– Сверни тут, – сказал Бонфис. – Надо забрать мою машину. Я ее на парковке оставил.

– У тебя была машина? Ты точно помнишь?

– Ну вроде да.

– А ключи где?

– Блин, – проворчал тот, машинально охлопывая карманы. – И то верно. Ни фига не помню.

– А документы?

Бонфис совсем пал духом:

– Ну ни шиша не помню. Куда я мог их подевать?

Фрер свернул направо и поехал в направлении к Биаррицу. Атмосфера в салоне разительно изменилась. В небесах уже вовсю сияло солнце. Они катили по улочкам, то прихотливо карабкавшимся вверх, то резко спускавшимся вниз. Потянулись дома с красными и голубыми фахверковыми стенами – след иных веков и иной культуры. С вершины каждого холма на них глядели плотно притиснутые одна к другой розовые черепичные крыши, за которыми угадывалось море. Город был красив нетронутой, яркой, почти первобытной красотой.

– Хрен с ней, с тачкой, – глухо произнес Бонфис. – Езжай вдоль побережья. Сейчас будет Бидар. А за ним – Гетари.

Они устремились по дороге, вьющейся меж можжевеловых и вересковых зарослей. Курортные домики стояли здесь так плотно, что едва не наползали один на другой. В этих шатких сооружениях уже не прослеживалось ни намека на традицию или хотя бы гармонию. Но, несмотря ни на что, надо всем витал аромат какой-то баскской древности, перебивавший все остальные запахи – сосен, утесника и тамариска, подступавших чуть ли не к порогу каждого домишки. Над всем побережьем носился соленый ветер с моря, окрашивая все вокруг золотистым румянцем.

Матиас невольно заулыбался. Надо сюда переселиться, сказал он себе. Дорога неожиданно сузилась – двум машинам не разъехаться – и вывела их на тенистую деревенскую площадь. Они прибыли в Гетари. Снова появились дома с фахверками, стоящие плотно, плечо к плечу, словно собравшиеся пошушукаться кумушки, с неодобрением поглядывая на расположившиеся внизу террасы кафе. Вдали виднелась стена для игры в пелоту, похожая на приветственно поднятую руку, – добро пожаловать в Страну Басков.

– Прямо, – хриплым от волнения голосом произнес Бонфис. – Почти приехали.

* * *

Матиас Фрер считал себя человеком закаленным, но встреча Патрика и Сильви проняла его едва ли не до слез. Два немолодых уже человека, по-настоящему – это сразу чувствовалось – влюбленных друг в друга. Оба застеснялись постороннего, и их робкие переглядывания, шепот и сдержанные объятия трогали сильнее, чем выражение самых бурных восторгов.

Да и выглядели они, мягко говоря, не слишком презентабельно. Сильви оказалась невысокого роста краснолицей морщинистой теткой. Нечистая, в прожилках сосудов кожа выдавала в ней бывшую пьянчужку. Должно быть, она, как и Патрик, какое-то время жила под открытым небом. Оба они успели на своем веку хлебнуть горя, пока наконец не нашли друг друга.

Декорации, в которых разворачивалась эта сцена, вполне соответствовали ее скромной поэзии. Причал в Гетари на поверку оказался всего-навсего зацементированным склоном, где стояли на приколе несколько разноцветных лодок. Погода успела испортиться. Небо заволокло тучами, сквозь которые упорно пытались пробиться слабые солнечные лучи, озаряя землю тусклым, словно пропущенным через толстое стекло светом. Как будто и люди, и пейзаж находились на дне бутылки, заняв место миниатюрного кораблика.

– Прям не знаю, как вас и благодарить, – поворачиваясь к Матиасу, сказала Сильви.

Он молча поклонился. Сильви махнула в сторону деревянного настила, протянувшегося вдоль нависавшей над морем скалы:

– Давайте пройдемся.

Фрер послушно двинулся за ней. Сальные волосы, бесформенный свитер, вытянутые спортивные штаны, стоптанные кроссовки… После всего, что жизнь сотворила с этой женщиной, выжили только ее глаза – живые и блестящие, словно два камешка, отполированные дождем.

Она обошла лежащие на берегу лодки и направилась к мостику. Патрик уже шагал к лодке, покачивавшейся на волнах в нескольких метрах от пирса. По всей видимости, это и была его знаменитая посудина, послужившая причиной случившегося с ним срыва. На корме горделиво сверкала надпись желтыми буквами: «Юпитер».

