Глава 1

Дышать было больно. Влажный густой и теплый воздух распирал легкие изнутри, переполнял грудь, словно туго надутый целлофановый пакет.

– У меня сейчас внутри все лопнет, – простонала Даша.

– Пройдет. Это избыток кислорода. Или озона. Не помню, – пробормотала Маша.

Сестры сидели на скользком голом бугорке. Вокруг простиралась сумрачная мокрая степь. В сгущающейся темноте еще можно было рассмотреть бесконечные ложбины, чередующиеся с островками колючего кустарника и горбами лысой рыжей земли.

– Маш, мы и вправду умерли? – пробормотала Даша. – Почему здесь так сыро?

– Отстань. Откуда я знаю? – прошипела сестра, поглаживая обожженные пальцы. Ожог Мари получила в первый же миг пребывания в этом мокром чистилище. Кольца раскалились на руке, и бедная Машка, задыхаясь, плача и ругаясь, скакала по берегу узкого ручья, срывая украшения и швыряя их в воду.

– Маш, ты бы пописала на пальцы. Моча от ожогов вроде помогает, – безнадежно прошептала Даша.

– Отстань, говорю. Только мочиться на себя и осталось. И так уже… Раз ты такой скаут-экстремал, скажи, куда нам идти?

– Зачем нам идти? Мы же умерли, – тупо удивилась Даша.

– Я сказала – заткнись! – повысила голос сестра. – Умерли мы или нет – сидеть здесь не станем. Страшного суда, может, еще тысячу лет ждать, так что, все время в грязи торчать? Куда идти, я спрашиваю?

– Если заблудились, нужно ждать на месте. Или определиться, где север, и…

– Дашка, я тебя сейчас отлуплю, – отчетливо сказала сестра.

– Ты же меня с пяти лет пальцем не тронула, – прошептала Даша.

– Верно. Но сейчас все изменилось. Не до цивилизованного гуманизма. Говори, куда идти. Не зря же ты в своем дурацком туристическом клубе занималась.

– Я всего полгода туда ходила. Мари, это же просто смешно – в преисподней о туризме вспоминать.

Даша получила подзатыльник, дернула головой, едва не прикусив язык.

– Думать я буду, по-нят-но? – с нажимом заверила Мари. – Твое дело слушаться. Молчи и отвечай на вопросы.

Даше стало неожиданно обидно. Даже если после смерти, так что? Младшая же ни в чем не виновата. Почему? Дикая мокрая степь. Сумасшедшая террористка. За что? Может быть, это все только бред? Она сейчас лежит в палате реанимации, вся обожженная, вся в трубках аппарата искусственного дыхания. А степь – бред. Состояние помраченного сознания. Бывает же что-то подобное?

– Я сказала – думай, куда идти! – прошипела Мари.

От нового подзатыльника Даша пригнула голову ниже к коленям. Из глаз потекли слезы. За что?! В чем виновата?!

Машка ругалась сквозь зубы – после подзатыльников у нее здорово болели обожженные пальцы. У Даши и у самой жгло запястье – след от раскалившихся часов и металлического браслета останется надолго. Наверное, после смерти все «надолго»? Хотя могло быть и хуже, могло и руку пережечь. Как только кисть не отвалилась? Стрелки на циферблате сплавились в какого-то жутковатого паучка. Теперь испорченным «Тисот» вечно блестеть в воде ручья.

Даша крепче вцепилась в собственные спутанные волосы. Действительно, нужно идти куда-нибудь. Или с ума сойдешь. Может умершая душа сойти с ума? Если ожоги так болят, то почему с рассудком все нормально должно быть? Называют же сумасшедших «душевнобольными»?

– Маш, нам, наверное, по течению ручья идти нужно. Течение к людям должно вывести.

– Это точно? – подозрительно спросила сестра. – А если мы в какое-нибудь болото упремся?

– Может, и в болото. Только учили нас идти по течению. Река или ручей должны, по идее, обязательно к поселению вывести.

