Начальница вроде дремала, облокотившись спиной о Женькину спину. Земляков вполголоса беседовал с новыми знакомыми. Оба были постарше возрастом рядового младшего лейтенанта – опытные, рассудительные. Взрывник-старшина оказался татарином из Горького. Женька вспомнил о земляке старшины – о лихом механике-водителе, рассказал, как легкий танк по улицам летал, – эсэсовцы только головами вслед вертели. Радист в 43-м тоже был на Воронежском – успел с полком организованно за Северский Донец выйти. Повздыхали, вспоминая отступление. Женька смущенно заметил, что на фронте бывал мало, больше в столице, по специальности трудился. Старшина сказал, что знание языка – дело самое нужное. Если бы в каждой разведгруппе имелся человек, умеющий сносно «шпрехать», то таких бы дел можно было наворотить – только держись. Сам старшина, Махсун Шахметов, или просто Миша, ходил в тыл к немцам неоднократно и, видимо, знал, что говорил. Рассказал, как в одной деревне под Псковом взяли сонными двух фрицев. Один был обер-лейтенантом, другой его денщиком. Обоих скрутили в одном нижнем белье, сгоряча выволокли в лес и потом долго выясняли, кто из них кто. Форму пленных прихватили с собой, но ростом и размером ноги фрицы были одинаковые, да к тому же оба малость ошалевшие, контуженые. Поговорить с ними не получалось, пришлось изучать документы. Кое-как расшифровали. А то так бы и пришлось за линию фронта обоих тащить. Хлопотное занятие за тридцать верст лишнего дурака провожать.

– Война вообще чертовски хлопотное занятие, – неожиданно проворчала Катрин. – Давайте лодку вытащим. Что-то мне кажется – подтекает она.

Бойцы переглянулись, Женька тоже сначала не понял. Когда отволокли «крейсер» подальше от воды и уселись в нем с удобством, стало понятнее. Начальница вообще полулежала, облокотившись о мешок с толовыми шашками, посматривала на тропинку с прежним отсутствующим выражением лица. Остальные повозились, старшина неуверенно вытащил банку консервов и хлеб.

– Взрезай! – оживилась Катрин. – Легче грести будет.

Сама она продегустировать бутерброд с американской тушенкой не успела. По тропинке протопали трое бойцов-морпехов с патронными ящиками и хмурый младший лейтенант. Катрин живо слетела с лодки, заговорила. Бойцы, да и лейтенант, как почти все мужчины, при виде зеленоглазого и белокурого создания не замедлили глуповато заулыбаться.

Побеседовав, начальница рысцой вернулась к лодке, карманы шароваров забавно оттопыривались-раскачивались – успела выпросить у морячков пару «эфок». С энтузиазмом вцепилась зубами в ломоть с тушенкой. Не очень разборчиво пояснила:

– Нам здешний народ рекомендовал держаться подальше от берега. Дабы не демаскировать подготовку десанта. Понятно?

– А как же. Так товарищу командиру и доложим, – отозвался догадливый Миша. – Маскировка – это святое.

– Вот именно. Чаю бы…

После перекуса бойцы деликатно отошли и закурили. Женька втянул носом забытый было махорочный дым. Катрин сидела, задрав ногу в сапоге на нос плоскодонки, все с тем же отсутствующим выражением разглядывала угол рыбацкой халупы. По всему чувствовалось – злость начальницу так и распирает. Бабахнет товарищ Мезина как фугас.

– Кать, – осторожно сказал Женька, – ты не очень переживай. Просто волнуется старлей. У него первый выход. Он, наверное, все как-то не так себе представлял. Сейчас втянется.

– Представлялыцик, что б ему… Чудак, не на ту букву, – пробормотала начальница. – Пока он втянется, мы по его приказу геройски на пулемет побежим. Или цистит с простатитом подхватим.

Женька хмыкнул.

– Я без иронии, – прошептала начальница. – О СМЕРШе вечно нехорошие слухи ходят. Начинаю верить. Я к армии и так очень сложно отношусь. А тут ее в какой-то квадрат возводят. В чекистский.

