Ценных соображений в голове у шпионки скопилось много. Даже чересчур. Без чужой помощи не разобраться. Катрин крутила в пальцах кинжал. Неуклюжая железка раздражала, но ничем другим руки занять не удавалось. Вообще нервировало слишком многое: и неудобные подушки, и сковывающая одежда, и прямодушное невежество Ингерн. Все попытки расспросить служанку о географии и о событиях, происходящих в ближайших окрестностях города, успеха не имели. Некоторые вопросы Ингерн вообще не могла понять, на другие отвечала заученно и бездумно. Пялилась, как кролик на удава, и это тоже не улучшало настроения молодой хозяйки.

Родилась умница Ингерн на ферме недалеко от города. Что-то случилось с родителями и братьями. Что именно, девица не помнила или не хотела вспоминать. В двухлетнем возрасте девочка оказалась в замке. Умереть с голоду ей великодушно не позволили. Дали работу. Работы было много, как, впрочем, и у большинства обитателей замка. Сначала Ингерн помогала в кухне, потом в кладовых. Было это еще при старом лорде. Когда господин второй раз женился, прислугу начали менять, и подросшая сирота стала помогать кастеляну и убирать гостевые покои. Потом погиб на охоте молодой хозяин, старый лорд тоже взял и помер, и Ингерн опять получила повышение. Служанка в господских комнатах – едва ли не верх карьеры девицы-простолюдинки. К девушке, несмотря на ее сиротство, уже дважды сватались.

Неожиданно Катрин сообразила, что за сменой последних лордов, молодых и старых, не следовала смена леди. И по хронологии все сходилось. Похоже, мисс Вудьярд оказалась талантлива не только на ниве сексуального просвещения. Вон как моментально ЗДЕСЬ лорды копыта откидывали. И свежий воздух не помог.

* * *

Плащ, несомненно, господский. Длинный, бархатный, темно-зеленый, щедро отороченный шоколадным мехом. Прямо знамя какое-то, а не одежда. Наверное, вместо полярного спальника можно использовать. Вместо пряжки – круглый аграф^[14], серебряный с зелеными камнями. Изумруды, что ли? Не поскупилась, сводня дальновидная. Ладно, намек примем к сведению.

Плащ прекрасно согревал и был вовсе не таким тяжелым, как казался. Зато было жарко спине и приходилось все время поддерживать полы, дабы не вляпались в грязь. Великолепие плаща странным образом действовало на горожан. Кажется, сейчас прохожие исчезали с пути прорицательницы еще шустрее. Хотя дорогу шпионка разузнала, пришлось поплутать между одинаковых стен и заборов.

Мастера Даллапа она увидела издали. Правда, на толстопузого и уверенного «мастера» Даллап похож не был. Просто усталый человек в годах. Стоял, навалившись локтями на забор, мрачно разглядывал пустую улицу. Горло его было все еще перевязано. Рубаха распояской, стоптанные башмаки на босу ногу.

Хмурым взглядом смерил гостью снизу доверху:

– И не узнать вас, леди. Цветете, госпожа прорицательница. Что же без свиты прогуливаетесь? Не пожелали замковые увальни по грязи тащиться? Или у вас теперь собственные телохранители имеются?

– Все подходящие к делу особи состоят при леди Нидд. Она без телохранителей никак не может. Прямо ни мгновения.

Даллап покачал головой:

– Смелая вы, госпожа прорицательница. Вот, насчет того, что умная, не сказал бы. Весь город под белой дланью леди Нидд благоденствует, а вы какие-то намеки себе позволяете. Неразумно, молодая леди.

– Да я вообще туповата. Уж вам бы не знать, мастер Даллап. Горло болит? Что лекарь советует?

Ветеран скривился:

– Чему там болеть? Есть-пить могу, и ладно. Лекаря мы два раза видели. Хорошо хоть, еду нам таскать не забывают. Только я уже не мастер. Вы уж меня, юная леди, так не титулуйте, не сыпьте соль на рану.

– Что так, уважаемый? Здоровье не позволяет?

– Здоровье – чушь. Что там, царапина какая-то. Только в городе здраво рассудили, что старый дурак, которому девка чуть голову не отрезала, ничему путному молодых воинов научить не может. Кому такая городская стража нужна, раз первая попавшаяся оборванка троих мужчин с оружием вмиг искалечила? Вот, деррик^[15] меня поимей, и года в начальстве не проходил. Ладно, свободный я человек. Могу проваливать на все четыре стороны. Хорошо еще, отлежаться позволили. Крови-то вы из меня порядком выпустили, милостивая госпожа.

– Ладно тебе. То девка, то госпожа. Давно уж понял, что я не то и не другое.

– Честно сказать, леди, я и знать не желаю, кто вы такая. Глотки режете почище любого разбойника. Но мне-то что? Я уже не при должности. Или вы добить старика заявились?

– А зачем же еще? На вот, горло лечи, – Катрин вынула из-под плаща глиняный кувшин.