– Хорошо, – Маша решительно поднялась. – Когда совсем стемнеет, залезем на какой-нибудь холм. Оттуда наверняка огни увидим. Давай, шевели конечностями. Не ночевать же здесь.

Точеные каблучки босоножек вязли в набухшей водой земле, но Маша двигалась уверенно. Даша тащилась за сестрой, вытирая глаза и стараясь не съехать в ручей. Ноги, обутые в летние шлепанцы на тонкой подошве, предательски липли к земле.

Почему все так получилось? Ведь тебе еще и пятнадцати не исполнилось. Почему именно тебя смерть вдруг обожгла, швырнула в хляби эти грязные? Что теперь с родителями будет?

– Перестань слезы лить, – не оборачиваясь, сказала Маша. – Смысла нет. Никто тебя сейчас не пожалеет и к доброму дяде-психологу не отправит. Выберемся, вот тогда оттопыришься по полной.

– Маш, как же мы выберемся? Ведь мы умерли. У нас под самым носом эта бомба взорвалась. У мертвых какие психологи?

– Насчет последнего ничего сказать не могу. Только у мертвецов вряд ли ожоги так зверски болят. Да и кислородное отравление у покойников тоже маловероятно. Что-то здесь не то. Судя по тому, как я себя чувствую – мы скорее живые. Нас, наверное, забросило куда-то в момент взрыва. Я что-то такое в кино видела.

– Какое кино, Маш? Террористка эта тупая рядом стояла. Может, ты или я в коме лежим? И нам все это только кажется? Может, мы бредим?

– Какая разница, твою мать?! – выкрикнула Машка, оборачиваясь. – Иди и молчи. С закрытым ртом ты на умную чуть больше похожа. Умерли мы или не умерли, я в грязи сидеть не останусь.

– Не ори, – пробормотала Даша. – Я понимаю, ты сама психуешь.

– Понимаешь – так иди и молчи. – Сестра стащила с ног босоножки и зашлепала босиком.

Окончательно стемнело. Даша с трудом различала в двух шагах впереди светлое пятно платья сестры. Несколько раз Даша съезжала по скользкому откосу в ручей. Идти по теплой воде было легче, но в потоке попадались тяжелые камни. Девочка выбиралась на берег, старалась догнать сестру. Мари шагала не оборачиваясь.

Силы у Даши давно кончились, ноги подгибались. Наконец Мари сказала:

– Хватит. Не видно ни черта. Нужно передохнуть. Сейчас найдем местечко посуше.

Они сидели на вершине невысокого холмика. От земли шло ощутимое тепло, воздух плыл, влажный и тяжелый, как ватное одеяло. Сестер обступала беспросветная темнота.

– Правда, как в аду, – тихо прошептала Маша. – Уж дачных-то поселков здесь точно никто не строил. Смотри – ни единого фонаря.

– Здесь воздух не наш. Мы все-таки умерли.

Маша коротко засмеялась:

– Не говори глупостей. Можно подумать, ты знаешь, какой воздух в загробном мире.

Они помолчали. Потом Мари сказала:

– Давай попробуем поспать. Неизвестно, сколько еще идти.

Они лежали спина к спине, поджав ноги. Спина у сестры была теплая, даже чуть-чуть духами пахла, но Даша отчетливо поняла, что они никогда никуда не придут. Теперь будет смерть за смертью. От жары, от холода, от жажды и голода. Еще от чего-нибудь. Это кара господня. Они грешили и вот… Неужели так много нагрешили?

– Даш, ты на меня не обижайся, – прошептала Мари. – Я обязательно должна к людям выйти. И тебя вывести. Я не желаю в грязи подыхать. Хватит с нас этой террористки трахнутой. Домой вернемся, можешь меня отлупить как следует. Или в угол поставить.

Домой уже не вернуться. От пронзительного понимания этой истины из глаз Даши потекли слезы. Стараясь не всхлипнуть, она прошептала:

– Хорошо. Я обязательно тебе по шее настучу.

