Цитаты из книги «Старые друзья»

Я в тот момент ни о чем не думал: мозг у меня успел превратиться в бесполезный ком мороженого, занявший всю черепную коробку.

А если я откажусь, ты возьмешь кого-нибудь еще? – Нет. Или пойду с тобой, или один. Ну вот скажите, можно перед таким устоять? На одной чаше весов оказались: страх перед нашей затеей, неизбежное жестокое наказание в случае поимки, временное или окончательное исключение из интерната, огорчение и растерянность родителей. На другой – единственный, зато более чем увесистый вопрос: осмелюсь я или нет? Его смысл выходил далеко за рамки этого конкретного эпизода, и ставка была велика. Кем я стану в будущем: человеком, который отважно встречает трудности, или жалким трусом? Смогу ли я сделать из своей жизни что-то путное или не смогу?

Выжил я в этом кошмарном месте благодаря тому, что знал: в субботу днем меня отпустят домой. Эта перспектива позволяла мне не впасть в полное отчаяние. Пока на горизонте маячила возможность в конце недели услышать смех моей сестры и радостный лай Бобе и окунуться в тепло нашего дома, я кое-как справлялся.

Следующий круг составляли друзья, с которыми я ходил в школу. За пределами моей личной вселенной люди могли умирать и резать друг друга, в том числе самыми зверскими способами, – меня это не касалось. В этом мягком коконе невинности я дожил до одиннадцати лет, когда перешел в шестой класс и меня отправили в интернат Лувера. Там я с изумлением, вгонявшим в ступор, обнаружил, что взрослые бывают жестокими и тупыми.

В общем, за короткое время я потерял сразу двух родственников, но что значили эти две смерти для моих беззаботных восьми лет? Со мной были мой папа Жак, моя мама Сюзанна, моя сестра Розина и мой пес Бобе – волшебный, обожаемый квартет. Следую

А истина заключается в том, что с большей частью смертей смириться невозможно, особенно если умирают дети или люди, которых ты любишь. Это горе безутешно, оно заставляет нас вспомнить о собственной судьбе. Кого бы ты ни хоронил, ты в каком-то смысле хоронишь и себя

Стоило ему произнести эти два слова, как я испытал секундное головокружение, нечто вроде легкого помутнения сознания, какое возникает при получении некоторых известий. За всю жизнь мы получаем их всего три или четыре раза, но забыть их невозможно. Мы помним, кто их нам принес, где, при каких обстоятельствах, в котором часу. Мы помним звуки голоса, сообщившего нам: «С вашим сыном случилось несчастье», «Я от тебя ухожу», «Ваша мать скончалась»…

Стоило ему произнести эти два слова, как я испытал секундное головокружение, нечто вроде легкого помутнения сознания, какое возникает при получении некоторых известий. За всю жизнь мы получаем их всего три или четыре раза, но забыть их невозможно. Мы помним, кто их нам принес, где, при каких обстоятельствах, в котором часу. Мы помним звуки голоса, сообщившего нам: «С вашим сыном случилось несчастье», «Я от тебя ухожу», «Ваша мать скончалась»…

Материнский инстинкт в ней был развит примерно как у терки для сыра. Дед был почеловечней

Я, как, впрочем, и он, всегда всеми хитростями избегал сборищ бывших одноклассников, считая их парадом уродов, и намерен помереть, не меняя веры. Раз в десять лет смотреть на одни и те же рожи, отмечая, у кого еще отрос живот, расширилась лысина, появились красные прожилки, кто надел очки, а кто явился со слуховым аппаратом, и понимать, что сам наверняка выглядишь не лучше, – нет уж, спасибо