Даллап выдернул пробку, меланхолично понюхал:

– С ножей на отраву решили перейти, юная леди? Так мне уже все едино.

Он шумно глотнул:

– Уф, крепенький джин. В замке ныне все такой пьют?

– Нет, только телохранители дамские.

Мастер Даллап протестующе выставил корявый палец:

– Вы меня на дурные разговоры не подбивайте, леди. Вам-то что, а мне еще пожить хочется. Леди Нидд хозяйка милостивая, но сомнительной болтовни не одобряет. Дисциплина должна быть. Там, на площади, виселицу видели? Странные нынче порядки – за шею вешать. Нет чтоб, как в старину, голову рубить. Ну, не мне ту моду обсуждать.

Катрин подождала, когда он снова глотнет, и спросила:

– А что теперь делать будете, мастер?

Даллап тоскливо посмотрел на нее:

– А что мне теперь делать? Работы я здесь не найду. Про воинские науки в городе теперь и слышать не хотят, а лес рубить или мешки таскать работников хватает. Придется подождать обоза да вместе с купцами в столицу податься. Может, кто-то из старых друзей поможет. Я ведь еще с прежним королем воевать к горам ходил. Кровавые времена были, не чета нынешним. В прежние года я бы вам, молодая леди, уж извините, руки бы вмиг повыдергивал. Никакой бы нож не помог. Постарел, зажрался. Да и эти недотепы, ежели порезвей были бы, не дали бы девке себя калечить.

– Были бы порезвее, могли и о нож порезаться.

– Может, и так. Резкая вы. О жалости особо не помните, хоть и молодая. Уж упаси нас боги от таких резвых прорицательниц. Как телохранитель, куда получше, чем те петухи господские, могли бы замку послужить. Леди Нидд не предлагала? А то, я слыхал, бывает.

Катрин несколько смутилась:

– Я не по этой части. Да миледи, собственно, и не намекала.

– Да? По слухам, леди Нидд ужас что за рачительная хозяйка. Ничего у нее не пропадет.

– Это конечно. Но у нее на меня другие планы. Ты сам-то лишнего не болтай. Скажи лучше, когда обоз придет?

– Через месяц-полтора.

Катрин изумилась:

– Что так долго?

– А как же? Пока соберутся, пока перевал откроется. В горах сейчас все течет да тает. Пока доберутся, то да се. Мы вон с Энгусом уже прикидывали, раньше чем через месяц купцов ждать нечего. Парень тоже уходить собирается. Опозорили вы парнишку, еще почище, чем меня. Какая девка за него теперь замуж пойдет? Младший сын в семье, да еще хромой.

– Сильно хромает?

– Да не то чтобы сильно. Вот если бы на охоте повредил или там деревом придавило. А то – девка лягнула. Такое не забудется.

– Знаешь, мастер Даллап, еще раз девкой назовешь, я тебе немножко зубы выбью. При всем моем уважении. Я тебя резать не хотела, ты уж извини. Но права обзываться и выеживаться у тебя все равно нет.

Даллап приподнял кустистую бровь:

– Выеживаться, говорите? Интересное слово. Так я под девкой не вас имел в виду. Ни в коем случае. Как можно? Такая молодая, красивая госпожа. Глаз не отвести. Плащ, как у принцессы, глаза как камни драгоценные. Кинжал, опять же, в рукаве. Какая такая девка? Откуда?

Катрин улыбнулась:

– Знаешь много, а болтаешь еще больше. Дай лучше глотнуть. А то я этот джин так и не попробовала.

Старик искренне удивился:

– Дамы джин не пьют. Это уж скорей поверю, что вы мечом бьетесь. Хотя Кормак говорил…

Девушка взяла сосуд у него из рук, беглым движением обтерла горлышко, приложилась…

Ни фига себе! Градусов шестьдесят, не меньше.

Она проморгалась, вернула бутылку. Даллап смотрел с интересом.

– Полезная вещь, – вымолвила Катрин. – В пути ей цены не будет.

– Это точно, – согласился мастер. – А леди в дорогу собирается?

– Очень может быть. Но пока еще точно не определилась.

Мастер Даллап взболтнул кувшин:

– Еще глоток, миледи? Или благородную кружку принести?

Ожог во рту уже прошел. На самом деле джин был не таким уж свирепым напитком, но шпионка покачала головой:

– Кружки многовато будет. Мне еще в замок ровно ходящей вернуться нужно.

Старик кивнул:

– Для женщины удивительно разумно рассуждаете. Может, потому, что джин пьете.

Он глотнул сам, закупорил кувшин:

– Энгусу оставлю. Переживает парень. Молодой совсем. Первый позор в жизни – он самый едкий. Тут и джин вряд ли поможет.

– Он в доме? Зайду, поговорю, – Катрин неуверенно посмотрела на ветерана.

– Зайдите, леди. Может, ему и полегчает. Я тут, как снова разговаривать смог, частенько вас поминал. Так он, дурачок, все защищал молодую леди. Говорил, что надо было выслушать. А как же: и глазки у нее этакие и мысли мудрые, богами даденные. Может, и прав. Уж его нога и моя шея точно целее были бы.