Проснулась Даша неожиданно. Спалось ужасно – лежать жестко и колко, влажный воздух стал заметно прохладнее и окутывал ноги липким саваном. Но вынырнула из глубокого сна девочка вовсе не из-за холода. Что-то крупное постукивало камнями и шуршало в ближайшей ложбинке. Сестра тоже резко подняла голову:

– Что это еще такое?

– Жи-животное, – пролепетала Даша. – Похоже, как змея чешуей шуршит…

– Спятила?! Таких больших змей не бывает.

– Может быть, в аду…

– Не болтай… – Мари задохнулась.

В низине ворочалось голубоватое свечение. Смутные кольца плоти. Светящиеся пятна. Живое.

– Бежим отсюда! – прошептала Мари.

Даша бежала за сестрой, оступаясь и спотыкаясь. От ужаса голова совсем опустела. Впереди легкой босоногой тенью неслась Машка. Взмахивала рукой с туфлями, успевала обернуться и глянуть на голубую тень, успевшую заползти на холмик, где ночевали покойницы.

– Давай быстрее!

Даша несколько раз падала. Сбитые колени саднило, расцарапанный локоть сочился кровью. Легкие разрывались, в боку невыносимо болело.

– Я больше не могу!

– Отдохнем, – согласилась задыхающаяся Мари. – Этой херни уже не видно. Да успокойся, успокойся…

Даша начала дышать спокойнее, одновременно из глаз неудержимо потекли слезы:

– Оно за нами приползало. Забрать…

Мари ударила сестру по губам:

– Заткнись! Никаких истерик. Кому ты нужна? Это, скорее всего, какой-то газ был. Свечение очень похожее.

– Врешь, – Даша вытерла дрожащей рукой рот. – Оно живое было. Не бей меня больше.

– А ты глупости не болтай. Если мозгов не хватает – тупо слушайся меня. Что ты как тряпка сопливая? На вот, – Мари вложила в руку сестры скользкий камень.

– Зачем? Кидать, что ли? Он и не почувствует. Маш, он… оно величиной с машину.

– А ты что предлагаешь? Приласкать его орально? Я бы попробовала, да, судя по всему, оно бесполое. Или двуполое. Черт его знает, я в голубых червях-клубках ничего не понимаю. Сиди здесь, охраняй мою обувь и не смей трусить. Я на холмик поднимусь. Оглядеться нужно.

– Маш, я с тобой!

– Небо светлеет, – сказала Мари, оглядывая бесконечные бугры. – Или уже утро. Или тучи разошлись?

– Тучи расходятся, – нерешительно заметила Даша. – Вон – звезды появились, светятся.

Сестры долго сидели, разглядывая небо. Россыпи звезд сияли все ярче.

– Далека я от астрономии с географией, – наконец признала Мари. – Но кажется мне, что это совсем не наше небо. Что-то чересчур до х… здесь звезд.

– Не ругайся, – попросила Даша и всхлипнула. – Может, мы в Южном полушарии очутились?

– Точно – в Австралии. Сейчас кенгуру запрыгают. Как же ты, Дашка, сама себе врать любишь, а? Неужели легче становится?

Они шли по неровной степи. Даша разулась. Сначала пятки колола жесткая трава, потом ноги перестали чувствовать боль. Девочку качало от усталости. Сестра тоже устала, но упрямо шагала вперед. Найти потерянный во время паники ручей никак не удавалось.

Вдали, уже не в первый раз, кто-то жутко взвыл.

– Кенгуровидная собака, – пробурчала Маша. – Такие в Австралии вроде бы водятся. Жрать хочет. Как я.

– Там сумчатые водятся. И дикие собаки динго. А это большая… Маш, тебе что, совсем не страшно?

– Я уже уссалась и больше не хочу. Нечем. Умерла – не умерла, боюсь – не боюсь. В аду, в чистилище, в Австралии или в созвездии Раком – я хочу существовать. И можешь не сомневаться – жить буду до последнего дыхания. Прискачет твоя динго или динозавр – получит камнем в лоб. Начнет меня жрать – буду до последнего кусаться. Ты камень несешь?

