Цитаты из книги «Горячий снег»

Кузнецов сначала не понял, что с немцем. Развязанный Ухановым, он белым бревном катался по дну воронки, неистово колотил меховыми своими сапогами и руками по снегу, вскидывал эпилептически головой, выгибался, бился грудью о землю, издавая рыдающее, звериное подвывание;

Чибисова ранило, не шибко, в руку. Назад его послал. Обойдемся, лейтенант.

Так и знал! – Кузнецов поморщился. – Ладно. Может быть, к лучшему. – И быстро заговорил, подползая ближе: – Представь, Уханов, я ребят из боевого охранения встретил. С каким-то пулеметчиком усатым разговаривал. Собирают патроны по всей траншее. В пулеметах смазка замерзла. Отогревают. Думал, уж никого нет, а оказалось, сидят. Несколько человек. Хотя ни одного командира в живых. Сказали, что отсюда до двух подбитых бронетранспортеров метров сто пятьдесят. Подождем, пока немцы успокоятся, и двинем дальше без выстрелов.

– Не ори! Заткнись, ни звука! – и подполз к Чибисову вплотную, отнял его рукавицу от предплечья. – Почему орешь? Ранило? Что плечо зажимаешь? – Сержант, прости ты меня!.. Не могу я лопотание их слышать… не вытерпел я, прости ты меня…

Мертвецы это, слава Богу! – билось в сознании Чибисова вместе со стучащим где-то в висках сердцем. – По мертвецам к живым идем… Господи, куда мы идем? Неужто Уханов не боится так к немцам зайти? Здесь они живые таятся!.. Неужто второй раз в плен? Окружат в одночасье, закричат

– Не беспокоюсь, Кузнецов, не беспокоюсь! Но я пойду за вами! – проговорил Дроздовский и, дрогнув ноздрями, смерил его взглядом с головы до ног, потом отстранил с пути независимо молчавшего в ровике Рубина, крупными шагами пошел к орудию, где под бруствером Зоя с помощью Нечаева перебинтовывала разведчика. «Если меня убьют сегодня, значит, так должно и быть, – стискивая приклад автомата, подумал Кузнецов, но тут же отогнал эту мысль: – Почему я подумал об этом?»

Уханов, Рубин, Чибисов, взять гранаты и автоматы – и ко мне! В ответ услышал из темной щели ровика тихое, невнятное, собачье поскуливание, и почудилось: там кто-то придушенным голосом выл, затыкая себе рот. Кузнецов подошел. В углу ровика полулежал на боку Чибисов; заслышав шаги, он отпрянул в глубину укрытия, ноги его заелозили, словно опору искали, чтобы плотнее вжаться в землю.

Свои! Не узнали? И он узнал обоих. Это были Дроздовский и командир взвода управления старшина Голованов. Оба вбежали на огневую позицию, и Дроздовский, загнанно переводя дух, выговорил:

А что другое умное придумаешь? Ни хрена не придумаешь, лейтенант! Хотя пятьсот метров не пять метров. Главное, смазка бы в автоматах не замерзла! Послушай-ка, лейтенант. Затихли фрицы. Все затихло, все застыло впереди, ни одной трассы, ни единого выстрела, ни одной ракеты; везде сереющие контуры сгоревших танков, извивающиеся меж ними змеи поземки, ее перекаты по брустверу.

Замерз он вконец. А дуриком в парня стрелял. Видно, очумел. Я схожу, старший сержант. – Сиди! – остановил Уханов. – Пусть побегает – полезно! Потри-ка щеки, Нечаев. Тоже полезно будет – напудрился, попка. – И он легким похлопыванием рукавицы повернул лицо Нечаева к себе. – Три сильнее, а то амба щечкам!