Но дерево оставалось невозмутимым – будто деревянное. Вечером за обедом Люсьен сказал маме: «Знаешь, мама, деревья-то деревянные» – и скорчил удивленную гримаску, обычно столь умилявшую маму. Но мадам Флерье в этот день не получила письма. Она сухо сказала: «Не валяй дурака». Постепенно Люсьен превращался в маленького разрушителя. Он ломал все свои игрушки, чтобы посмотреть, как они сделаны, он изрезал ручку кресла старой папиной бритвой, он свалил в гостиной танагровую статуэтку, чтобы узнать, полая ли она внутри, гуляя, он сбивал тросточкой верхушки растений и головки цветов: каждый раз он был глубоко разочарован, предметы оказывались глупы, они были не всамделишные. Мама часто спрашивала его, показывая на цветок или дерево: «Как это называется?» Но Люсьен мотал головой и отвечал: «Так, ерунда без названия». Все это просто не стоило внимания. Гораздо забавнее было