– Несу, – Даша стискивала в руке шершавый кругляш. Как ни странно, от ощущения тяжести в руке становилось немного легче.

– Ну и молодец, – сестра вздохнула. – Может, взглянешь на телефон? Вдруг ожил?

Даша вытащила из кармана на юбке свою «раскладушку». Открывается со скрипом, экран темный, даже вынуть аккумулятор никак не получается. Совсем умер телефончик.

– По-моему, он сломался, – сказала девочка. – А еще, Маш, у меня, кажется, карман отрывается.

– Ты осторожнее. Не потеряй. Телефон да твой плеер дурацкий – все, что у нас осталось. Вот сука эта террористка! Наверное, мою сумку вообще в клочья разнесло. И как я ее из рук выпустила? Черт! Вернемся домой – выйду замуж за генерала из ФСБ. Буду вдохновлять на неустанную борьбу с террористами и прочими незаконными формированиями. Они у нас, тупорылые шахиды, попрыгают.

Даша засмеялась и зашмыгала носом.

– Ты что это? – встревоженно спросила Мари. – Простудилась в такую теплынь? Хлюпаешь на всю степь. Высморкайся немедленно!

– Как? В подол? У меня платка нет.

– В подол не нужно. Мы и так на бомжих похожи. Сморкайся рукой, как футболисты…

Даша честно пыталась, но в основном размазывала сопли. Звуки получались противные.

– Подожди-ка икать, – зашипела Мари. – Это, случайно, не дорога там впереди?

Теперь девушки брели по относительно ровной поверхности.

– Странная дорога, если это вообще дорога, – заметила старшая сестра. – А это что за фигня?

– Это навоз, Маш. От лошадок, – устало сказала Даша. – Здесь, наверное, на телегах ездят.

– Ясно. Значит, сельская дорога? Это хорошо. Деревенские, они обычно не сильно развитые. Значит, выживем мы с тобою.

– Они грубые. Они нас… Куда мы с тобой попали? – Даша почувствовала, как по щекам снова потекли слезы.

– Сейчас по затылку получишь, – предупредила Мари. – Не знаю, куда мы с тобой выйдем, но уж точно не на асфальтированную Рублевку. Держись. Деревенские ей не нравятся, аристократка гламурная. На себя посмотри – одни слезы да сопли. Нет, брезговать мы не будем. Попадется пастух или тракторист – будешь ему улыбаться да просить растолковать, куда нас, дур подорванных, занесло.

Рассвело быстро. Девушки, наконец, набрели на ручей – тек теперь вдоль дороги. Жутко хотелось пить, но Мари заставила процедить воду сквозь ткань. Выжимая из подола прохладные капли, Даша никак не могла напиться.

– Слушай, – озабоченно сказала Мари, – у тебя трусы – дырка на дырке. И платье не лучше. Нам вообще-то и к деревне стыдно выходить. За шалаву тебя примут.

– У тебя платье тоже отвратительно выглядит, – заметила Даша, – ткань как марля просвечивает.

– Вот б… – Сестра посмотрела ткань на просвет. – И здесь не везет. Ведь совсем новое платье было. Вставай и пойдем.

Даша едва волокла ноги. Смотреть по сторонам сил не оставалось. Выпитая натощак вода беспокоила желудок. Хотелось лечь и не шевелиться.

– Эй, сестричка, смотри – кажется, река впереди. И там лес правее. Широченная река, прямо Волга. Или Миссисипи. Сейчас туман разойдется…

– Маш, я сейчас умру, – прошептала Даша.

– Не преувеличивай, – Мари засмеялась. – Мы уже покойницы. Ты сама говорила. Давай-ка, вперед шагай. Наверняка к людям скоро выберемся.