Фрер нагнал Сильви, цепляясь за бортик ходуном ходящего настила. Она стояла, ни разу не покачнувшись, и одной рукой сворачивала сигарету.

– Вы можете объяснить мне, что произошло?

Фрер рассказал ей всю историю. Вокзал Сен-Жан. Психотическое бегство Патрика. Его подсознательное желание стать кем-то другим. Случайная встреча с медсестрой из Гетари. О следах крови на разводном ключе и телефонном справочнике, равно как и о трупе, обнаруженном на вокзале Сен-Жан, он предпочел не распространяться: пусть с этим разбирается Анаис Шатле, которая конечно же не замедлит сюда явиться.

Сильви слушала его не перебивая. В пальцах у нее откуда ни возьмись возникла большая тяжелая зажигалка. Она закурила самокрутку.

– Прям не верится, – после паузы хрипло выдавила она.

– В последние дни перед исчезновением в его поведении не было ничего странного?

Она пожала плечами. Спутанные пряди волос прилипли к ее изможденным щекам. Она курила, глубоко затягиваясь и выпуская паровозные клубы дыма, немедленно уносимые морским ветром.

– Патрик не больно-то много рассказывает…

– А раньше он никогда не пропадал? Не страдал потерей памяти?

– Нет.

– Так что у него возникли за проблемы?

Она молча сделала пару шагов вперед. У них под ногами ворчало море. Море шумно, с рокотом, дышало. Отступало назад, чтобы с удвоенной силой обрушиться на берег.

– Деньги, вот и все проблемы. Ничего нового. Патрик взял в банке кредит, чтобы купить лодку. Хотел сам себе быть хозяином. Только сезон выдался дрянной.

– В течение года бывает несколько рыбацких сезонов, верно?

– Я про самый важный. Октябрьский. Когда идет белый тунец. Ну а заработали мы только-только на жизнь и чтобы расплатиться с ребятами, которые нам помогали. А на кредит ничего не осталось…

– Каким образом вам удалось получить кредит в банке? Они ведь, наверное, потребовали первый взнос?

– Взнос я заплатила.

Фрер не смог скрыть удивления, и Сильви улыбнулась:

– Может, по мне и не скажешь, но у меня имеется кое-какая собственность. Вернее сказать, имелась. Домишко в Бидаре. Мы его продали и вложили деньги в лодку. Только не заладилось у нас. Поставщикам задолжали. Проценты банку выплачивали. Вам не понять.

В глазах Сильви Матиас принадлежал к классу миллиардеров. Он на нее не обиделся. Его переполняли эмоции, мешавшие связно мыслить. Волны били в берег, поднимая тучи брызг, серебрившихся на солнце. На губах Матиас ощущал привкус соли, в глазах плясали солнечные зайчики.

Женщина обернулась через плечо посмотреть, чем занят Патрик. Он уже запрыгнул на борт лодки и копался у нее на дне, очевидно, проверял состояние мотора. Она смотрела на него материнским взглядом.

– Он что-нибудь рассказывал вам о своей… о своей прежней жизни?

– Про жену, что ль? Он не любит языком трепать, но я про нее знаю. Это не секрет.

– Он с ней общается?

– Никогда. Они разругались вдрызг.

– Почему он не разведется?

– На какие шиши?

Фрер не стал углубляться в эту тему, о которой имел самое приблизительное представление. Женитьба. Брачный договор. Развод. Все эти понятия оставались для него чистой абстракцией.

– А про свое детство он когда-нибудь с вами говорил?

– Так вы и правда ничего не знаете, – с легким оттенком презрения ответила она.

– Чего я не знаю?

– Он убил своего отца.

Матиас сглотнул ком в горле.

– Его папаша собирал металлолом, – продолжила она. – Патрик ему помогал.

– В Герене?

– Не помню названия. Какой-то пригород. Там жила его семья.

– И что же произошло?

– Они подрались. Папаша пьяный был, на ногах не стоял. И упал в чан с кислотой. Они в нем ржавые железяки держали. Патрик его вытащил, но старикан уже дал дуба. Патрику тогда всего пятнадцать лет было. Лично я считаю, что это был просто несчастный случай.

– А дело расследовали?

– Без понятия. Во всяком случае, Патрика не посадили.