– Толкунов не из органов. Он же армеец.

– Нет, он как раз из органа. Я даже знаю из какого… – Катрин заставила себя замолчать. – Слушай, по-моему, я твой воинский дух подрываю.

– Не преувеличивай. У меня дух исключительно толмаческий. И органы я уважаю.

– Я тоже, – после паузы признала начальница. – У чекистов настоящие мужчины водятся. Я даже дружу с одним правильным дядечкой.

Ходил Толкунов тихо, но услышали его вовремя. Катрин взметнулась на ноги, нахлобучивая пилотку, принялась рапортовать:

– Товарищ командир группы, за время вашего отсутствия происшествий не было! Согласно рекомендации представителя местного гарнизона произвели передислокацию. Местные очень настаивали. Говорят, демаскируем. Немцы тщательно отслеживают любые плавсредства.

Толкунов смотрел в ее зеленые глаза и, видимо, думал о чем-то сугубо стратегическом. Махнул рукой:

– Отдыхайте. С местными никаких разговоров и прочей болтовни. Выходим по графику. Наша лодка замыкающая. Не расслабляться.

* * *

Вышли уже в сумерках. Пошел мелкий холодный дождь. Набитые десантниками байды одна за другой отваливали от полуразрушенной пристани. Ровно, словно отсчитывая минуты, рвались снаряды где-то севернее поселка, но у воды было тихо. Лодки тяжело выстраивались против течения. Пять крупных рыбацких развалюх, низко осевших под тяжестью людей и оружия. Две лодки поменьше. Плоскодонка спецгруппы к причалу не подходила, осторожно выползла из камыша, пристроилась в хвосте. Со свежепросмоленной байды смотрел лейтенант, приветственно поднял руку. Катрин помахала ответно, за что удостоилась осуждающего взгляда командира:

– Серьезнее, – процедил Толкунов, – не в парке отдыха.

* * *

Северный ветер нес мелкий дождь. Двигались трудно – мешали и ветер, и встречное течение. Байды десанта, в основном старые, наскоро законопаченные, сидели в воде низко, бойцы ворочали неуклюжими веслами. Ветер относил все звуки, казалось, во влажной холодной тьме берега отступили далеко-далеко, а может, и вовсе растаяли. Куда тут плыть? Женьке пришла глупая мысль – не стоит ли воду на вкус попробовать? Если соленая, то точно уже в море вынесло. Впрочем, плоскодонка группы спецназначения двигалась легко – лодку выбирали в тылу, очень тщательно выбирали, почти не текла, и весла хорошие. Старший сержант и старшина приноровились, гребли слаженно. Толкунов сидел на носу, приготовив автомат, вглядывался в темноту, скрывающую берег, да следил за кормой идущей впереди байды. Когда опасно осевшая в воду лодка слишком приближалась, предостерегающе вскидывал ладонь. Гребцы-смершевцы умеряли прыть, – обгонять десантников смысла не было.

Холодно. Женька был и сам не прочь сесть на весла, погреться. Некоторый опыт имелся – с отцом когда-то на озеро Пено ездили рыбачить, там у местных лодку на целый месяц брали. Потом еще на Волге были и на Ахтубе. Да, хорошие деньки в детстве мелькали. Вот только теперь и оценишь.

Катрин рядом сидела неподвижно. Капюшон масккостюма накинут на голову, только звездочка на пилотке слабо блестит. И лицо, поднятое к небу, блестит от дождевых мелких капель. Думает о чем-то начальница, и явно не о войне. Наверное, о своем дембеле близком. Кончается контракт Екатерины Георгиевны. Недолго ей осталось мерзнуть и пелену беззвездную разглядывать.

Длинные ресницы шевельнулись, упала капля. Покосилась:

– Нервничаешь, Земляков?

– Еще нет. Холодно, и в сон тянет. Парадокс.

С носа лодки едва слышно зашипел Толкунов, требуя соблюдать полную тишину. Снова бдительно уставился во тьму.

