Глава 4

Этот, пусть и виртуальный, прием пищи помог – в глазах все перестало расплываться, и я даже могу разглядеть сидящих напротив людей, точнее – остатков людей, те еще старые развалины. Все-таки так и не пойму смысла в этих уродских аватарках. Зачем?

Напротив сидит одиннадцать человек. С моей стороны, наверное, тоже одиннадцать. Получается нас – всего двадцать две ужасных пародии на людей. Кошмар какой-то.

Так и хочется закричать – Эй, комиссия! Охренели совсем? Зачем вы студентов окунули в старческое дерьмо? Что это за гребаная проверка?

Но я молчу. Как и все. Все сидим, молчим и думаем. Сложно, конечно, что-то обдумывать, когда нечем оперировать. В голове пустота, только несколько фактов здесь и сейчас да кусочки пазлов – воспоминаний болтаются в опустевшем мозгу и – все. Возможно, – пришла мысль, – хотят, чтобы мы почувствовали каково это – пролетевшая в один миг жизнь и никаких воспоминаний? Как это бывает с долго спящими? А на куя? В чем смысл? А сами-то, эти проверяющие пробовали примерить на себя такие вот аватары? Понимают ли они какой это кошмар для нас – внезапно стать немощными стариками? Вряд ли. Наверное, кто-то изобрел новый вид экзамена, а мы просто попались первыми для этого эксперимента…

Странно ощущать, что внутри меня почему-то не бурлит негодование, и протест не рвётся наружу в каких-нибудь действиях. Я внутренне возмущаюсь, конечно, но как-то вяло.

Если это сон – то не имеет значения, как я в нем выгляжу, наверное, а если реальность – то, возможно, нас накачали успокоительными, – думаю. Мне очень не хочется верить, что я такая и есть – тихая и пассивная размазня.

Кстати, а вон тот старикан, второй справа напротив, кажется мне смутно знакомым, нет не чертами лица. Сложно вспомнить молодое знакомое лицо, когда видишь печеное яблоко вместо лица и слезящиеся мутные глаза под лысым черепом. Просто когда смотрю на него, возникает ощущение, как будто у меня какая-то незримая связь есть с ним. Кто он? Еще один быстрый взгляд на него и замечаю табличку – а-семь-восемь, информативненько. В смысле ничего не понятно. Придумали дурацкие номера.

Мысленно пробую повторить. – А-семьдесят-восьмой. – И?…

В памяти ничего не проявляется. Были бы имена, хоть какая-то цепочка ассоциаций может быть, я и вытащила бы очередной кусочек пазла-воспоминаний. А так… номер – это просто номер, никаких воспоминаний не будит.

А мое имя?

Мэйра, – произношу мысленно, пробую к себе приставить и понимаю, что память все-равно молчит, как будто это – очередной ярлык, другой, не бэ-два-четыре, но тоже ярлык. Странно это все.

Внезапно меня озарило. Сон во сне! Вот что это! Для каждого уровня придумали свой ник, все просто!

Хотя догадка эта и не пробуждает мою память, по-прежнему ничего не помню, но мне становится легче и как-то немного теплее. Даже руки стали меньше дрожать.

Поглядывая на других, а понимают ли они что спят, вдруг замечаю, что сама стала объектом пристального внимания сидящей напротив бабульки.

Прямо чувствую на себе ее ощупывающий взгляд. Хотя она и изредка поглядывает на меня, но эти мгновения ее взгляда я ощущаю как прожектор, безжалостно освещающий всю мою старость и немощность.

Взглянув на нее, я не хочу больше смотреть, неприятное зрелище, и мне страшно даже представить, что я тоже вот так выгляжу.

Внезапно в голове шевельнулось какое-то воспоминание. Кажется тот, а-семьдесят восьмой который, он вроде бы был моим знакомым, может даже другом, что-то нас связывало. Пытаюсь еще напрячь память, но она молчит. Но долго задумываться не получилось.

– Всосали? Глотать не забывали? – опять Янцвек, издевается. – Взяли салфетки, вытерли лица и все остальное и бегом в зал профилактики, там все и узнаете. А грязнули пойдут спать!

