в шок: прямо под носом у регулярной армии был взорван мост Остал-Ноу, расположенный на дороге в Риалб. Партизаны еще никогда не действовали так глубоко на юге, и это привело военных и фалангистов в ярость. С этого дня Валенти безоговорочно считает меня одним из своих, потому что, ко всему прочему, уже на следующий день после партизанской атаки он сделал мой официальный снимок в униформе, который был опубликован в газете. Теперь я понимаю, что есть и более жестокая вещь, чем слыть фашистом в глазах всей деревни, – это быть фашистом в твоих глазах, доченька моя. И в твоих, Роза.

И чтоб ты знала, мне из надежных источников известно, что твой муж время от времени тайком приходит к вам в дом. – Ах так? – ответила с презрением Вентура. – И кто же вам рассказывает такие байки? Какой-нибудь негодяй, который желает мне зла. – Учитель вовсе не негодяй и не желает тебе зла, – на ходу выдумал Тарга, не подозревая о последствиях того, что он говорит. А возможно, очень даже догадываясь, ибо на войне все средства хороши, и в великие моменты, когда жизнь трансформируется в Историю, лучше шагать с кем-то, чем одному. Ну а потом, ведь друзья и нужны для таких случаев. – Учитель просто настоящий патриот. – Учитель врет.

Не далее как сегодня, когда он вернулся из школы, она бросила ему знаешь, что мне рассказали? Он с любопытством взглянул на нее, снимая куртку. – Что это ты донес на Жоана Вентурету. – Я?

Хотя благодаря своему положению, биографии, родословной и характеру Марсел Вилабру относился к тому типу людей, которые заставляют страдать других, разбивают сердца, парализуют волю и завоевывают преданность, даже пальцем при этом не пошевелив и практически не ставя перед собой таких задач, он умудрился совершить ужасную ошибку, влюбившись в самую неподходящую для этого кандидатуру. Ее звали Рамона, она была из семьи ремесленников из района Сантс, ее вдохновляла борьба против власти, которую затеяли студенты Нантера, а посему она полностью приняла идею так называемой студенческой революции и предложила Марселу поехать и разобраться в ситуации на месте. Это был последний год его учебы на юридическом факультете, и одному Господу Богу ведомо, чего стоило ему сдать гражданское и торговое право. Она обучалась философии и находилась, если можно так сказать, где-то между вторым и пятым курсом. Ни тот ни другой не собирался работать по специальности: Рамона – потому что планировала стать писательницей, а Марсел – потому что не планировал вообще ничего.