Катрин беззвучно сплюнула в воду и несколькими выразительными движениями изобразила, как кто-то хищный, судя по повадкам, из породы русалочьих, выныривает из глубины и утягивает командира в воду. Старшина неуверенно ухмыльнулся. Женьке тоже стало смешно, но крепился. Вообще-то, зря начальница авторитет старшего лейтенанта подрывает. Толкунов офицер опытный, пусть и не очень симпатичный.

Из мути впереди отчетливо донеслись ругань и плеск.

– Окунулась братва, – прошептала Катрин. – Товарищ старший лейтенант, надо бы помочь.

Толкунов кивнул, коротким движением руки указал направление.

Две байды стояли борт о борт, там копошились-возились десантники. Третью лодку Женька едва разглядел – над водой едва угадывались очертания притопленных бортов, рядом торчали головы плавающих десантников. Кого-то уже втаскивали на байду покрупнее, передавали оружие.

– Эй, помочь как? – спросил Толкунов, пытаясь разобраться в происходящем. – Можем взять одного.

– Да на кой? – сердито прохрипели из воды. – Лодку к берегу отбуксирим, все равно мокрые. «Костыль» да шмотки примите.

Женька с начальницей приняли ПТР, несколько тяжелых вещмешков, цинки с патронами. Подошла еще одна байда, оттуда скомандовали:

– К берегу все! Там, на второй, тоже днище разошлось…

Командирская байда взяла правее, Толкунов приказал следовать за ней. Позади бултыхались и матерились, пытаясь буксировать затонувшую лодку.

Катрин, придерживая ногой ствол ПТР, ухватила что-то в воде, потянула в лодку:

– О, пинжак ватный, строевой модели.

– Кать, замочишь всё, – зашипел старший лейтенант.

– Никак нет, я с краю пристрою, – Катрин попыталась отжать отяжелевшую телогрейку.

Женька помог, и начальница уложила ватник на корму.

– Эй, разведка, поосторожнее! – сказали впереди.

Женька не сразу сообразил, что густая тьма впереди и есть берег. Оказывается, рядом шли. Ну и туман.

Две байды уже стояли у невысокого откоса. Возились, перетаскивая груз, десантники.

Распоряжался командир десантного отряда. Все, кроме часовых, работали с лодками. Катрин и остальная спецгруппа тоже были там, только Женька как дурак охранял смершевскую лодку и рацию. Оскальзываясь на вязком берегу, подскочила Катрин, подхватила выловленную телогрейку:

– Хозяин отыскался!

– Кать, может, и я… – тоскливо начал Женька.

– Бди. Приказ есть приказ. – Начальница зашлепала обратно к морпехам.

Управились, наверное, за час. Как можно было залатать трухлявые лодки голыми руками – для Женьки осталось загадкой, но две окончательно было, развалившиеся байды на воде лимана пока держались. До порта, по словам десантников, отлично знающих местность, было рукой подать. Полумокрые, замершие люди гребли яростно. Катрин, сняв и сунув мокрые перчатки под маскхалат, пыталась уложить груз поудобнее – поклажи прибавилось. Еще патроны, мешок с пулеметными дисками, саперные лопатки. Толкунов оглядывался, морщился, но молчал.

Неожиданно во тьме возникло что-то угловатое, крупное. Тихий плеск волн усилился. Пристань?

Строение проплыло мимо. Женька разглядел лежащую в воде металлическую ферму.

– Товарищ командир, нам не пора? – тревожно прошептал старшина Миша-Махсун.

– Сейчас определимся, – прошипел Толкунов, свесившийся с носа лодки к самой воде.

Катрин аккуратно пнула взрывника – молчи, нормально идем.

Бойцы с байды, шедшей впереди, начали прыгать в воду. Впереди оказался обрушившийся причал. Морские пехотинцы торопливо разгружали лодки, по пояс в воде перетаскивали оружие и боеприпасы на берег, заваленный какими-то бревнами и досками.

