Глава 7

Зал перебудила ночная проверка. Хотя большинство людей были в ночных рубашках, а в итоге и одеяла раздали, с каждым часом жалобы становились все громче. Заканчивалось действие лекарств.

Все больше людей пытались абстрагироваться от обстановки: раскачивались, принимали странные позы и сидели с застывшими лицами. Брайан никогда ничего подобного не видел. Сам он лежал абсолютно неподвижно.

Мужчины, которых он раньше не видел, зажгли в зале свет и бегло осмотрели лежащие на полу тела. На одном из мужчин было черное, полностью расстегнутое пальто, доходившее до лодыжек. Когда он топнул, все посмотрели вверх. По команде несколько пациентов нехотя поднялись и потянули соседей за рубашки, пока те тоже не встали. В итоге лежать осталось всего шесть-семь человек.

В сопровождении пары медсестер человек в пальто задал одному из лежавших вопрос, но ответа не получил. Он сделал знак рукой, и его помощники взяли больного под руки и поставили. Когда его отпустили, он снова упал, как тряпка, безвольно ударившись затылком об пол между матрасами с таким грохотом, что у Брайана перехватило дыхание. Опустившись на корточки, чтобы привести потерявшего сознание в чувство, медсестры смотрели на офицера снизу вверх, но тот уже шел прямиком к Брайану.

Взглянув в рассматривавшее его бледное лицо, Брайан решил встать на ноги.

Шатающаяся походка и слегка дрожащие колени выглядели правдоподобно, ведь последний раз он стоял семь дней назад. Кровь отхлынула от мозга, и голова закружилась. И тем не менее он не упал, когда его отпустили. Из семи человек его примеру последовал только Джеймс.

Началась болезненная процедура уничтожения вшей – Брайан попытался оказаться поближе к Джеймсу, но женщины безостановочно стучали резиновыми перчатками по резиновым фартукам, чтобы люди не останавливались.

Джеймс стоял в очереди возле отделанной плиткой и покрытой пятнами стены; как и все остальные, в руках он держал рубаху с номером и ждал, когда освободится душ. Один из обнаженных мужчин замер в кабинке, повернувшись ко всем спиной и подставив под струи воды открытые глаза. Через какое-то время он закричал от боли – вопли, подобно волчьему вою, распространились от одного сумасшедшего к другому.

Шум поднялся быстро, но так же быстро – с помощью ударов и угроз – был восстановлен порядок. Тот, кто все это начал, с красными глазами, постанывая, терпел побои и не осознавал, что происходит вокруг. Затем его за волосы выволокли из душа и припечатали к стене. Лишь когда на него накинули смирительную рубашку и повели прочь, он затих.

Когда Брайан в последний раз видел Джеймса, прежде чем они снова оказались в зале, тот улыбался, напевал и даже не сопротивлялся, когда его толкнули под холодный душ с рубахой в руках.

В зале всем выдали ботинки одинакового размера и выстроили в три шеренги вдоль стен со шведскими стенками лицом к центру зала. Некоторых сразу отделили и собрали в группу у наружной стены. Среди них Брайан опознал тех, кто ночью отважился пойти за одеялом. Судя по всему, они своего особого положения не осознали.

Тем временем перед закутками поставили несколько столов. Тот мужчина, что пришел в пальто, освободился от своего наряда и сел с другими офицерами службы безопасности и одетыми в халаты представителями медицинской службы. Женщин среди них не было.

Услышав свое имя, встрепенулся один из пациентов. К комиссии его вытащил солдат. Назвали еще несколько имен – никакой реакции не последовало, после чего офицер безопасности сверился со списком и назвал номера – насколько Брайан мог судить, они совпадали с номерами на рубахах. Брайан горячо желал понять, какие именно. Слушал он внимательно. У него закружилась голова – и тут офицер указал на него, а солдат потащил его в очередь.

Имя Джеймса назвали в числе последних. С обыкновенной прусской тщательностью больных вызывали в алфавитном порядке. Ему тоже пришлось выйти вперед.

В среднем каждый пробыл за занавеской две-три минуты, потом пациентов снова выводили и строили у задней стены в шеренги – в той же последовательности. С виду они не пострадали, но стояли неестественно прямо, с ничего не выражающими серыми лицами.

За занавесками слышалось бормотание, шелест и шум. Поводов для волнения не было. Ответы одного из пациентов напоминали резкие приказы – несколько ожидавших пациентов послушно свели пятки вместе и выпятили грудь.