Вытирать все остальное? О чем он? Я опять ненадолго поднимаю взгляд и тут же опускаю – как я раньше этого не заметила – у многих пища просто вываливается изо рта, а третий слева, напротив меня, вообще просто льет себе в открытый рот янтарную жидкость, которая благополучно течет ему на грудь и ниже. Лицо у него сосредоточенное, он, видимо “глотает”, пытается, но у него не получается, наверное еще никак не “отморозился”.

Ладно, по этому сценарию, канве, похоже, что мы действительно были в криосне. И может ему, по этому долбаному сценарию опять же, просто надо больше времени для “разморозки”.

Рядом с ним сидит тот противный толстяк. А глаза-то у толстяка оживленные, не как у других. Номер у него, бросаю взгляд и тут же опускаю глаза, номер у него эн-один-три, и он тоже смотрит на меня.

Почему они на меня смотрят?

Поднимаю взгляд и вижу как этот эн-тринадцатый неуклюжим движением руки выбивает кружку у старательного недоразмороженого.

– Иди поспи еще, ге-восемь, – его голос хрипит и булькает. Видно, что говорит он с большим трудом. Толстяк встает, разворачивается, и с напряжением, видно, что говорить ему не просто, я это вижу, начинает какую то мысль. – Ос-с…, – Но больше он сказать ничего и не успел.

– Молчать! – подскочивший как-то неуловимо мгновенно Янцвек ткнул его пальцами в грудь и толстяк захрипел согнувшись.

– Куски идиотов!, – Янцвек прямо-таки нас специально оскорбляет что ли?

– Вам еще нельзя говорить, не готовы. Молчать всем, а то потеряете голоса или будете хрипеть как этот.

Он опять тыкает пальцами, тремя, я рассмотрела, в грудь эн-тринадцатого, и тот начинает хрипеть – дышать чаще, но, что странно, с облегчением на лице.

И что это было? Что за хитрую абилку он себе прикрутил? Три пальца – и наказание и, похоже, какой- то целительный массаж, тычками. Да сон это, конечно! В реале такого не существует! Облегченно вздыхаю и немного успокаиваюсь.

Отстранено отмечаю, что мы действительно почему-то все молчим после процедурной, а до нее же говорили, немного, конечно, но вроде бы нормально? А вот после “тестирования”, чтобы это не значило, все замолчали, даже шептать никто не попробовал. Странно, конечно, но что еще ждать от такой идиотской канвы?

Разворачиваю салфетку полностью и вытираю лицо. Я все-таки тоже успела измазаться, непонятно когда, даже не заметила, что пища по лицу стекает. Вытираясь я почувствовала, что ощущаю не только свои руки, но и их прикосновения, кожу на лице тоже ощущаю, пока еще очень слабо, но лучше бы я и вовсе не нащупала эти жуткие складки кожи. Я опять разволновалась. М-мать, а если, вдруг, это – не сон, то что же со мной, с нами, случилось?

Пока мои мысли метаются в пустых глубинах памяти, мы выбираемся в коридор, старики в серых балахонах, с номерками на груди, и идем в очередную комнату. Опять коридоры, повороты, коридоры и мертвящий синий свет сверху. М-да, на дизайнере видимо решили вообще сэкономить. Архитекторы и дизайнеры сна, наверное жутко занятые, для такой мелочи как экзамен у студентов их, видимо, вообще не нанимают. Или им просто пофиг?

Сейчас идем долго, мне так кажется, но куда и в каком направлении – совершенно не ориентируюсь. Проходим мимо каких-то дверей с непонятными символами, которые ничего не напоминают, да и разглядеть их толком не удается, зрение по-прежнему паршивое.

Зачем тут вообще вставлен долгий путь по коридорам? Совершенно непонятно. Такое впечатление возникает, что мы ходим по кругу в ожидании пока обновится карта канвы для очередного перформанса…

Пока мы идем, замечаю, что идти сейчас мне полегче, и я уже не мерзну так сильно, хотя мурашки озноба нет-нет, да и пробегут по спине.