Это легко проверить. Догадка Матиаса находила свое подтверждение. Тяжелое детство. Семейная трагедия, оставившая трещину в подсознании подростка. И эта дыра все ширилась и ширилась, пока полностью не поглотила его личность.

– А что с ним потом стало? Он не ушел из дома?

– Он в Легион завербовался.

– В Иностранный легион?

– Он считал себя виновным в смерти отца. А преступникам одна дорога – в Легион.

Они добрались до края мостика. Не сговариваясь, повернули обратно и медленно пошли к причалу. Сильви без конца бросала на Патрика короткие взгляды. Рыбак, увлеченно копавшийся в моторе, казалось, забыл об их существовании.

– У Патрика когда-нибудь были трения с полицией? – снова заговорил психиатр.

– Да что вы такое городите? Если люди бедные, значит, они обязательно бандюги? Ну да, у Патрика бывали трудные времена, но по кривой дорожке он никогда не ходил!

Фрер задумался. Он пытался сопоставить ложные воспоминания Паскаля Мишелля с подлинными фактами биографии Патрика Бонфиса.

– Вы когда-нибудь бывали в районе Аркашона?

– Нет, никогда.

– Вам что-нибудь говорит имя Тибодье?

– Ничего.

– А имя Элен Офер?

– Это еще кто такая?

Фрер улыбнулся, давая собеседнице понять, что с этой стороны ей ничто не грозит. Женщина снова вытащила кисет с табаком и лист папиросной бумаги. Несмотря на расстроенный вид, она в несколько секунд ловко свернула новую сигарету.

– Он вам рассказывал про сон, который ему часто снится?

– Что за сон?

– Как будто он в солнечный день идет по деревне. Потом раздается взрыв, и на стене остается его тень.

– В первый раз слышу.

Вот и еще одно подтверждение. Сон начал сниться Патрику вследствие перенесенной психической травмы. Что там рассказывал Паскаль Мишелль? Он же Петер Шлемиль? Что-то о Хиросиме…

– Патрик любит читать?

– Не оторвешь от книжки. У нас не дом, а муниципальная библиотека.

– А какие книги он читает?

– Все больше по истории.

Фрер решил, что пора задать ключевой вопрос:

– Скажите, а в тот день, когда Патрик поехал в банк, он не упоминал, что у него назначена еще какая-то встреча? Он больше никуда не собирался?

– Послушайте, вы что – легавый? Чего вы меня все расспрашиваете?

– Я должен понять, что с ним произошло. Я имею в виду, что произошло у него в голове. Мне необходимо шаг за шагом восстановить события того дня, который для него закончился потерей памяти. Иначе мне его не вылечить.

Она ничего не ответила, только махнула рукой с зажатым в ней окурком, прочертившим во влажном воздухе красную дугу. Курила она жадно, глубоко затягиваясь. Они молча дошли до причала. Бонфис по-прежнему ковырялся в моторе. Время от времени над бортом лодки показывалась его голова. Даже с такого расстояния было видно, что на его лице замерло выражение безмятежного счастья.

– Мне придется еще раз приехать, поговорить с Патриком, – предупредил Фрер.

– Нет, – отрезала Сильви, швыряя в море окурок. – Оставьте его в покое. Вы много для него сделали, спасибо вам большое. Но теперь я сама им займусь. Я, может, не такая ученая, как вы, зато я знаю Патрика. Все, что ему нужно, – это поскорее забыть всю эту историю.

Фрер понял, что торговаться с ней бесполезно, во всяком случае сейчас.

– Ну хорошо, – сдался он. – Но я все-таки оставлю вам координаты кого-нибудь из своих коллег в Байонне или в Сен-Жан-де-Люзе. Вы должны понимать, что случившееся с ним – не шутки. Ему необходима медицинская помощь.

Женщина промолчала. Фрер пожал ей руку и сделал прощальный жест в сторону Патрика, который радостно замахал ему в ответ.

– Завтра я вам позвоню, ладно?

Она снова промолчала – или ее слова отнесло ветром? Фрер медленно поднялся по цементному спуску. Добравшись до своей машины, он еще раз обернулся. Сильви качающейся походкой уже спешила к своему возлюбленному.

Психиатр сел за руль и тронул автомобиль с места.

Он поможет этим двум горемыкам, не спрашивая, хотят они того или нет.

* * *

– Я ищу щель в мироздании.

Черная рука обшаривала потрескавшуюся стену камеры вытрезвителя.

