Цитаты из книги «Слова»

Неожиданное «остранение» могло бы ужаснуть меня – оно меня пленило; я наслаждался тем, что могу быть им, тогда как он – не вполне я.

Все шло к тому, чтоб и это мое занятие превратилось в очередную комедию. Мать не скупилась на поощрения. Она вводила гостей в столовую, чтоб застигнуть врасплох юного творца над школьным пюпитром; я делал вид, что с головой ушел в работу и не замечаю восхищенных зрителей; они выходили на цыпочках, шепча: «Ах, как мил! Ах, что за прелесть!»

Вот в этом-то и состояла моя заветная мечта: поставить судей на колени, заставить воздать мне почести и тем самым покарать их за предвзятость. Но я каждый день откладывал вынесение оправдательного приговора. Герой завтрашней победы, я изнывал в ожидании триумфа и неизменно от него увиливал.

Подобно скупости и расизму, великодушие – это фермент, который врачует наши внутренние раны, но в конце концов приводит к отравлению организма. Пытаясь избавиться от заброшенности – участи творения, – я готовил себе самое безысходное буржуазное одиночество – участь творца.

Я заклинал его подумать, разумно ли расстроить порядок в целой Вселенной ради поддержания порядка в поезде? Так рассуждает гордыня – адвокат обездоленных.

Симонно обладал несжимаемой кристальностью бриллианта. И именно потому, что мне выпало на долю в каждую данную минуту находиться в определенном пункте земли, среди определенных людей и знать, что я здесь лишний, мне захотелось, чтобы всем другим людям во всех других пунктах земли меня не хватало, как воды, как хлеба, как воздуха.

смысл моего собственного существования от меня ускользал, я чувствовал себя сбоку припека и стыдился своего неоправданного присутствия в этом упорядоченном мире.

Мое «я», мой характер, мое имя – все было в руках взрослых; я приучился видеть себя их глазами, я был ребенком, а ребенок – это идол, которого они творят из своих разочарований.

В результате она тоже исчезла, якобы потому, что ничему меня не учила, но мне сдается, что главная причина была в другом – дед считал ее неудачницей. Этот праведник не отказывал страждущим в утешении, но гнушался приглашать их к себе в дом.

Но от гуманизма Карла, этого церковного гуманизма, я исцелился лишь в тот день, когда понял, что в каждом человеке – весь Человек сполна. Грустная штука исцеление – язык утратил свои колдовские чары, герои пера, давние мои вельможи, лишившись своих привилегий, смешались с толпой: я ношу по ним двойной траур.