Цитаты из книги «Санькя»

Всегда находились друзья. Всегда были девушки. Если подруга уходила, откуда-то появлялась новая. Каждый раз случайно. Саша их не искал.

Отец, да. Не совершил за свою жизнь ни одной откровенной подлости. И не откровенной тоже…

Легко стукнул о гроб открытой бутылкой, чокаясь. Выпил прямо из горла. Н

Они молчали почти всю дорогу, иногда Саша забывал даже, что он рядом, этот человек. Да и сил не было говорить. Пока светлело небо, Саша пытался угадать те места, которые с детства остались памятны. Зимой сложно распознать летние полянки и стояночки, но иногда получалось. Ничего особенного – там вот, кажется… да, там, однажды остановились: ехали с дядей Колей на его машине, и мама, молодая, с отличной улыбкой и очень счастливыми глазами пошла в лес и сразу вернулась с грибами – она находила их легко, только очень боялась ужей… Мужики в это время курили.

Гроб был тесным – только благодаря этому покойный удержался во гробе. Но в то малое мгновение, когда гроб стоял на боку, картина была страшна – мертвый профиль отца, выпавшая в снег иконка с груди, недвижимые белые руки, открывшиеся под покрывалом…

– Может быть, кто-нибудь поедет хоронить? Было тошно, что все молчали.Кто-то сказал извиняющимся тоном:– Работа… – Я поеду, – сказал один человек. Безле

. Веня, он вообще бездомный, ему жить негде, а Рогов сказал, что на поезде ехать в его Сибирь стрёмно – паспорт все-таки надо показывать, когда билет покупаешь, а на электричках… сам пойми: озвереешь, пока доедешь. Поэтому они к нам, – Негатив глубоко затянулся, выпустил дым, проследил его путь глазами, – к нам приехали. А чего ты так всполошился?

– Веня московский и Рогов из Сибири. Сашу опять передернуло, правда, на этот раз полегче.

Не видел? Сначала ты там в первой колонне засветился, и кто-то из вас мента охерачивает палкой, потом все куда-то бегут, витрины крушат, на земле валяется мент, а ты прыгаешь ему на фуражку. Отличный кадр. А что на фуражку, я думаю? Прыгнул бы ему на голову? А?

Негативом его прозвали за вечное недовольство всем и вся. Нет, он был не брюзгой, но, скорей, упрямцем, со своими однозначными представлениями о жизни. Недовольство его было не по-мальчишески мрачным, молчаливым, и порой могло показаться равнодушием, таковым не являясь.