– Как найду, только вы меня и видали…

Анаис воздержалась от комментариев. Она уже десять минут выслушивала бред, который нес нищий попрошайка по имени Рауль. И ее терпение иссякло.

– Надо только не сбиться с курса, – поделился с ней клошар, пристально изучая очередную трещину в стене.

Анаис перешла к решительным действиям. Достала из пластиковой сумки картонный пакет с вином, купленный по дороге. Глаза Рауля мгновенно загорелись жадным огнем. Схватив пакет, он быстро отвинтил пробку и в два глотка осушил его.

– Так что насчет Филиппа Дюрюи?

Нищий вытер рот рукавом и громко рыгнул. Его красная рожа наводила на мысли о дохлом животном, запутавшемся в колючей проволоке. Щетина на подбородке, волосы, брови стояли торчком, словно стальные прутья, воткнутые в окровавленную плоть.

– Фифи-то? Фифи я знаю! Он всегда говорит, что сердце у него работает в режиме сто двадцать, а мозг – в режиме восемь и шесть.

Анаис поняла, о чем он. 120 ударов в минуту – в таком ритме исполняется музыка техно. А 8,6 градуса – это крепость пива «Бавария». «Пива чемпионов» – панков, рокеров и прочих маргиналов. Рауль говорил о Фифи в настоящем времени. Следовательно, не знал о смерти парня.

– Если честно, он псих. Натуральный псих.

– Я думала, вы с ним друзья.

– Дружба не мешает объективности оценок.

Анаис чуть не расхохоталась. Меж тем доморощенный философ продолжал:

– Фифи – он такой. У него семь пятниц на неделе. То сидит на герыче, то уходит в глухую завязку. То слушает металл, то тащится от техно. Сегодня он гот, а завтра, глянь, – уже панк…

Анаис попыталась представить себе образ жизни погибшего мальчишки. Бродяжничество, наркотики, драки. Героиновое блаженство, глюки от экстази, ночи под забором, пробуждение в неизвестных местах. Без понятия, как он сюда попал и что делал накануне. И так день за днем. А в глубине души – вечная надежда, что не сегодня завтра он соскочит с иглы.

Рауль пустился в рассуждения о музыкальных пристрастиях Дюрюи:

– Я ему говорю: музыка твоя – это все говно. Они же ничего своего не придумывают, только копируют. Мэрилин Мэнсон – это Элис Купер. Техно – тот же Крафтверк. А «Ар-энд-Би»…

– Айзек Хейз.

– Точно! Тырят чужие песни и выдают за свои!

– А на что Фифи жил?

– На то, что подадут. Как и я.

– В Бордо?

– И в Бордо, и в других местах. Слышь, а у тебя еще выпить нету?

Анаис достала из сумки вторую картонку. Рауль высосал ее за долю секунды. На сей раз он не рыгал, но Анаис испугалась, как бы он не напрудил в штаны. На нем было пальто из ломаной саржи, но до того замызганное, что рисунок ткани уже не просматривался. Штаны от спортивного костюма от грязи стояли колом. Из-под стертых до корда сандалий выглядывали черные голые ноги. Анаис старалась не дышать носом, хотя на всякий случай смазала ноздри пахучей мазью «Vicks Vaporub».

Рауль размахнулся и запустил опустевшим пакетом в стену камеры. Анаис поняла, что надо ковать железо, пока горячо.

– Пару дней назад Фифи говорил тебе про ангела…

Рауль забился в угол, сел на пол и, дергая плечами, принялся чесать спину – точь-в-точь животное.

– Ха, ангел! – хмыкнул он. – Мужик пообещал дать ему ангельской пыли.

Убийца. Наконец-то разговор подошел к сути дела.

Анаис наклонилась к Раулю и, отчетливо произнося каждый слог, спросила:

– Он хорошо его знал?

– Не-а. Только познакомились.

– Что именно он тебе о нем рассказал?

– Что тот отправит его на небеса. И почему-то все время болтал про какого-то святого Юлиана…

– Святого Юлиана Странноприимца?

– Ага, про него самого.

– А почему?

На Рауля снизошло озарение.

– Фифи в школе мало учился, но эту легенду он хорошо запомнил. Один принц по ошибке убил своих родителей. Убежал из дому и стал на реке перевозчиком. И вот однажды приходит к нему прокаженный и просит перевезти через реку. Юлиан его принял, накормил и согрел своим телом. И тогда прокаженный взял его с собой на небеса. Потому что это был Иисус Христос. Так вот, Фифи болтал, что этот ангел и к нему пришел. И что он отправит его прямиком на седьмое небо…

– Почему он вспомнил именно эту легенду?