Наверное запрограммированное состояние улучшения после приема процедур и пищи, – уныло размышляю. Точно идиотская канва.

Тем временем та бабка, которая сверлила меня взглядом, пробирается сквозь толпу и пристраивается рядом. Вот же мочалка старая. Ну и что ей надо от меня? Мало того что мне чертовски неприятно находиться в толпе стариков, так еще и соседство подобной бабки, казалось, говорит мне – смотри, ты такая же как и я, делая сон, если это сон, неправдоподобно реальным.

Пытаюсь ускорить шаги, но не очень то и получается, и она, зараза, не отстает. Когда говорить то можно будет? Я бы ей сказала, чего нибудь этакое “ласковое”, память судорожно напрягается пытаясь подыскать эпитеты но пока ничего не находит.

А это бабка пристроилась справа и идет рядом как-будто мы близкие подруги. Мало мне этой докуки, а тут слева еще и эн-тринадцатый, толстяк, догнал и тоже пошёл рядом со мной. Смотрит на меня искоса. И получается, что каждый сам по себе идет в нашей толпе, а мы идем как бы вместе, втроем.

Ну, блин, достали! Меня что, мёдом намазали? А эти уродские псевдо-пчёлки, совсем не полосатые, а серые, хотят покушать? Я не понимаю их интереса ко мне, но мне это почему-то совершенно не нравится.

А если…, – я замедляю шаг, – …а вдруг я выгляжу лучше чем они? Может поэтому у них повышенный интерес ко мне?

Спотыкаюсь, хватаюсь за грудь и делаю вид, что мне плохо и я не могу идти быстро..

И вдруг чувствую, что этот пухлый гад меня подхватывает за руку и поддерживает. А вот не надо мне твоей непрошенной помощи. Пытаюсь выдернуть свой локоть из его лапы, но это не так-то и просто. Сил у меня мало, рука еле дергается, а толстяк-то, оказывается, гораздо сильнее. Старый урод, отвяжись! – кричу на него, к сожалению мысленно, и опять дергаю руку.

Но этот гребаный эн-тринадцатый сипит, побулькивает, дышит он так, и продолжает меня поддерживать.

– И кто же же это у нас тут такой бодренький?

В этот раз я голос Янцвека прямо таки с облегчением услышала. Опять этот носатый оказался рядом внезапно, раз – и рука толстяка исчезла с моего локтя.

– Эн-тринадцатый, надо же какой прыткий, уже и другим помогаешь. Иди-ка вперед, лидер ты наш, будешь начальником в этой команде убогих.

Янцвек уходит вперед, брезгливо вытирая руки невесть откуда взявшийся салфеткой..

Надо же, прикоснулся к старости! Сука, сами придумали этот сценарий, а теперь он демонстрирует не только ненависть, но и отвращение. Чего он добиться хочет? Как действовать-то нужно в этой уродской канве?

Наконец-то впереди показалась очередная открытая дверь. Надеюсь цель нашего путешествия за ней?

Толпа стариков, ох, и я же среди них, оживилась и бодренько так промаршировала во внутрь. А эта старуха, что пристраивалась сбоку, тоже рванула вперед, забыв про интерес ко мне. Ну и ладно. Мне только легче. Может эти все – вообще мобы? Со слегка развитым интеллектом, убогим таким, конечно?…

В очередное помещение я опять зашла последней и не сразу и поняла где мы. Точнее, все вроде бы и понятно – очередная серо-стальная комната, но вот эти штуковины в ней… Сколько бы я не вытягивала голову, но разглядеть толком не могла, в глазах опять появился какой-то туман и темные пятна, мешающие смотреть.

Какой-то черный прямоугольник на возвышении и торчащий с одного конца шест с поперечной планкой. Что-то это мне напоминало…. Но что?

– Тек-с, быстренько разошлись по беговым дорожкам (а, вот это что!), и начинаем работать ножками, и ушами. – Янцвек зловеще улыбался. – Поели-попили – пора показать на что вы годны.