– Элеватор? – глухо спросил Толкунов.

Женька сообразил, что командир несколько обескуражен.

– Так точно, вон он, черненьким белеется, – нейтральным голосом подтвердила Катрин, кивая куда-то в непроглядную тьму. – Сейчас разгрузимся, и к точке высадки…

– У нас график, – зашипел старший лейтенант. – Чего раньше не сказала?

К лодке прихлюпали два морпеха:

– Как разведка, не укачало?

– Ой, да мы и понять не успели, – Катрин передала длинное ПТР.

– Тихо прошли, – сказал широкоплечий сержант, забирая тяжелые вещмешки. – Вы уходите, пока не началось.

– Уходим, уходим. Диски не забудьте. Или нам пулемет отставьте.

– Еще чего! Ваше дело тихое…

По воде прошли еще двое бойцов. Женька передал мешок с дисками. Старшина сгрузил в протянутые руки оставшиеся цинки с патронами. Катрин извлекла, припрятанные под лодочной «банкой» еще в Богоявленском, коробки с пулеметными лентами к станка чу.

– Ну, давайте, разведка, успеха вам.

– И вам, товарищи, успешно бить фашиста, – прошептал Толкунов. – Как и указывает товарищ Верховный.

– Ага, спасибо, товарищ старший лейтенант! – Смутные фигуры похлюпали к берегу, одна остановилась и неожиданно жалобно сказала: – Екатерина Георгиевна, так я надеюсь?

– Раз обещала – зайду. Если недалеко от Графской, я наверняка найду. Бывала я у вас.

– Ждать будем, – боец заторопился к берегу.

Старший лейтенант пристально смотрел на Катрин:

– Мы о задании думаем?

– Исключительно о нем, – заверила начальница. – Сейчас метров шестьсот пройдем по течению, и на месте. Дальше ножками.

* * *

– Здесь, – прошептал Толкунов. – Черт, как я не разглядел?

– С воды всегда так, – утешила Катрин. – Иной угол зрения.

Нос лодки по инерции ткнулся в камни. Впереди громоздился поваленный каменный забор.

– Пошли! Я прикрываю, – командир группы с автоматом в руках легко и бесшумно прыгнул на берег.

Женька сунул за пазуху надоевшие очки и взялся за настоящую работу.

Топить добротную плоскодонку было жаль, да и тонуть лодка не желала. Наконец справились, набросали в затопленную лодку для верности бетонных обломков и выбрались на берег. И Женька, и бойцы дружно стучали зубами.

– Да, не май месяц, – прокомментировала Катрин, тоже мокрая выше колен. – Ничего, сейчас устроимся…

– Не возитесь! – окликнул командир, залегший метрах в десяти от берега. – Пошли, пошли!

Женька трудом забросил на спину вещмешок со взрывчаткой. Начальница рывком поправила лямку, сердито прошептала:

– Евгений, я что тебе про перчатки говорила?

– Забыл, – Женька нащупал в кармане перчатки, – так и есть, промокли совершенно бесполезно.

– Не топчитесь! – зарычал Толкунов. – Вперед, и тихо! Тихо, я говорю!

Пригибаясь, бежали вдоль пустующего бесконечного склада. Из проломов в стене воняло сыростью и застарелой гарью. Сооружения вокруг, да и сам порт казались вымершими. Шорох подошв тонул в туманной тьме. Ни звука, только откуда-то из-за города доносился смутный гул едва слышной канонады – фронт не спал.

Передохнули на углу, среди исковерканных металлических конструкций. Толкунов в бинокль разглядывал двухэтажное, вроде бы уцелевшее, здание.

– Вроде оно, заводоуправление. А там «литейка». Точно вышли.

– Как по нотам, – согласилась Катрин. – Главное, чтобы и искомая посудина на месте оказалась.

– Сверху определимся, – решил Толкунов. – Вот к тому корпусу, потом к пирсам повернем.

– Товарищ старший лейтенант, а вы мне винтовочку не доверите? – поинтересовалась Катрин. – Уж очень я налегке, как-то даже неудобно.

