Цитаты из книги «Homo Deus. Краткая история будущего»

Вымысел сам по себе не плох. Он критически важен. Без общепризнанных мифов о деньгах, государствах и корпорациях не может функционировать ни одно сложное человеческое сообщество. Мы не сыграем в футбол, если единодушно не поверим в придуманные для него правила, не воспользуемся преимуществами рынка и суда при отсутствии сходной мифологии. Но мифы – лишь инструмент. Они не должны становиться нашими целями или критериями. Забывая, что это не более чем вымысел, мы отрываемся от реальности. Мы

Волки, шимпанзе и другие животные существуют в двойной реальности. С одной стороны, им знакома объективная внешняя данность – деревья, скалы, реки. С другой стороны, они знают свои внутренние субъективные переживания – страх, радость, желание. Человек же живет в тройной реальности. Помимо деревьев и рек, страхов и желаний в его мире есть мифы – о деньгах, богах, нациях и корпорациях. По мере развития цивилизации боги, нации и корпорации увеличивали свое влияние за счет рек, страхов и желаний. В мире по-прежнему нет недостатка в реках, и людьми по-прежнему руководят страхи и желания, но Иисус Христос, Французская революция и Apple Inc. перекрыли и укротили реки и научились формировать наши сокровенные мечты и тревоги. Новейшие технологии XXI века обещают породить еще более могущественные мифы, и, чтобы заглянуть в день грядущий, мы должны выяснить, каким образом мифы о Христе, Французской революции и Apple набрали такую мощь. Люди полагают, что они делает историю, но в действительности история вертится вокруг паутины вымыслов. Базовые способности индивида мало изменились с каменного века. А паутины вымыслов неуклонно росли и крепли, продвигая историю от каменного века к веку кремниевому.

Животные не способны нам противостоять не потому, что у них нет души или разума, а потому, что у них нет необходимого воображения. Львы умеют бегать, прыгать, рвать и кусать. Но они не умеют открывать счета в банках или подавать иски в судах. А в XXI веке банкир, умеющий составлять исковые заявления, гораздо сильнее самого свирепого льва. Эта способность создавать интерсубъективные сущности, обосабливающая людей от других животных, также отделяет гуманитарные науки от наук о жизни. Историки пытаются проследить развитие интерсубъективных сущностей типа богов и наций, в то время как биологи их начисто игнорируют.

Церковные окна разлетаются вдребезги под напором зимних штормовых ветров, а новые витражи изображают уже не Готфрида Бульонского и грешников в аду, а великую победу короля Англии над королем Франции. Местный священник перестал называть папу римского «нашим святым отцом» – для него он теперь «дьявол, который сидит в Риме». В близлежащем университете студенты корпят над древнегреческими манускриптами, вскрывают трупы и шепчутся по углам о том, что, может, никакой души и не существует вовсе. А годы все идут. Там, где некогда высился замок, в наши дни разместился торговый пассаж. В кинозале показывают «Монти Пайтон и священный Грааль». В безлюдной церкви скучающий викарий радостно приветствует двух японских туристов. Он долго рассказывает им о витражных окнах, а японцы вежливо улыбаются и непонимающе кивают. На церковных ступенях расположилась компания подростков с айфонами. Они смотрят новый ремикс песни Джона Леннона Imagine. «Представьте себе, что небо пусто, – поет Леннон. – Попробуйте, это легко». Дворник-пакистанец метет тротуар, неподалеку работает радио, передающее новости: бойня в Сирии продолжается, заседание Совета Безопасности закончилось ничем. Вдруг волшебный луч света, прорвавшись сквозь толщу времен, озаряет лицо одного из подростков, и он решительно заявляет: «Я пойду сражаться с неверными и освобождать Святую землю!» Неверные? Святая земля? Для большинства сегодняшних англичан эти слова – пустой звук. Даже викарий наверняка подумал бы, что у подростка не все дома. Но, если английский юноша вступит в ряды Amnesty International, чтобы отправиться в Сирию защищать права беженцев, его сочтут героем. В Средние века люди решили бы, что он повредился умом. В Англии XII столетия никто не имел понятия о каких-то там правах человека. Хотите сгинуть на Ближнем Востоке не в битве с мусульманами, а защищая одних мусульман от других? Должно быть, вы не в своем уме. Так развивается история. Люди плетут паутину смыслов и верят в них. Но рано или поздно эта паутина рвется, и, оглядываясь назад, мы не можем понять, как кто-то мог принимать все это всерьез. Крестовые походы, вдохновляемые надеждой попасть в рай, сегодня кажутся нам чистейшим безумием. Холодная война представляется безумием еще большим. Пятьдесят лет назад люди готовы были на жертвы, ослепленные верой в коммунистический рай. Через сто лет наша сегодняшняя вера в демократию и права человека может показаться столь же нелепой.