Идя к крыльцу, девушка услышала, как чмокнул вновь откупоренный сосуд.

Постыдная ситуация возникла из-за непривычки шпионки к здешней упрощенной архитектурной планировке. Вечно пустующий сарай-лазарет, отстроенный по приказу самой леди Нидд, был возведен без изысков. Всякие коридоры, приемные покои и отдельные палаты отсутствовали напрочь. Катрин дернула дверь и оказалась в просторном полутемном помещении, заставленном дощатыми лавками-лежаками. На длинном столе сиротливо торчала пара глиняных кружек и горшок. Серый свет с трудом пробивался в крошечные, прикрытые ставнями окна. Пахло пылью и сиротством.

Все равно надо было стучаться. Потому что получилось неловко. Просто ой как неловко.

Собственно, ничем особо отвратительным парень не занимался. Почти все здоровые мужчины, временно отлученные от подруг, жен и профессиональных шлюх, снимают сексуальное напряжение именно этим способом. Парень лежал, укрывшись и прикрыв глаза. Ритмичные движения под покровом одеяла и блаженная полуулыбка на губах, иллюстрировали процесс снятия спермотоксикоза.

Катрин захотелось немедленно исчезнуть.

…Энгусу грезилась ловкая, стремительная и грациозная девчонка. Скользила вокруг в угрожающем танце, сквозь дыры в одежде светилась гладкая, нежно-золотистая кожа. Стриженные по-мужски волосы падали на дивные зеленые глаза. Злая, опасная дева. Должно быть, полукровка, а может, и истинная дарк. Много их – чаровниц-злодеек. И гианы^[16], и гуараггед аннон^[17] и жестокие ланон-ши^[18]. Но сейчас красавица не только дразнила. Хотела его, Энгуса. Такая же одинокая, такая же истосковавшаяся по живому теплу да сладости плотской. Хотела оказаться в объятиях, прижаться к надежной мужской груди. Обнять поплотней, улечься с готовностью…

Парень почувствовал на лице дуновение воздуха, должно быть, от открывающейся двери и испуганно глянул.

И понял, что должен немедленно умереть.

Она была так прекрасна. Узнал лишь потому, что мгновение назад видел те же зеленые глаза в безрассудных и жарких мечтах. Во плоти и крови гостья-прорицательница мнилась еще красивее. Странно повязанный головной убор делал загорелое лицо строже и безупречнее. Яркие губы. Подчеркнутые благородной чернотой глаза взирали брезгливо и надменно. Богатый плащ укутывал стройное тело, делая пришелицу существом, о коем и мечтать-то благоговейно нелепо…

Стыдно. Парень даже не зажмурился. Такое пережить невозможно. Сейчас она выйдет, и останется только дотянуться до стола. Вон он, нож. Ничего, что старый и сточенный. Похожим ножом Зеленоглазая чуть голову старому Даллапу не отхватила. Значит, можно. От уха до уха, как краюху хлеба. Все одно, никто не пожалеет. Отец даже навестить не пришел. Рада семья, что город еще кормит непутевого сына.

…Катрин в ужасе смотрела на парня. Вот дурак! По морде наивной, как по книге, читать можно. Что тебе, идиотке, постучать стоило?

Шагнула в глубь комнаты, даже не успев подумать. Двигалась медленно, боясь напугать окончательно.

«Да что же я, шизофреничка, такое творю?»

…Когда Катрин присела на край топчана, парень жалобно дрогнул. Так и не сводил с мучительницы глаз. Одеяло глупо и настойчиво топорщилось. Внезапно девушка успокоилась, ей стало почти весело.

«Ну, я и сука. А мы, шпионки, все такие…»

* * *

…Она села и накрыла загнанно дышащего страдальца одеялом.

– Будем считать, практически здоров.

Катрин поднялась. Накидывая плащ, с некоторым высокомерием заявила:

– Знаешь, такому здоровому привлекательному парню не пристало валяться в сарае. Так что наплюй на слухи и прочее, вставай и сотворяй свою жизнь порадостнее. Надумали уезжать с Даллапом, так готовьтесь, нечего тут сопли развозить. Дел, я так понимаю, куча. Если что тебе привиделось – забудь. Ишь, сидите здесь, как боровы на откорме. Со скуки чего только не привидится. Понял?

Катрин выскочила на улицу. Даллап сидел на бревне, мечтательно глазел куда-то поверх крыши. Нос ветерана уже принял помидорный оттенок. Похоже, Энгусу джин сегодня не достанется. Ничего, парень и так получил сегодня больше, чем причиталось.

– Что, уже уходишь, леди? Нет бы посидеть с больными, калечными…

– Толку-то с вами сидеть? Джин-то иссяк?

– Да я тут пролил случайно. Что, заметно?

– Вас, мастер, нос выдает. В темноте-то еще не светится? Небось, без фонаря обходишься. Ну, выздоравливайте.