– Ты, Катюша, девушка, тебе положено налегке гулять, – прошептал Толкунов. – Только без обид. Мне стрелять, мне и нести. Так спокойнее будет.

– Полное спокойствие может обеспечить только Госстрах, – проворчала Мезина. – Нужно было мне сумочку прихватить. Помада, пудреница, карандашики с тенями. Ненормальная я девушка.

Она глянула на подопечного, и Женька поспешно замотал головой – вещмешок с толовыми шашками он отдавать не собирался. Потом самому придется бесполезного туриста изображать.

Группа перебежала к выгоревшему остову кирпичного корпуса. По пути обнаружилось, что живые люди в порту все-таки имеются – потянуло печным дымком и чем-то съестным. За плотно занавешенным окном приземистого строения угадывался слабый свет.

Командир и Катрин забрались в разрушенный корпус. Женька с бойцами остался снаружи. Смершевцы выставили стволы автоматов.

– Дрыхнут фрицы, – прошептал Миша-Махсун. – Даже часовых нет. Не боятся.

– Здесь не немцы. Румыны засели, – возразил радист. – Я ихнюю мамалыгу с километра учуять могу.

– Отставить разговоры! – из дверного проема высунулся Толкунов. – Внутрь, и поживей!

Спецгруппа прибыла на место.

Женька взобрался по остаткам ступенек на второй этаж. Катрин сидела у окна, разглядывала в бинокль пирсы. Поблескивала вода, тянулся туман. Неподвижно замерли суда у причалов, торчал борт затопленной баржи. Подальше от берега виднелись надстройки еще какого-то затонувшего судна. У пирса покачивались два катера, буксир. Топтался часовой, прятал нос в вороте шинели.

– Наше корыто вроде там, справа, стоит, – прошептала, не оглядываясь, Катрин.

Женька разглядывал цель. Да, это должен быть именно «Жиу». Катер-тральщик, несчастных 175 тонн водоизмещения, постройки 1926 года. Единственный пулемет на баке – вон он, под чехлом красуется. По сути, в данный момент это никакой не тральщик, а разъездной катер. Капитан-лейтенант фон Миттель, наверное, где-то рядом отдыхает, вряд ли прямо на борту ночевать остался.

– Уверена, что именно это и есть «Жиу»? – прошептал Толкунов. – Или он в середине стоит? Названий не видно, номеров не видно.

– У второго корыта спарка на корме установлена. Буксир не в счет. Так что ближний «дредноут» под описание куда точнее подходит, – заметила Катрин. – Начнем с него. Что нам потом мешает всю флотилию прошерстить?

– Шутишь все? – пробормотал старший лейтенант. – Пора бы и серьезность проявить. Самое время…

Устроились на втором этаже цехового корпуса – там сохранились перекрытия. Радист развернул рацию, Женька помог закинуть грузик с антенной на провисшие остатки кровли.

В порту по-прежнему стояла тишина, замерли высокие скелеты кранов, лишь вода жила, сонно катила волны сквозь рассевающийся туман. Десант у элеватора уже закрепился и продолжает окапываться. Уже ждут немцев бойцы, нервничают. За городом начало погромыхивать чуть активнее – артиллерия вела беспокоящий огонь.

Толкунов проверил оптический прицел, закрепил на стволе винтовки «БраМит»^[11]. Вынул из новенького подсумка обоймы со странными зелеными головками пуль.

– Товарищи офицеры и бойцы, приступаем к выполнению задания. Свою задачу все помнят, так что начинаем без долгих предисловий. Овсянников, за тобою круговое наблюдение.

Радист кивнул.

– Я извиняюсь, но, может, чуть выждем? – прошептала Катрин. – До рассвета еще больше двух часов, да и погода сомнительная. Вздумают мамалыжники часовых менять, шуму-то будет…

– Рискнем! – отрезал Толкунов. – При всем моем уважении к тебе уважении, товарищ Мезина, сейчас я командую. На катере нам понадобится время, так что тянуть нечего. Решительнее, товарищ младший лейтенант.