А годы идут. Историки видят, как распадается паутина смыслов и вместо нее плетется другая. Родители Джона умирают, затем умирают его братья, сестры и друзья. Песни менестрелей о Крестовых походах сменяют ставшие модными пьесы о трагической любви. Родовой замок сгорает дотла, а когда его отстраивают заново, меча дедушки Генри не находят.

Но существует и третий уровень реальности – интерсубъективный. Интерсубъективные сущности создаются взаимодействием многих людей, а не верованиями и чувствами отдельных личностей. Практически все самые важные двигатели истории интерсубъективны. Деньги

Деньги – не единственная сущность, которая утрачивает ценность, как только люди перестают в нее верить. То же случается с законами, богами и даже могучими империями.

Любое наше масштабное взаимодействие зиждется на вере в воображаемый порядок. Это тот свод правил, которые, существуя лишь в нашем воображении, представляются нам реальными и неколебимыми, как гравитация. «Если вы пожертвуете божеству десять быков, пойдет дождь; если будете чтить своих родителей, окажетесь в раю; а если сомневаетесь в моих словах – отправитесь в ад». Пока все обитатели какой-либо местности или региона верят в одни и те же мифы, они следуют общим правилам, позволяющим предсказывать поведение чужаков и создавать системы массового взаимодействия. Чтобы послать сигнал: «Можешь мне доверять: я верю в тот же миф, что и ты», люди часто используют опознавательные знаки типа тюрбана, бороды, делового костюма. Наши братья шимпанзе не в состоянии придумывать и распространять такие мифы, поэтому они не способны взаимодействовать в массовом масштабе.

Решающую роль в завоевании нами мира сыграла наша способность объединять в сообщества массы людей[119]. Современное человечество правит планетой не потому, что отдельно взятый человек более умный и более умелый, чем отдельно взятый шимпанзе или волк, а потому, что Homo Sapiens – единственный на земле вид, способный гибко взаимодействовать в многочисленных группах.

7 июля 2012 года ведущие эксперты в сфере нейробио-логии и когнитивных наук собрались в Кембриджском университете и подписали «Кембриджскую декларацию о сознании», в которой говорится следующее: «Множественные свидетельства указывают на то, что у животных, не принадлежащих к человеческому роду, имеются нейроанатомиче-ские, нейрохимические и нейрофизиологические субстраты сознательного состояния наряду с наклонностью к рациональному поведению. Совокупность данных свидетельствует, что люди – не уникальные обладатели неврологических субстратов, порождающих сознание. Животные, не принадлежащие к роду людей, включая всех млекопитающих и птиц, и многие другие существа, включая осьминогов, тоже имеют похожие неврологические субстраты»[109]. Эта декларация воздерживается от решающего заявления, что у животных есть разум, поскольку до сих пор не обнаружен «дымящийся пистолет». Но она перекладывает обязанность добывать доказательства на тех, кто считает иначе. Откликаясь на перемену ветра в научном сообществе, в мае 2015 года Новая Зеландия стала первой в мире страной, которая на законодательном уровне признала животных мыслящими существами – новозеландский парламент принял поправку к биллю о Защите животных. Билль обязывает исходить из того, что звери разумны и, соответственно, необходимо создавать им хорошие условия жизни в таких сферах, как животноводство. В стране, где овец больше, чем людей (30 миллионов против 4,5 миллиона), это очень серьезный шаг. Позже аналогичный закон был принят в канадской провинции Квебек, и цепная реакция, по-видимому, неизбежна.