За тускло-зеленой занавеской офицер за шатким столом читал медкарту Брайана, стоящий рядом врач заглядывал ему через плечо. Солдат, который его привел, подтолкнул Брайана к стулу перед столом и торопливо отступил за занавеску. По мере того как палец офицера пробегал по строчкам медкарты, в закутке постепенно менялось отношение к Брайану. Ему кивали, уважительно обращались и снова кивали – Брайан в это время пытался унять беспокойство и страх, которым уже поддавалось тело. Хоть эти люди ему и улыбались, в следующую секунду они вполне могли превратиться в его убийц.

Заданные вопросы повисли в воздухе. Офицер безопасности побарабанил пальцами по краю стола и посмотрел на врача – тот схватил Брайана за запястье и пощупал пульс. Затем посветил фонариком в глаза, шлепнул сбоку по голове и снова посветил. Брайана сковало, и он даже не заметил, как врач зашел ему за спину. От резкого хлопка – появившиеся сзади ладоши хлопнули прямо у него перед глазами – он заморгал и тут же поднял плечи – зашевелилась вся верхняя часть тела. Однако наблюдателям это необычным не показалось.

Врач встал позади офицера – тот вновь поднял глаза от бумаг, повернулся, схватил что-то со стола и одним движением перебросил Брайану. Даже если бы он и попытался, защититься у него бы не получилось. От боли в переносице он широко распахнул глаза.

Больше он даже не шелохнулся.

Из соседнего закутка послышался удар, пациент застонал, затем еще один – пациент умолк. Офицер службы безопасности снова улыбнулся Брайану и принялся совещаться с врачом, тараторившим с такой скоростью, что Брайан не понял бы ни слова, даже если бы говорили на его родном языке. Когда Брайана выводили к остальным, офицер пожал плечами и встал.

Он оказался прямо перед Джеймсом – тот пока стоял в небольшой очереди. Влажная рубашка прилипла к телу. Под самым вырезом обозначилось темное пятно. Брайан застыл. Джеймс опять надел платок Джилл. Совершив этот безумный и чрезвычайно опасный поступок, с виду Джеймс расслабился и казался спокойным. Но Брайан хорошо его знал. В глубине души, за фасадом, его переполнял страх. Все чувства приведены в боевую готовность. Без своего талисмана ему уцепиться не за что. А если от него не избавиться, он же послужит его гибели.

«Все нормально», – одними губами объяснил Брайан, но Джеймс лишь тихо помотал головой и, как и остальные, сделал шаг вперед.

Наконец со своего места встал главный офицер и жестами приказал небольшой группе в углу – тем, кто взял ночью одеяла, – выстроиться к закутку у самой двери.

Раздававшиеся за занавеской яростные вопли долетали до потолка, и ткань затряслась, как будто там дрались. Старший офицер службы безопасности весь побагровел; занавеску сдернули и опрашиваемого потащили по полу: он волочил ноги, в лице отражалась мука.

Подошедшие дежурные взяли мужчину под руки. Дерзкий пациент дико таращился на вялых людей, напрасно ища, за кого бы зацепиться. Брайан посмотрел на него, не фокусируя взгляд. От волос по лбу текла кровь. Его тоже ударили каким-то предметом. Наверное, он совершил ошибку, попытавшись защититься.

Старший тяжело опустился на угол стола позади, злобно усмехаясь дежурным, протащившим пациента между остальными – так, чтобы его все увидели вблизи. Затем ухмылка исчезла. Он сделал глубокий вдох, собрался с силами и обрушил гневные обвинения на выстроившихся рядами мужчин – те беспокойно заерзали. Слова выскакивали очередями, а взбешенный офицер стоял, заложив руки за спину и привставая на мыски. Но одно слово не понять было просто невозможно.

Симуляция!

Услышав обвинение, пациент унял дрожь и опустил голову – он осознавал свою вину и, пойманный с поличным, готовился ее искупить.

Вдруг офицер перестал гневаться и с улыбкой добродушно раскинул руки в стороны, обращаясь к своим слушателям. Брайан понял, что тот уговаривает признаться других симулянтов, если таковые есть. Им ничего не будет – надо лишь сделать шаг вперед, пока еще есть время.

Пока этот зверь их разглядывал, у Брайана не было возможности посмотреть на Джеймса. «Джеймс, мы себя не выдадим!» – умолял про себя Брайан, обращаясь, однако, больше к себе самому.

Все то время, за которое Брайан успел прочитать «Отче наш», офицер стоял, улыбаясь и кивая. Вдруг он резко шагнул за спину обвиняемого, вынул из кобуры пистолет и выстрелил ему в затылок – тот даже крикнуть не успел.

Присутствующие почти никак не отреагировали. Сначала кровь хлынула из затылка, а потом медленно потекла по полу к Джеймсу. Брайан смотрел на нее украдкой. Джеймс даже не пошевелился, только побледнел – это вполне можно было объяснить тем, что он долго простоял на ногах.