– Так точно. Я поднапрягусь, – заверила Катрин.

Спустились вниз. Мешок со взрывчаткой Женьку уже порядком допек. Могли бы и поудобнее поклажу приготовить. Спецгруппа засела за побуревшими от дождей ящиками с каким-то, видимо, даром никому не нужным, оборудованием. Толкунов приготовил винтовку, прислушался:

– Готовы? Тогда рассредоточиваемся и готовимся к рывку. У меня промаха не будет.

– Вы же, товарищ старший лейтенант, снайпер, – почтительно отозвалась начальница. – Мы мигом.

Женька выглядывал из-за пахнущего размокшей фанерой ящика. Румын-часовой топтался у трапа буксира. Ворот шинели, так похожей на краснофлотскую, поднят. Невразумительная шапка натянута на уши. Озяб оккупант.

Тишина. Только однообразный плеск волн. Даже за городом стрельба стихла. Женька сжимал рукоять ТТ, старался на часового не смотреть. Человек взгляд чувствует, начальница об этом как-то длиннющую лекцию прочла.

Румын поправил на плече винтовку, побрел вдоль кораблей. Поднял голову, прислушиваясь – за городом вновь начали падать снаряды.

Выстрела «мосинки» с глушителем Женька практически не слышал, – вроде как отзвук далекой стрельбы. Громче лязгнул приклад винтовки – часовой осел на пирс. Метнулась к нему смутная фигура. Женька, вскакивая, успел подумать, что в маскхалате начальница выглядит смешно – вроде поменьше ростом стала, этакий медвежонок. Довольно женственный. Вон как бедра играют…

Женька пролетел полсотни метров, подхватил часового под вторую руку. Начальница уже волокла тело по сходням. Шепотом возмутилась:

– Да чем же их откармливают? Мамалыга такая питательная?

Труп уложили за рубкой. Старшина Миша-Махсун, попутно подхвативший простреленную шапку румына, присел рядом, повел стволом автомата:

– Тихо вроде?

– А ты думал, – Толкунов с длинной винтовкой взлетел на борт последним, спрятался в тени надстройки. – Проверяем, не задерживаемся…

Женька выпутался из лямок вещмешка, скользнул за начальницей в узкий люк. Лейтенант со своей «пищалью» исчез в рубке. Взрывник Миша остался наверху присматривать за обстановкой.

Внутри было темно. Женька изо всех сил старался не оступиться. Металлический пол предательски вздрагивал под ногами. Вдруг впереди скрипнула дверь, возникла и расширилась полоса желтого света. Начальница с мутно-пятнистой тенью метнулась навстречу, сверкнуло лезвие финки. Кто-то придушенно ахнул. Женька ввалился в кубрик, – воняло здесь прилично. Лежал на полу человек в теплой фуфайке, Катрин выпускала из объятий другого, – тот еще булькал, выплевывая на подбородок кровь. Третий моряк, придавленный ногой сержантши, сжался под одеялом, в ужасе выкатил глаза.

Катрин злобно кивнула – спроси!

– Was für ein Schiff ist das? Antworte?!^[12] – рыкнул Женька, вдавливая ствол пистолета в лоб лежащему на койке.

– «Shiu», Herr Offizier. Ich bin nicht schuld ^[13]… – с ужасным акцентом пробормотал матрос, на его выпуклом, с залысинами, лбу выступили капли пота.

Женька машинально вытер ствол о шаровары и ударил лежащего рукоятью пистолета по темени.

– Что за херня, Евгений? – спокойно поинтересовалась начальница.

– Нормально. Мы на «Жиу».

– Это я поняла. Кто так бьет? Это даже не смешно.

– Так я оглушить. Отключился же…

– Это он от удивления. Ты, Жень, или мне дай работать, или свой гуманизм целиком и полностью потрудись на Базе в сейфе оставить. Кому нужна человечность хромающая, криворукая?