Сестры вышли на перекресток. Ярко светило едва поднявшееся над горизонтом солнце. Щелкали и щебетали, перепархивая по голым буграм вдоль дороги, птицы. Даша тоскливо шмыгала носом.

– Ты в себя приходи, – потребовала сестра. – Впереди спуск, выйдем к реке. Как ты в таком виде людям покажешься? Бродяжка одуревшая.

Даша не хотела к людям. Лучше просто лечь и заснуть. На этот раз навсегда. Хватит жизни. Уже совсем-совсем хватит. Вот только желудок… И на этот раз умереть спокойно не получится.

– Маш, мне нужно отойти, – Даша сошла с дороги.

– Нашла время, – рассердилась сестра, но пошла следом.

Даше хотелось ее отослать, и так стыдно, но тут по дороге застучали копыта и заскрипели колеса. Даша ахнула. Сестра поспешно присела рядом.

– Голову пригни!

Лошадь фыркала уже рядом. За скрипом колес девушки расслышали обрывок разговора:

– …с первыми лучами солнца. Как же! Разве с тобою-то вовремя соберешься? – занудно упрекала молодая женщина.

– Чего рисковать? – оправдывался мужской голос. – Все равно к первому парому успеем. А раньше выезжать опасно. Вон, опять в нашей округе йиена объявился.

– Вечно у тебя отговорок полно…

Мимо промелькнула повозка, запряженная красивым гнедым мерином. Скрипели грубоватые, сколоченные из досок колеса. Даша успела разглядеть черноволосую молодую женщину в просторном одеянии и ее плохо выбритого спутника, бодро помахивающего вожжами. На повозке громоздились туго набитые мешки.

– Ничего себе! – прошептала Мари. – Ты видела?!

– Что они бедные? Да, и телега у них самодельная. На рынок торопятся.

Мари смотрела на сестру широко распахнутыми голубыми глазами. С сочувствием смотрела, как на тяжело больную. Наконец сказала:

– Дарья, ты совершенно с ума сошла? Они же на каком-то странном английском разговаривали.

– Почему странном? – пробормотала Даша. – Акцент какой-то необычный, и все. А так все понятно.

Сестра глянула ей в глаза и сухо сказала:

– Пойдем, слабоумная. Слышала, здесь какой-то йона бродит.

Они подошли к пологому спуску к реке и остановились. Ярко блестела просторная гладь воды. Справа, вдоль ближнего берега, раскинулась зеленая роща. К небу тянулся дымок костра. Сбегающая вниз дорога упиралась в дощатый причал. Рядом стояли две повозки. Сидела группка людей. А на противоположном берегу раскинулся большой город.

Причалы, заставленные десятками кораблей и барок. Целый лес мачт и снастей. Крошечные фигурки, снующие с поклажей по сходням. Стрелы лебедок, поднимающие тюки и бочки. Низкие строения – склады, амбары, зернохранилища, высокие штабеля бревен и бочек сплошным лабиринтом тянулись до самых городских стен. Невысокие, но мощные башни и зубцы крепостных стен. Ворота – одни, вторые, третьи… За стенами крыши домов. Справа, уже внутри городских стен, видны стены повыше – стройные высокие башни с бойницами – замок. Вяло колышутся узкие яркие знамена.

Мари присела на корточки, потерла ладонями лицо:

– Так я и знала. Чувствовала. Просто отвратительно здесь чисто. Что для ХХI века, что для ада. Мусора вообще нет. Влипли мы с тобой, сестренка. В историю. В первобытную.

– Не может этого быть, – вяло запротестовала Даша. – Это музей какой-то. Туристический центр. Они здесь все сохранили нетронутым. Как в Праге…

Мари взметнулась на ноги, оскалившись, хлестнула сестрицу по щеке:

– Хватит чушь пороть! И без тебя гнусно! Не знаю, что с нами такое случилось и можно ли выбраться из этого твоего «музея», но уж надышаться здешнего дерьма нам придется досыта. Так что заткнись, если ничего путного сказать не можешь. Мне и за тебя, идиотку, думать придется…