Двое дежурных взяли труп и поволокли по полу. Один врач в халате, не сразу осознавший происшедшее, прижимал ладони к лицу. Когда он успокоился, его протесты казались далекими и вялыми. Офицер безопасности, словно волчок, развернулся на каблуках. Рапорта по этому происшествию не будет. Протесты не рассматриваются.

Когда Джеймс оказался за занавеской, Брайан стал отсчитывать секунды. Когда он почти добрался до двух сотен, Джеймса вывели наружу – отстраненного, скованного. Следующий в очереди пациент стоял спокойно, не обращая внимания на оклики придерживавшего занавеску врача. Когда солдат попытался взять его под руки, он рухнул вперед. Вместо него дежурные схватили следующего и потащили в обход лежавшего – тот, повернувшись на бок, тихонько стонал и, как в бреду, цеплялся за одно имя, Брайан его уже слышал. Возлюбленная, жена, мать или дочь?

Джеймс в нескольких шагах от него снова стал напевать – медленно и невыразительно. Его тщедушный сосед с красными глазами, одетый в смирительную рубашку, о чем-то задумался, а с постепенно темнеющей рубашки капала моча.

Брайан решил, что тот, должно быть, слишком жадно глотал в душе воду, когда пялился вверх.

Очнулся он резко. Кто-то закричал: «Оставьте меня в покое!» Может, он сам и кричал, раз все понял? От одной этой мысли по телу Брайана пробежал холодок – он посмотрел в сторону медсестры, совсем недавно стоявшей возле его кровати. Значит, отключился он всего на мгновение. Медсестра налила еще один стакан воды и вложила в рот его соседу две таблетки. Она ничего не слышала. Наверное, сон.

В палате было тихо. Брайан осторожно огляделся и проклял тот момент, когда они с Джеймсом оторвались друг от друга по дороге из барака. Сейчас они бы хоть рядом лежали. Несомненно, так было бы безопаснее. Брайан лежал в пятой кровати слева от двери, а Джеймс – в самой глубине, у противоположной стены. Двенадцать кроватей на стороне Брайана, десять – на стороне Джеймса. Судя по размерам помещения, шесть кроватей тут лишние.

Между кроватями было всего полметра, между кроватью и стеной расстояние было разное; часть кроватей стояла напротив окон, часть – напротив стены, но в основном – как придется. Создавалось впечатление беспорядка.

Весь его мир сузился до светло-зеленого помещения с высоким потолком, двадцать метров в длину и десять в ширину. Помимо кровати, все его земное богатство составляли облупившийся стул – в проходе их было двадцать два, – ночная рубашка, пара тапок и тонкий халат.

Все кровати, за исключением четырех – их уже заняли находящиеся без сознания раненые, все в повязках, – заполнили солдаты с того же транспорта: им скомандовали лечь в ту кровать, возле которой они случайно оказались. Пара человек улеглись в ботинках и испачкали постельное белье. Медсестры раздали лекарства: каждому скормили две таблетки, а затем дали воды из одной и той же кружки, которую наполняли из белого эмалированного чайника.

Медсестры уже обошли почти всех.

В первый раз еда пахла как-то непонятно, не очень заманчиво, но аппетит тем не менее проснулся. Брайан несколько дней не смел даже думать о еде, а теперь рот наполнился слюной – последние минуты ожидания превратились в пытку.

Лежавшие на жестяной тарелке комки напоминали сельдерей, но оказались безвкусными. Может, это брюква была – Брайан не знал. В семье Янг привыкли питаться по-другому.

По помещению, словно пожар, расползлись жадный скрежет ложек и звук жующих челюстей, почти звериный. Брайан понял, что у людей притупились не все чувства.

На краю кровати Джеймса, угрожающе пошатываясь, уже стояла пустая тарелка. Тяжело поднимавшаяся и опускавшаяся грудная клетка и расслабленное выражение лица – явное доказательство невероятного человеческого умения приспосабливаться. Брайан завидовал тому, как спокойно Джеймс спал. Его самого так и не отпустил страх, что он выдаст себя во сне. Одно слово – и все закончится, как у того бедолаги в спортзале. Он теперь в снегу между бараками лежит.

Они проходили мимо и видели его.

К пресной брюкве добавился сладковатый привкус, и мысли Брайана прервало усиливающееся головокружение. Подействовали таблетки.

Он уснет – не важно, хватит у него смелости или нет.

Сосед справа лежал на боку, уставясь на подушку Брайана мертвыми глазами. Из-под одеяла без конца доносились приглушенные звуки, – судя по всему, он, сам того не осознавая, пускал газы.

Это было последнее ощущение Брайана перед тем, как он провалился в сон.