Что-то мне от этих слов стало не по себе. Хотя куда уж дальше. Мне давно было “не по мне”. Если это сон – то он абсолютно дурацкий и затянувшийся, если это – явь…

Лучше бы ее и вовсе не было.

Тем временем все стали расходиться и становиться на черные прямоугольники. Я медлила, не хочу оказаться рядом с той бабкой или толстяком.

– Бэ-два-четыре! – Я вздрогнула, – чего тормозишь? Решила опять спать отправиться?

Вот чего уже точно не хочу, так это спать. Хотя, вопрос-то идиотский! Мы же вроде бы и так спим? Я пошла к незанятой дорожке, стоявшей позади всех, и встала на нее. Блин, чего меня так шатает? Вцепилась в рукоятки своими слабыми руками и стоять стало немного полегче.

– Ита-а-ак, бойцы, – Янцвек говорит где-то впереди, но я слышу его очень отчетливо, как будто он стоит рядом и кричит прямо в ухо.

– Задача каждого из вас – дойти до финиша первым. Кто придет последним – отправляется спать, кто приляжет отдохнуть – отправляется спать. А я пока вам ваши следующие задачи расскажу.

– Всем ясно? – внезапно рявкнул он.

Вздрогнув, я киваю головой. Все, насколько вижу, кивают. Мы молчим, говорить нам еще не разрешали. Да и чувство такое, что рано еще, говорить.

– Как дойдете до финиша – сможете говорить. – Продолжает Янцвек.

– Ну, полетели доходяги. – Он махнул рукой в странно уплотнившемся воздухе и…

…И моя дорожка поехала назад. Хорошо, что я держалась за рукоятки, а то бы упала. Я вцепилась в эту подпорку еще крепче и стала перебирать ногами, типа идти вперед. Ну, с поддержкой это было гораздо легче, чем идти по коридору.

– Дорожки чувствительны к вашему темпу, двигаются со скоростью вашей ходьбы! Чем быстрее идете – тем быстрее двигаетесь к финишу. Но! Чем быстрее идете – тем меньше у вас сил дойти до финиша. Идите правильно! – Продолжал вещать Янцвек.

Ничего что себе сказал, я так и чувствовала, что тут все не так-то просто и легко. Тем более в этом старом теле. Нет, совсем не просто. И, кстати, а где финиш? Почему он ничего не сказал про это? Когда финиш-то будет?

– Дорожки будут двигаться так, как вы идете, остановитесь вы – остановится дорожка, и вас отправят спать. Ленивцы нам не нужны. – Продолжает внушать Янцвек.

Но его слова теперь доносятся издалека, заглушенные сгустившимся воздухом и начавшей нарастать болью по всему телу.

Да что же это за издевательство? Нет, ну я бы поняла эту псевдо-спортивную нагрузку, если бы сейчас была сама собой, 25-ти летней, здоровой и бодрой. А от стариков-то чего они хотят? Зачем нас засунули в сон с такими дурацкими условиями?

Тот же вопрос. Чего они пытаются добиться от нас в этом уродском сне?

Да ладно, пофиг. Когда-то до чего-то и дойдем. А вот боль могли бы и снизить. Зачем такие реалистичные ощущения? Вдруг это как-то повлияет на спящее тело в реале?

Я уже почти убедила себя, что мне все это снится и успокоилась. Да и спины остальных, как мне казалось, выражали равнодушие и какой-то пофигизм.

Наверное тоже поняли, что это сон, – успела я подумать, переступая ногами без особого усердия, только чтобы дорожка не оттащила от поручня. Куда спешить? Это всеравно однажды закончится. Не будут же они тратить время и ресурсы, затягивая этот идиотизм?

– Внимание! – голос Янцвека внезапно усилился, пробился сквозь обложивший мозг туман.

Как будто прямо в ухо крикнул.

– Внимание!!!

Ох. К чему такой надрыв?

– ЭТО НЕ СОН!!! Вы в реальном мире! ЭТО НЕ СОН!!!

Что?…