– Потому что его ангел тоже был прокаженный.

– Прокаженный?

– Ну, у мужика вся рожа была замотана тряпками.

Анаис попыталась воочию представить себе, как все это происходило. Человек с закутанным лицом знакомится с Филиппом Дюрюи. Предлагает ему небывалый кайф. Парень начинает размышлять над личностью доброхота, и его воображение подсказывает ему разные версии, в том числе совершенно фантастические. Любопытно, попала ли их беседа хоть на одну из камер наблюдения?

– Когда ты виделся с Фифи в последний раз, что точно он тебе сказал?

– Что вечером у него встреча с прокаженным. И что они вместе переправятся через реку. Хрень полная.

– А где они должны были встретиться?

– Не знаю.

– А ты где с ним виделся?

– На набережной. В районе Сталинградской площади. Фифи чуть из штанов не выпрыгивал, до того ему не терпелось бежать к этому типу.

– В котором часу это было?

– Не помню. Ближе к вечеру.

Анаис не собиралась упускать ни одной детали:

– У Фифи есть собака?

– А как же! Как у каждого бомжа! Слышь, а у тебя еще бухло есть?

– Нет. Как зовут собаку?

– Мирван. В честь грузинского святого. Говорю же, Фифи – малый с приветом.

– Собака в тот вечер была с ним?

– А то!

– А после этого ты где-нибудь видел его собаку?

– Не-а. Ни псину, ни самого Фифи.

Он говорил все тише. Заряда энергии хватило ненадолго. Глаза у Рауля погасли. Возможно, новая доза горючего оживила бы его, но запасы Анаис иссякли. Она выпрямилась, стараясь не коснуться невзначай осевшей перед ней груды грязи.

– Сейчас тебя выпустят.

Она постучала в застекленный дверной проем камеры. Тут же появился охранник.

За спиной у нее раздался голос Рауля:

– А чего там с Фифи-то случилось?

– Пока неизвестно.

Рауль громко расхохотался:

– Вы, легавые, всех держите за дураков, но главные придурки – вы сами. Ты что, думаешь, я не просек, что Фифи откинул копыта?

Она молча вышла из камеры. Не вышла, а выскочила, как косточка из гнилого персика. Рукавом вытерла под носом мазь. Бросила взгляд на часы: полдень. Она явственно слышала, как с тиканьем убегают секунды, напоминая ей, что обратный отсчет давно идет. Как она надеялась на этот разговор! Но он почти ничего не дал.

Уже садясь в машину, она позвонила Ле-Козу. За два часа ее коллега превратился в эксперта по производству и продаже имальгена. Он составил полный список тех, кто в последние четыре недели выписывал рецепт на препарат. Теперь оставалось только обзвонить всех ветеринаров и все учреждения, специализирующиеся на лечении животных. Затем следовало проверить склады, заказы и отчеты о продажах. Работа на целый день.

В рамках версии об ограблении удалось установить, что в январе нападению подверглись две ветеринарные клиники – одна близ Бордо, вторая – в окрестностях Либурна. Но и от этого следа отчетливо попахивало пустышкой. Ле-Коз навел справки и выяснил, что на человека кетамин оказывает галлюциногенное воздействие. Существует даже нечто вроде подпольной сети торговли препаратом. По мнению полицейских, занимавшихся расследованием обоих случаев ограбления, подозрение скорее падало на наркодилеров…

Анаис поинтересовалась, как дела у Джафара. Тот не узнал ничего существенного ни о собаке Дюрюи, ни о том, где он добывал себе одежду. От Зака и Конанта новостей тоже пока не было.

– Ты в конторе? – завершая разговор, спросила она.

– Ну да.

– Отпечатки от криминалистов пришли?

– Час назад.

– И?

– По базе данных еще не прогнали. У нас тут вирус.

Полицейские комиссариаты снабжаются самыми дешевыми компьютерами и самыми примитивными программами. Поломки и сбои в работе – штатное явление на каждом участке.

– А что наш эксперт говорит?

Экспертом они между собой называли лейтенанта полиции, аж целую неделю проучившегося на курсах информатики. Ле-Коз красноречиво молчал.